Не опасная ли для нас привычка предпочитать знакомое окружение?
Одрейд вывела их из транспортера у Пьяного Тупика, подумав, что юмор Бене Джессерит наиболее отчетливо проявляется в забавных названиях. Озорство в названиях улиц. Пьяный Тупик – это название возникло в результате того, что фундамент одного из зданий слегка осел, придав всей конструкции комичный вид „как бы навеселе“. Один из солдатов вдруг нарушил строй.
Как Великая Мать. Только они пока еще этого не знают.
Когда они подошли к Аллее Башен, резко зазвенел сигнал связи.
– Великая Мать? – это была Стегги.
Не останавливаясь, Одрейд послала в ответ, что она на связи.
– Вы просили доклад по самочувствию Мурбеллы. Доктор Сук говорит, что она готова для назначенного класса.
– Так назначь ее.
Они продолжали шагать по Аллее Башен, по обеим сторонам которой выстроились одноэтажные постройки.
Одрейд позволила себе окинуть взглядом здания, над одним из них по правой стороне возводили второй и третий этажи. Может быть, переулок действительно станет когда-нибудь Аллеей Башен, и шутка (какая сейчас заключалась в его названии) будет забыта.
Не раз говорилось о том, что присвоение имен улицам все равно делается лишь ради удобства, а потому, почему бы не рискнуть вторгнуться в достаточно деликатную для Общины область.
Одрейд внезапно остановилась посреди заполненной прохожими пешеходной дорожки и обернулась к своим спутницам.
– Что бы вы сказали, если бы я предложила называть улицы и площади именами ушедших Сестер?
– Голова у тебя сегодня забита форменной чушью! – обвинила в ответ Белл.
– Они не ушли, – сказала Тамейлан.
Одрейд возобновила быстрый шаг. Чего-то подобного она и ожидала. Мысли Белл были почти слышимы, как если бы она говорила вслух: „Ушедшие“ вместе с нами, в наших Иных Воспоминаниях!
Одрейд не хотелось спорить здесь на виду у всех, но она осталась при мнении, что в ее идее есть определенный смысл. Некоторые Сестры умерли без Разделения. Основные Линии Памяти дублировались, но терялись ниточки и их уничтоженный носитель. Именно так ушла из жизни Шангу из Обители на Гамму, была убита внезапно напавшими Чтимыми Матре. Осталось немало воспоминаний, несущих в себе ценные ее качества… и проблемы. Нельзя сказать, что может научить большему, ее успехи или ее ошибки.
Ускорив шаг, Беллонда поравнялась с Одрейд на относительно пустой дорожке:
– Я должна вновь вернуться к Айдахо. Ментат, да, но все эти многочисленные воспоминания. Крайне опасно!
Они как раз проходили мимо морга, и резкий запах антисептиков чувствовался даже на улице. Высокая узкая дверь была открыта настежь.
– Кто умер? – спросила Одрейд, не обращая внимания на озабоченность Беллонды.
– Проктор из Секции Четыре и человек из обслуги садов, – ответила Тамейлан. Тамейлан всегда знала.
– Ты перестанешь уклоняться от разговора? – Беллонда была в ярости оттого, что ее игнорируют, и не собиралась этого скрывать.
– А о чем мы? – очень мягко спросила Одрейд.
Они вышли на южную террасу и остановились у каменного парапета, откуда открывался чудесный вид на сады и виноградники. Яркость утренних красок притупляла пыльная дымка, совсем не похожая на туман, создаваемый влажностью.
– Ты знаешь о чем! – не сдавалась Белл.
Прижимаясь к камню, Одрейд вглядывалась в далекие деревья. От камней исходил холод. Странный цвет у этого тумана, подумала Одрейд. Солнечный свет, проходя сквозь пыль, преломлялся иным спектром отражения. Надуваемые пыль и песок, как вода, заползают в каждую щелочку, но выдают их кашель и чиханье прохожих и механизмов. То же и с настойчивостью Белл. Никакой смазки.
– Это пустынный свет, – сказала вслух Одрейд.
– Перестань избегать меня, – вновь Белл о своем.
Одрейд решил не отвечать. Пыльный свет нечто классическое, но не настолько успокаивающее, как старые живописцы с их туманными утрами.
Рядом с Одрейд встала Тамейлан.
– Красиво, лишь ему присущей красотой, – ее отстраненный тон говорил о том, что ее сравнения с тем, из Иных Воспоминаний, совпали с мыслями Одрейд.
Если это то, как тебя научили смотреть на красоту. Но что-то в глубине памяти Одрейд говорило, что это не та красота, по которой она тоскует.
В тенистых низинах под ними, там, где когда-то буйно зеленела листва, теперь царили сушь и ощущение выпотрошенной земли, что-то вроде того, как подготавливали своих умерших древние египтяне – высушены до последнего, сохраненные для своей Вечности. Пустыня, как палач, расщепляет грязь на нитроны, бальзамирует нашу прекрасную планету, скрывая все ее чудеса.
Беллонда стояла у них за спиной, что-то бормоча себе под нос и покачивая головой, отказываясь смотреть на то, чем станет их планета.
Одрейд едва ли не передернуло от внезапного потока параллельного сознания. На нее нахлынули воспоминания: Ей казалось, что вот она обшаривает руины Сиетч Табра, находя в них забальзамированные тела охотников за спайсом, лежащие там, где их бросили убийцы.
Что сталось с Сиетч Табром? Единая сплавленная масса того, что когда-то было песком, и ни одной приметы, которая рассказала бы о славном прошлом далеких дней. Чтимые Матре… Убить можно не только человека, но и историю.
– Если ты не собираешься избавляться от Айдахо, то я вынуждена буду протестовать против его использования как ментата.
Ну и суетливая же женщина! Одрейд обратила внимание на то, что сегодня в Белл больше чем когда-либо проявляется возраст. Линзы для чтения на носу даже сейчас. Они увеличивали ее глаза, так что Белл становилась похожа на вытащенную из воды рыбу. Использование очков, вместо более тонких протезов, немало говорило о Беллонде. Она как бы щеголяла обратным тщеславием: „Смотрите, я выше устройств, в которых нуждаются подводящие меня чувства“.
– С чего это ты вдруг так на меня уставилась? – Великая Мать явно вывела Беллонду из себя.
Одрейд, внезапно захваченная осознанием слабости своего Совета, перевела взгляд на Тамейлан. Хрящи никогда не перестают расти, и это увеличило уши, нос и подбородок Там. Некоторые Преподобные Матери справлялись с их ростом посредством метаболизма или регулярно прибегали к пластическим операциям. Там отказывалась сгибаться перед подобным тщеславием: Вот она я. Принимайте такой, как есть или убирайтесь.
