Потом они засыпают в счастливом изнеможении. За утренним кофе бросают друг на друга рассеянные взгляды. На радость родителям. Наконец-то у сына наладилась жизнь.

А я? Что остается мне?!

Какое-то невыносимое чувство (ревность? безысходность? тоска?) разрасталось в груди, как шаровая молния. Я схватила со стола коньяк. Хлебнула из бутылки. Внимание переключилось на физическую боль: коньяк обжег горло. Я сделала еще глоток.

Господи! Ну что я за дура?! Верю всему подряд… Или не дура. Просто хочу верить. Верить проще.

Но зачем он мне врал? Убеждал .в чем-то? Наверное, не хотел скандала… Коньяк потихоньку начинал действовать – соображала я уже с трудом. Не хотел скандала? Но я не скандалистка – это он знает точно.

В глубине квартиры заиграла «Мишель». Ну уж нет! Ищите дураков на поле чудес – я в этом не участвую. Я развалилась в кресле, из последних сил сдерживая желание помчаться к телефону.

…В последующие несколько дней я честно пыталась понять, что к чему. Иногда непереносимое чувство с новой силой подступало к горлу. Я хваталась за коньяк. Прикончила одну бутылку, побежала за другой. На полдороге заметила, что пеньюар торчит из-под шубы, как ночная рубашка… Да какая разница!

Итак, год назад Давид женился на Еве. Знал он ее мало, но она оказалась вполне симпатичной. И в общем подходящей для такого мероприятия: отнеслась ко всему легко, с юмором. Он же, наоборот, подошел к вопросу серьезно, даже расстался с московской любовницей. Видимо, ему захотелось нормальной семьи. Как у людей, говоря языком моей мамы.

Дальше появилась я. Не слишком молодая, с тремя детьми, учительница начальных классов. Вообще совершенно не престижная. Но, наверное, он правда влюбился в меня… Иначе, зачем я ему. Какая корысть?

Получилась полная гармония: счастливое настоящее и счастливое будущее. Настоящее – это я. Будущее – Ева. Пока она заканчивает университет, он будет жить со мной; когда она дорастет до семейной жизни в традиционном смысле слова, меня отправят в отставку.

Стоп, зачем вообще было менять шило на мыло? Одну домработницу на другую? И мои подмоченные коньяком мозги заходили в тупик.

Нет, все-таки я не была для него каким-то проходным, промежуточным вариантом, рассуждала я снова. Он искал меня. Я не хотела, не давала телефон… Правда, потом сопротивлялась недолго. Но все равно. Даже Анька отметила, что рядом со мной он стал другим человеком, преобразился… Ну и что ж! Всем известно: любовь – это одно, а брак, семья – другое. Особенно для мужчины. Но придет время, ему придется выбирать… Когда оно еще придет? Да очень скоро!

«Разве ты сама согласишься делить его с Евой?» – задавала я себе кардинальный вопрос.

«Никогда!» – И снова в ход шел коньяк.

Можно попробовать побороться за него. Например, сказать прямо: «Выбирай: или я, или Ева!»

А вдруг он скажет: «Ева».

И что тогда?

Можно пойти к гадалкам, магам. «Приворот на любовь, устранение соперницы, соединение с любимым в астрале…» Нет, это недостойно. Он должен все решить сам. Все решить сам. От кого-то недавно я слышала эту фразу… Да! Это же Анькина вечная проблема!

Чем больше я силилась понять, чем сильнее напрягалась, тем очевиднее была безвыходность. И в то же время решение лежало на поверхности. Если существовать параллельно с Евой невозможно, значит, ее надо устранить. Или самой устраниться. И вот это последнее – вероятнее всего. Наверное, мы с Давидом изначально были созданы друг для друга. Но жить он должен с Евой – молодой, не связанной прошлым, женщиной из своего клана. Все сошлось…

Выход читался как приговор. И я долго не осмеливалась озвучить его. А когда озвучила… Так было больно, и никакой коньяк не спасал. Вот она расплата за счастье!

Но, может, попробовать все-таки. Все оставить как было. Не все ли равно, что где-то далеко живет некая женщина, с которой Давид связан почти фиктивным браком? Оказывается, нет. Я буду мучиться и его измучу. Привыкну хлестать коньяк.

Ну а если на минуточку представить, что он бросит Еву. Родители придут в ужас. Сын наплевал на интересы клана, да и на свои тоже наплевал. Женился на женщине с тремя детьми. Вместо того чтоб завести собственного, воспитывает чужих…

Правда, где они, родители? Съездит к ним иногда. А так мы будем вместе. Нам так хорошо вдвоем… Но кто сказал, что он вообще захочет разводиться? Какие глупости…

Я налила коньяк в рюмку и пригубила.

И тут в прихожей зазвонил домофон.

«Только бы не Давид», – испуганно подумала я в первое мгновение.

. Да какой Давид?! Сидит в Стокгольме со своей Евой… А вот неизвестно. Может, это он беспрерывно названивал мне на мобильник, не дозвонился, сорвался, прилетел. С него станется…

Маме я тут как-то звонила. В перерыве между размышлениями. Значит, не она.

В конце концов, у Давида есть ключи. Если это он, я успею хотя бы умыться и почистить |зубы.

Домофон замолчал. Но через минуту затрезвонил с новой силой.

Наскоро умывшись, я подняла трубку.

– Мариш, ты что, скрываешься? Ну-ка немедленно открывай! Обзвонилась тебе! – возмущалась Анька уже в прихожей. – По мобильному, городскому, по домофону – никто не отвечает. А окна горят. Ты что, в затвор ушла без своего Дода?! – Она рассмеялась, но тут же оборвала сама себя: – Да что с тобой?! Господи! На тебе лица нет!

– Аня, не тараторь, – начала я заплетающимся языком.

Да ты пьяна! Ты?!! – Анька стремительно прошла на кухню и, увидев на столе недопитую бутылку коньяка, взвилась пуще прежнего: – Сейчас же говори, что случилось!

– Да, в общем, ничего страшного…

– Ну да! Так я и поверю, что ты просто так сидишь и лакаешь коньяк в одиночестве. Или без Дода тоска замучила?

– Аня, – голос зазвенел и сорвался, – ты не представляешь… У него ведь жена в Стокгольме! Он на праздники к ней поехал. – И я замолчала, размазывая слезы по щекам.

– Подожди, подожди, – медленно выговорила Анька. – Успокойся и давай все сначала.

В течение следующего часа я пересказывала ей события последних дней, перемежая рассказ аналитическими размышлениями. Анька слушала не шелохнувшись. Потом молча встала, заварила чай, поджарила гренки и яичницу (все, что нашлось съедобного в доме) и заставила меня съесть это.

– Ну, что ты собираешься делать? – спросила она, когда я покончила с едой.

– Ни-че-го!!!

– А мне показалось…

– Ну…

Произнести вслух «я решила уйти от него» оказалось не так-то просто.

– В общем, мне кажется, нам лучше расстаться.

– Расстаться? – ухмыльнулась Анька. – Да никуда ты не денешься!

– Откуда ты знаешь?

– Из опыта. Исключительно из личного горького опыта. Ну допустим, ты скажешь ему: нам лучше расстаться. А он: только не это – я на все согласен! И смотреть будет грустно, преданно. Дальше ты молчишь, обалдев от счастья. Он этим пользуется и произносит целую тираду. И в конце делает неожиданный вывод: ты – бездушная эгоистка, потому что заставляешь его идти по трупам детей, родителей, бизнеса, репутации (нужное подчеркнуть)! Но он готов, готов перешагнуть через все, вот что ты с ним сделала, интриганка. Тебе стыдно, ты больше не вякаешь, он празднует победу! Любопытный сценарий, правда? Мы с Максом так бы и ходили по кругу, если бы не чудо!

– Какое чудо, Аня? – вяло спросила я.

– Я не рассказывала?.. – Несмотря на ироничный тон, Анька не смогла скрыть счастливой улыбки. – Двадцатого декабря Макс получил развод.

– А мадам?

– Мадам переселилась в тайгу.

Теперь пришла моя очередь вытаращить глаза.

– Да с чего?

Вступила в какую-то организацию, вроде секты. Там их штаб-квартира, где-то под Красноярском. Туда даже не всех сразу пуска ют, только посвященных…

– Она-то как удостоилась?

– Деньги, Мариш, денежки. Она продала их общую с Максом четырехкомнатную квартиру на Новокузнецкой. С такими деньгами куда хочешь примут.

– А он? Бездомный теперь?

– Да нет, он у меня. Вообще-то они все честно поделили, дай бог каждому так расстаться. Квартиру– ей. Но остальное: доходы с предприятия, машины – все ему. Между прочим, и детей поделили по-братски. Старшая дочка поехала с ней, а сына– Максу.