– И, конечно, с победой выйдет тот, кто сильнее.
Определенно насмешничает!
– Разве не этим все и кончается? – ему не удалось обуздать гнев.
– Стоит ли одной из дочерей Джессера напоминать выходцу с Тлейлакса о том, что хитрость тоже вид оружия? Разве не вы так широко практиковали обман? Выказывали поддельную слабость, чтобы сбить своего врага и заманить его в ловушку? Можно создать и слабые места.
Конечно! Она же знает об зонах жульничества Тлейлаксу, создававших имидж ни к чему непригодных идиотов.
– Так как вы собираетесь поступить с нашими противниками?
– Мы намерены покарать их, Скитейл.
Какая непримиримая настойчивость!
То новое, что он узнавал о Бене Джессерит, наполняло его недобрыми предчувствиями.
Одрейд, взяв его как-то холодным зимним утром с собой на прогулку вне корабля (мрачный Проктор лишь на шаг позади них), остановилась посмотреть на выходящую из центрального здания небольшую процессию. Пять женщин Бене Джесерит, две из них послушницы в робах с белым подбором, но остальные трое в сером, что ни о чем ему не говорило. Они вкатили тележку в один из фруктовых садов. Резкий ветер дул теперь им в спину. С темных ветвей сорвалось несколько старых листьев. На тележке лежал длинный тюк. Тело? По очертанию похоже.
В ответ на его вопрос Одрейд угостила его пространным рассказом о практике погребений в Бене Джессерит.
Если предстояло закопать тело, делалось это быстро и буднично, как случилось ему наблюдать сейчас. Ни у одной Преподобной Матери не было ни некролога, ни поглощающих время ритуалов. Разве не живет ее память в других Сестрах?
Он начал было спорить, что одно не заменяет другого, но она оборвала его.
– Учитывая феномен смерти, все привязанности в жизни преходящи! Мы вбираем это в Иную Память. Вы же тоже делали нечто подобное, Скитейл. А теперь в свой мешок фокусов мы только добавляем некоторые из ваших способностей. О, да! Именно так мы и относимся к подобного рода знанию. Оно лишь модифицирует методы.
– Непочтительная практика!
– В этом нет ничего непочтительного. В земле, куда они уходят, они, по крайней мере, могут стать удобрением, – и она продолжала описывать сцену, не давая ему ни малейшего шанса протестовать.
То, что он сейчас наблюдает, говорила Одрейд, обычная рутина. Большой механический бур вкатывается во фруктовый сад, где он вырывает в земле подходящую яму. Тело, обернутое в эту дешевую материю, закапывается в землю вертикально, а над ним высаживается плодовое дерево. Сады разбиты в виде сот, а кенотафий на углу указывает на расположение погребении. Обернувшись в ту сторону, в которую она указывала, он увидел кенотафий – зеленый прямоугольник около трех метров высотой.
– Я думаю, это тело будет закопано приблизительно у С-21, – сказала Одрейд, наблюдая за движением бура, в то время как погребальная команда ждала, опершись о тележку. – Оно станет удобрять яблоню!
Как возмутительно она этому счастлива!
Пока они смотрели, как выходит из земли бур и переворачивается тележка, тело, с которой съезжает в яму, Одрейд начала тихонько петь.
Скитейл был удивлен:
– Вы говорили, Бене Джессерит избегает музыки.
– Просто старая песенка.
Дочери Джессера оставались загадкой, и более чем когда либо он видел слабость „типичного“. Как можно заключить сделку с людьми, чьи методы, чей образ мыслей не следуют приемлемым путем? Можно думать, что понимаешь их, а они вдруг свернут в другую сторону. Они нетипичны! Попытки понять их подрывали его чувство порядка. Он был почти уверен, что за все время торговли с ними не получил ничего реального. Еще кроха свободы, которая на самом деле лишь иллюзия свободы. Из того, что ему так было необходимо, он на самом деле не получил от этой ведьмы с холодным лицом ничего! Танталовыми муками было из того, что он знал о Бене Джессерит, по кусочкам сложить что-нибудь основательное. Скажем, например, их заявление о том, что они обходятся без бюрократической системы и отчетности. Конечно, если исключить Архивы Беллонды, и то каждый раз, когда он упоминал о них, Одрейд в ужасе восклицала: „Сохрани нас небо!“ или что-нибудь подобное.
Теперь он поинтересовался, как они поддерживают порядок без чиновников и отчетности. Это глубоко его озадачивало.
– Если что-то необходимо сделать, мы это делаем.
Похоронить одну из Сестер? – она указала на сцену во фруктовом саду, где в дело пошли лопаты и в могилу летела земля. – Вот так это и делается, и всегда есть некто, кто несет за это ответственность. И все знают кто.
– Кто… кто заботится об этом… ужасном?..
– Это не ужасно! Это часть нашего образования.
Надзирают обычно провинившиеся Сестры. Работу исполняют алколиты.
– А они… я имел в виду, им это не отвратительно?
Провинившиеся Сестры, вы сказали. И алколиты. Похоже на то, что это скорее наказание, чем…
– Наказание! Ну полноте, Скитейл. Или у вас только одна песня? – она вновь указала на погребальную команду. По истечении ученичества все наши люди с готовностью принимают свою работу.
– Но никаких… э, бюрократических…
– Мы не глупы!
И вновь он не понял, впрочем, заметив его безмолвное удивление, она все же ответила.
– Уверена, вам известно, что придя к власти, бюрократы превращаются в ненасытных аристократов от власти.
Ему сложно было уловить взаимосвязь. К чему она ведет?
Так как он по-прежнему молчал, Одрейд продолжала:
– У Чтимых Матер наблюдаются все признаки бюрократии. Министры того. Великие Чтимые Матер этого, могущественная верхушка и множество функционеров внизу. Они уже полны отроческого голода. Как прожорливые хищники, они никогда не задумываются над тем, что сами истребляют свою добычу. Тесная взаимосвязь: сократи численность тех, кем питаешься, и обвалится твоя система.
Ему сложно было поверить в то, что ведьмы и в самом деле так воспринимают Чтимых Матер, – он так и сказал:
– Если вы выживете, Скитейл, увидите, как мои слова станут реальностью. Эти женщины в ярости кричат о величии, не задумываясь над необходимостью экономить. Все новые усилия, чтобы вытянуть из своих жертв все возможное. Захватывайте их все больше и больше! Давите на них! А это означает лишь скорейшее истребление. Айдахо говорит, они уже и так находятся на стадии отката.
