— Ты чего? — Васька выпустил её из рук, выпрямился, отступил на шаг и схватился за челюсть. — Больно же!

— Извините, — сказала Аня без всяких признаков раскаяния и потрогала свой ушибленный затылок. — Я не смогу пойти с вами в шахматный клуб сегодня. И никогда не смогу. У меня много работы. Мне не за то деньги платят, чтобы я по клубам ходила.

— Ах, деньги! — Васька вернулся на свой стул, опять развалился, вытянув ноги, насмешливо пропел: — Люди гибнут за-а-а мета-а-ал!.. Не сомневайся, я тебе заплачу.

— За что? — не поняла Аня.

— Ну, хватит уже выёживаться, — хмуро сказал Васька. — Ты кто такая вообще? Не, даже прикольно! Сроду кухарок не снимал, а она ещё и торгуется…

— Извините, я правильно поняла, что вы… — Аня помялась, но всё-таки решила прояснить ситуацию до конца. — Вы… как бы это сказать… собираетесь платить за интимные услуги? Ещё раз извините…

— Собираюсь, собираюсь, не сомневайся! — Васька присмотрелся к ней и недоверчиво спросил: — Или ты того? Интим не предлагать?

— Не предлагать, — сказала Аня, чувствуя, что её сосудистая система опять демонстрирует свою патологию.

— Это что же такое, я тебе не нравлюсь? — откровенно удивился Васька. — У тебя испорченный вкус. Ну, понятно, кухарка и есть кухарка. О! Я понял. Ты на царя Давида глаз положила. Царицей мечтаешь стать? Ну, так особо не надейся. Он ещё не в маразме, чтобы на кухарке жениться. И не такие пытались окрутить.

— Ну, как вам не стыдно? — тихо сказала Аня. — Разве я давала вам повод?.. Это… некрасиво. Зачем вы так себя ведёте? Ведь потом сами жалеть будете…

— Жалеть?! Ух ты какая… — Васька поднялся и шагнул к ней.

Статуя Командора. Аня невольно поёжилась. Васька заметил это и торжествующе ухмыльнулся.

— Васька! — хрипло рявкнул из глубины квартиры царь Давид. — Куда ты делся? Третий раз зову!

— Иду! — заорал в ответ Васька, а Ане тихо пообещал: — Мы с тобой ещё поговорим. Наедине, да? Жди и надейся. Надейся и жди.

Этот нелепый разговор оставил у Ани очень тревожное ощущение. Интересно, этот Васька долго ещё будет тут жить? Заплатить он собирается, подумать только! Мы так не договаривались. Ну, ничего, царь Давид всё-таки рядом, если что — так можно будет ему пожаловаться…

Нет, нельзя жаловаться царю Давиду. Тем более — на собственного племянника. Кто же будет держать на работе человека, который жалуется хозяину на его любимого племянника? Царь Давид сам за обедом сказал, что этот Васька — его любимый племянник. Правда, добавил, что любимый — потому, что других нет, есть ещё племянница, но с девки что возьмёшь, выйдет замуж — и конец фамилии. А у них в семье к продолжению фамилии все относятся очень трепетно. Нет, нельзя жаловаться самодержцу на его единственного наследника.

К ужину тревожные мысли как-то незаметно рассосались. Скорее всего — потому, что Васька смылся из дому сразу после того, как ушёл из кухни на зов царя Давида. А сам царь Давид вскоре пришёл в кухню, попросил крепкого кофе. Аня сказала, что согласна напоить его только чаем, потому что кофе очень вреден при переломах. Они долго препирались на тему прав хозяина и обязанностей работника, в конце концов, царь Давид согласился с доводами Ани, но заявил, что в качестве моральной компенсации требует, чтобы Аня почаёвничала вместе с ним. И они долго сидели за столом, пили чай, неторопливо разговаривали — вернее, царь Давид задавал всякие вопросы, а Аня отвечала, — и постепенно она совсем успокоилась, даже почти забыла об этом Ваське. Вспомнила, когда царю Давиду позвонила дама Маргарита — наверное, затем, чтобы узнать, где её сын, потому что царь Давид недовольно сказал в трубку:

— Машка, чего ты дёргаешься? Пострелять мальчик пошёл, тир — в подвале, вот телефон и недоступен. Придёт — скажу, чтобы позвонил… Анна? Анна молодец, всё умеет, особенно грибы, не ожидал… Передаю трубку, сама с ней поговори.

— Здравствуйте, Маргарита Владимировна, — сказала Аня, краем сознания отмечая, что телефон царя Давида очень хорошо пахнет. — А у меня уже свой мобильник есть! Ещё вчера купила, но когда вы звонили, я забыла сказать. Номер запишете или мне просто с него вам позвонить? А то сейчас я всё-таки по чужому говорю, долго говорить — это неудобно. Я так понимаю, что у Давида Васильевича до сих пор московская карта. Я слышала, что если с московского номера на московский же звонить, но из другого города, то это такие страшные деньги, вы себе не представляете…

— Не представляю, — согласилась дама Маргарита. — Надеюсь, не разорюсь… Анна, ты мне лучше расскажи, как там что.

— Всё хорошо… — Аня вспомнила о безобразном поведении Васьки, невольно вздохнула, но продолжила бодрым тоном: — Обед понравился, ели с аппетитом. И «наполеон» тоже понравился. Жаль, что вы не приехали. А вино я не разрешила пить, Давид Васильевич хотел вина, а я не разрешила — всё-таки перелом… Я правильно поступила?

Царь Давид, откровенно слушавший её разговор с дамой Маргаритой, вдруг захохотал. Дама Маргарита помолчала и с изумлением спросила:

— И что, они тебя послушались? Оба? И Давид, и Васька?

— Конечно, — уже не так бодро сказала Аня, слыша в изумлении дамы Маргариты намёк на то, что простая кухарка не может разрешать или не разрешать хозяевам делать то, что тем хочется. — Разумные люди, взрослые, сами всё понимают… К тому же — перелом. К тому же — такая жара. К тому же, я читала, что до вечера вообще пить не следует. Логично?

— Ну, Анна, ты укротитель, — с уважением сказала дама Маргарита. — Тогда я за тебя спокойна. И за них спокойна. За всех спокойна… Дай-ка телефон Давиду.

Аня ушла из кухни, чтобы не мешать родственникам разговаривать между собой, но даже из холла слышала, как царь Давид то кричит хриплым голосом: «Машка, ты меня достала!» — то хохочет во всё горло. Наконец перестал кричать и хохотать, вышел из кухни, озабоченно спросил у Ани:

— Ты ведь ей не проболталась, что я на своих двоих хожу?

— Маргарита Владимировна об этом не спрашивала. Я думала, она знает.

— Ага, сейчас вот… Будет спрашивать — не говори, — приказал царь Давид. — Они там мечтают, чтобы я ещё месяц в коляске сидел. Надоели со своими заботами. Вот я и сбежал. Не говори, что хожу, поняла?

— Ой, так, может быть, вам нельзя пока? — испугалась Аня. — Может быть, рано ещё? Надо обязательно врачу показаться! Хорошему! И пусть врач решает, можно или нельзя.

— Я сам врач, причём — лучший. И я уже решил, что можно… Чего ты убежала? Пойдём чай допивать и разговор договаривать.

И они ещё немножко посидели в кухне за столом, не так допивая чай, как договаривая разговор. Похоже, царь Давид уже выспросил всё, что хотел знать о своей домработнице, и теперь рассказывал о себе то, что, наверное, полагалось знать домработнице о хозяине: любит тишину, не любит возражений, любит вкусно поесть, не любит молочные блюда, обычно рано встаёт, но завтрак готовить не нужно, любит чистоту и порядок, но сам поддерживать их не любит, хотя чашку и тарелку за собой вымыть в состоянии… Не терпит никакой музыки. Гостей тоже не терпит. И не потерпит никакой слежки за собой. Будет уходить, когда и куда захочет. Аня тоже может уходить, когда и куда захочет, но должна предупредить, когда вернётся. Если будет отсутствовать ночью — должна предупредить заранее. Всё ясно? Вопросы есть?

— Я не собираюсь уходить ночью, мне некуда уходить, — сказала Аня. — И вопросов пока нет. А, нет, забыла! Я хотела спросить, что готовить сегодня на ужин и завтра на обед.

— Так от сегодняшнего почти всё осталось! — удивился царь Давид. — Куда ещё готовить? И так наготовила на целый взвод.

— Маргарита Владимировна сказала, что приедут пять человек, — объяснила Аня. — И ещё она сказала, что каждый раз надо готовить свежее. А то, что осталось, — выбрасывать.

— Забудь, — приказал царь Давид. — Три раза в день, что ли, готовить? Каждый день — по три раза? Оно тебе надо? Выбрасывать! Ишь ты… Машка забыла, как сама варила суп из топора.