Ее сумка и ноутбук остались в доме, да и камеру она бросила в мастерской. Экспонаты, мебель, грандиозный интерьер, каталог, пресс-релиз, неподписанный контракт, репортажи в новостях, немедленное повышение репутации ее фирмы, Леонард, так много сделавший для нее, столь добрый с ней… Все эти обстоятельства давили.
Она не могла просто так уйти. Кэтрин бежала от неприятностей всю свою жизнь, и эта гонка будет вечной, если сейчас она сдастся. Да и куда податься, если она сегодня уедет? Запереться в своей квартире, иногда выползая на оценку дряхлеющего жилого фонда с рассованным по углам фамильным серебром, неполными обеденными сервизами и изредка попадающимися картинами со скаковыми лошадями? По сравнению с сокровищницей Мэйсона все это просто убого и смешно. Можно ненадолго и забыть о своих проблемах.
Но все-таки Красный Дом был стар. Его история пестрила странностями, его жильцы являли собой неуравновешенных беженцев из прошлого. Элегантные тряпки на допотопных костях… Мало кто мог составить этим двоим адекватную компанию. Но она должна быть готова. Она повидала кишащие мышами особняки двух скупердяев-миллионеров — один был в Ладлоу, другой в Монмуте. Их хозяева не просто умерли, но мумифицировались в своих кроватях, усохли заживо в комнатках с заколоченными ставнями, загроможденных хламом настолько, что свет солнца десятки лет не касался их. Конечно же, наслушалась она и всяких страшилок о своем ремесле — о Тернерах, Констеблях и Бэконах, найденных на своих чердаках мертвыми. Ее это все не пугает, причуды — обычная составляющая ее работы. И если она сладит с Красным Домом, настанет ее звездный час. Больше не надо будет никуда и ни от кого бежать.
Стоит успокоиться. Пережить сегодняшний и, возможно, завтрашний день. Но она совершенно точно поедет домой этим вечером — очередного званого ужина (которому куда больше подошло бы определение «званый ужас») она не потерпит. Она вернется и извинится за то, что ее вывернуло в этаноловую ванну Мэйсона, а затем приедет завтра утром вместе с Леонардом и начнет фактическую опись. Никаких «примерок», никаких «смотров» — Эдит давно пора понять. Леонард должен быть тверд с ней. Кэтрин вернется, пробудет здесь так долго, как потребуется, но — только вместе с начальством.
Как же хочется пить! Где-то в деревне должен быть продуктовый магазин. А вообще неплохо было бы пообедать с бокалом белого вина в пабе, чтобы нервы немного улеглись. Посидеть, взять передышку от напряжения, что вселяли в нее зловещая тишина, лишь по ночам нарушаемая какими-то шорохами, и вонь смертоносных химических соединений.
До деревни было рукой подать — каких-то две мили, может, чуть больше. Кэтрин решила, что вполне сможет дойти туда пешком, по свежему воздуху. Заодно и освежится.
Глава 31
В деревне, как выяснилось, негде было даже глотком воды разжиться, не говоря уже о всяческих белых винах и накрытых обедах. Все было предельно заброшенным. Магбар-Вуд на поверку оказался всего-навсего двумя улочками старых, похожих на заброшенные домов с террасами, выстроившихся по обе стороны от узкой прогулочной дороги.
Кэтрин до этого раза четыре проезжала по главной улице, но никогда особо не обращала внимания на обстановку вокруг. Раньше она даже не замечала одинокий проулок, ведущий к маленькой церкви. Видя огромные запущенные поля вокруг, она боялась заблудиться, к тому же постоянно смотрела на телефон, ожидая, когда появится сигнал, а потому у нее просто не хватило сил разглядывать окрестности.
Кэтрин шла по улице, а из домов не доносилось ни звука. За главной улицей маячили одни только неухоженные луга и поля, подпертые где-то у самого горизонта холмами с черной порослью деревьев. Кэтрин будто бы угодила в двухмерную ловушку какого-то старого пейзажа на пасторальную тему, изображавшего вымерший городок.
Так, хватит.
Она развернулась и прошла между многоквартирными домиками, сделанными из мутно-красного кирпича. Шифер крыш был стерт, водостоки проржавели до дыр. Все окна, выходящие на улицу, были темными и пыльными. Может, конечно, во всем было повинно слепящее солнце в зените.
Первый магазин, на который упал взгляд Кэтрин, некогда был бутиком одежды. В окнах желтели целлофановые завесы, защищающие «предметы высокой уличной моды для мужчин, женщин, мальчиков и девочек», как гласили растяжки. Из-за занавесей витрины казались чем-то вроде стеклышек в дешевых солнечных очках, что раздают на детских праздниках. Кэтрин прижала лицо и руки к стеклу, но сразу отшатнулась. В глубине зала стояли какие-то одетые фигуры.
Они не двигались. Кэтрин облегченно вздохнула, почувствовав себя глупо. Манекены. Она снова подошла к окну и присмотрелась внимательнее. Старые манекены с нейлоновыми париками и раскрашенными пластиковыми лицами. Мужчина, одетый в нечто похожее на шорты и рубашку хаки, одинаковые носки подтянуты аж до колен. Женская фигура была обнажена. Внутри оказалось слишком тускло, было непонятно, во что одели мальчика и девочку, их то ли прислонили к пустым полкам, то ли они упали. Судя по позам, дети держались за руки. За манекенами все пространство магазина скрывала тьма.
Вышагивая вдоль улицы, Кэтрин набрела на еще один магазин — небольшой и точно так же закрытый. Вроде бы даже не такой уж и старый. Витрины были проложены искусственной травой, на подстилке валялись опустевшие белые лотки — когда-то, видимо, там лежало мясо. Полдюжины ленивых синих мух ползали внутри, видимо выказывая дань уважения старым привычкам.
Выцветшая наклейка на панорамном окне обещала СВЕЖИЙ ХЛЕБ — ЕЖЕДНЕВНО. Под ней были приклеены на стекло вырезки из местных газет, о которых Кэтрин никогда не слышала, и выцветшая на солнце реклама мороженого. Ну и ну! Это изображение она помнила еще по детским годам — мальчик и девочка на плакате сидели спиной к спине на фоне эскимо с ванилью размером с небоскреб. В помещении за окном свет ожидаемо не горел, но можно было углядеть вращающийся стенд с открытками, холодильник и у стены — стеллаж с консервами.
Отвернувшись, она собралась уже идти дальше — и вдруг замерла. Аккуратно присела у входной двери. Из-под нижней ее половины, лицом к изобилию стекольных наклеек, одиноко выглядывала пластиковая фигура маленького мальчика в шортах, с ногами, закованными в опорки. В руках у него был ящик для сбора пожертвований с узкой прорезью на крышке. Погода, от превратностей которой он ныне был защищен, стерла большую часть его лица вместе с названием благотворительной организации. Рядом с одной из ног в массивном коричневом ботинке примостился побитый дождем щенок спаниеля и взирал снизу вверх чересчур большими умоляющими глазами.
Подобных «сборщиков» она не видела с детства. Столько лет о них не думала — и вот, уже второй попался за каких-то несколько недель. Совпадение нагнало на Кэтрин легкую печаль, чуть подкрашенную тревогой. Само наличие здесь пластикового мальчика и запустение магазинов говорили о том, что в деревне жизнь прекратилась в восьмидесятые, если даже не раньше… И было в этом что-то очень неправильное. Даже отдаленный звук автомобиля вернул бы сейчас Кэтрин уверенность — она отчаянно нуждалась в каких-нибудь признаках жизни.
Перед одним из коттеджей она встала на цыпочки и посмотрела через одиночное окно, прорезанное прямо рядом с грязной входной дверью. Чистые занавески пожелтели, словно глазурь на старом рождественском торте. Разрыв в сетке над подоконником позволил ей прижаться носом к стеклу, и она прищурилась, разглядывая мрак.
Комната напоминала старинную фотографию, сделанную при плохом освещении, — загромождена тяжелой мебелью, с голыми стенами и высоким светлым потолком. Ни намека нa дверь в поле зрения — сама мысль о том, что может существовать такая комната, из которой выхода попросту нет, напрягла ее. А хуже этой идеи было только подспудное легкое ощущение, что там, в комнате, все-таки кто-то есть. Кто-то брошенный посреди беспорядка, замурованный, но все еще живой и ждущий. Кто-то, смотрящий на нее.