Она была симпатичная. Даже хорошенькая. И она была совершенно незнакомая – Влад не видел ее никогда в жизни. Ни в школе, ни в парке, ни на танцплощадке, ни в магазине – нигде…
Агрессивная музыка сменилась лирической. Танцоры вокруг перестали прыгать, переобнялись попарно и безвольно повисли друг на друге, плавно покачиваясь, будто медузы в глубине моря.
Девчонка помедлила – и положила руки Владу на плечи.
– Тебя как зовут? – спросил он.
– Иза.
– Какое кра…
Он запнулся, понимая, что говорит банальность. Что всякий, желающий с ней познакомиться, начинает именно с этого.
Она смотрела насмешливо. Ждала продолжения.
– А меня Влад, – сказал он. – Между прочим, чемпион района по шахматам.
– Да? – она удивилась. – А ты из какой школы?
– Из сто тридцать третьей.
– А я из шестьдесят пятой…
Ее каблуки опасно вонзались в пол рядом с ботинками Влада.
– Ты часто на танцы ходишь? – спросил он, стараясь держаться подальше.
– В первый раз пришла, – призналась она почему-то с обидой. – Ну и не нравится мне тут, все дураки… Мозгов нет, так ногами дрыгать…
– Ну почему же сразу нет, – примирительно сказал Влад. – Мозгов, в смысле.
– Я домой пойду, – сказала Иза, и, будто услышав ее, медленный танец закончился.
– Я провожу тебя? – предложил Влад.
– Зачем?
– А если нападет кто-то?
– А ты защитишь? – она фыркнула.
– Я же чемпион по шахматам, – сказал он укоризненно.
– Что, доской по башке?
– Мозгами, – он постучал пальцем по лбу. – Впрочем, если не хочешь, могу не провожать…
Ей было пятнадцать лет, она была круглая отличница, ее репортажи очень ценились (по ее словам) на конкурсах юных журналистов. Желая острых ощущений, она оторвалась от книг и заявилась на танцплощадку (мне там ничего не интересно, но журналист, он же всюду должен побывать?), в результате возвращалась домой в полнейшем разочаровании, а тут еще путается под ногами этот малолетний ухажер…
Последнюю фразу она не произносила вслух – но иногда бросала на Влада взгляды, исполненные царственного недоумения. Почему рядом с ней оказался этот мальчишка, а не Завидный Ухажер в кожаной куртке?
Она жила в двух автобусных остановках от парка. Влад проводил ее до железной калитки, на которой черный кованый дракон держал в зубах табличку с номером «восемнадцать».
– Жаль, – сказал Влад, прощаясь.
Она поколебалась – и снизошла все-таки до вопроса:
– Чего жаль?
– Жаль, что на нас не напали, уж я бы надавал им по зубам…
Она не выдержала – и улыбнулась. В глазах ее чуть ли не впервые промелькнуло подобие интереса:
– А ты занятный парень… Хвастун.
Они стали встречаться. Чинно-благородно, за шахматной доской, как примерные воспитанные детки.
Влад приходил к Изе с шахматнами под мышкой – а родителей ее обычно не бывало дома, – и терпеливо ждал, пока она покончит с уроками (Иза щеголяла перед ним новыми темами – «это вы еще не проходили», и задачами – «а это тебе никогда не решить»). Потом они пили чай с неизменными бубликами и садились играть.
Иза была далеко не дура, и кое-чему Влад успел ее научить; впрочем, шахматы скоро надоедали ей, и на смену приходила колода карт, такая старая, что, казалось, ее долго хранили в рыбьем жире. В картах Иза не знала себе равных; обыграв Влада несколько раз подряд и подкормив тем самым свое вечно голодное самолюбие, она либо выставляла его за дверь («ну уходи, скоро родители вернутся») либо, в порядке большой милости, соглашалась пройтись по скверику.
В этот час в скверике было темно. Влад прекрасно понимал, что в светлое время суток Иза никуда с ним не пойдет – а вдруг девчонки увидят?!
Иза была все-таки очень неопытна, несмотря на апломб, и недооценивала зоркость девчонок. Однажды вечером так и случилось – под одиноким фонарем, бодро желтевшим на краю скверика, сошлись Иза, шагающая бок о бок с Владом, и три девицы «в поисках приключений».
Девицы ничего не сказали. Девицы принялись перемигиваться, надувать щеки, хихикать и шептать друг другу на ухо; даже Влада проняло в какое-то мгновение: ну что он, карлик? Калека? Оборванец? Что странного в том, что Иза гуляет по скверу с парнем, который на год ее младше? Даже если он невысок ростом? Даже если на нем не кожаная куртка, а обыкновенный школьный костюм?
Девицы продолжали шептать и хихикать, подобно маленькому шумовому оркестру; они не умели иначе. Да будь Влад хоть великаном в мотоциклетном шлеме, они все равно нашли бы, к чему придраться, и фыркали бы, и перемигивались с особым остервенением; возможно, они просто завидовали.
Когда девчонки остались далеко за поворотом дорожки, Влад открыл рот, чтобы сообщить об этом Изе. Не дожидаясь его комментариев, Иза молча развернулась и ушла в темноту.
– Эй, ты чего?!
Нет ответа.
В тот же вечер он позвонил ей. Он хотел объяснить взрослой, но глупой девочке, как неразумно мучить себя, обращая внимание на выходки малолетних стерв.
– Сиди дома, сопляк, – сказала Иза дрожащим от злости голосом, – оставь меня в покое… и навсегда забудь этот телефон, понял?!
Была весна.
С того самого дня, как начал таять снег, Влада не покидали не мысли даже – ощущения о будущем. Теперь снег сошел весь, почки напряглись, из-под хлама и мусора повсюду лезла неукротимая зелень, и Влад пошире раскрывал форточку, чтобы впустить в квартиру как можно больше весеннего запаха.
Он знал, что не останется в городке навечно. Что, едва закончив школу, уедет – возможно, далеко, а возможно, и не очень. Дело не в расстоянии, вернее, не в том расстоянии, которое можно отмахать по железной дороге; дело во внутренней дистанции, которую предстоит еще одолеть. Когда он вернется – а он вернется! – у его бывших однокашников будет повод для суеты…
А Иза – та вообще будет горько-горько плакать. Тайком ото всех. Потому что Завидный Ухажер в кожаной куртке к тому времени сопьется, и… Почему девчонки такие дуры? Даже те, кто учится на «отлично»? А может быть, отличницы – дуры в особенности?
Он не выдержал и поделился обидой с Димкой. Тот долго молчал, потирая кончик носа, а потом рассказал в ответ свою собственную историю, приключившуюся этим летом в лагере; Влад испытал молчаливый приступ благодарности к другу, ответившему откровенностью на откровенность. То, что Димка выдумал добрую половину душещипательных подробностей, значения не имело.
Может быть, устроить клуб ненавистников девчонок, предложил Димка, и Влад задумался. Ты знаешь, сказал он наконец, это как-то несолидно. Когда мне было лет одиннадцать, я действительно терпеть их не мог… А теперь я их жалею. Это же надо – так переживать из-за каких-то трех хихикающих дур!
А ты вообрази, сказал Димка, что ты идешь со своей Изой, а у нее, к примеру, одна нога короче другой… Идешь, а тут стоят Кукушка с Клоуном и хихикают… Что бы ты подумал?
У меня, по-твоему, одна нога короче другой, возмутился Влад. Нет, сказал Димка, это я так, для примера…
Ночью Владу приснилась Иза – во сне он все порывался измерить, одинаковой ли длины ее ноги. Ноги были очень длинные, портновской ленты-сантиметра не хватало, Влад начинал с пятки и мерил, поднимаясь все выше и выше, но Иза выскальзывала, будто намазанная мылом, и кричала, чтобы он забыл номер телефона…
Спустя три дня после инцидента в скверике мама сказала:
– Кто-то звонил и молчал в трубку. Может быть, это тебе?
Влад пожал плечами. Была вялая мысль, что, может быть, это Марфа Чисторой решила таким образом напомнить о своем существовании…
Спустя еще два дня, вечером, когда Влад совсем уж собирался в постель и дочитывал последнюю страничку на сон грядущий, телефон зазвонил снова.
Влад не любил поздних звонков.
– Привет, – тихо сказала Иза.
Влад не поверил своему уху, левому, к которому была прижата трубка.