– Это мы обмозгуем, пока же я не знаю, – сморщился Миллиган, и его лицо, прорезанное мужественными морщинами, стало похоже на изборожденную трещинами шкуру носорога. – Джиллиган, по правде говоря, ничего мне не сказал об этом.
– Ты чего-то недопонял, Гарри, – заметил рассеянно едва стоявший на ногах Питер Даффи. – Ты ведь сам – Джиллиган.
– Вовсе нет, осел: я – Миллиган!
– Очень рад познакомиться, – откликнулся Бобби Даффи, опускаясь на край тротуара и беспомощным видом своим напоминая передержанный на жару и к тому же истыканный вилкой печеный картофель.
– Мой братец во власти злых демонов антихриста! – выкрикнул Питер и, завалившись у дверцы машины, угодил ногой брату в лицо. – Это все из-за проклятых сестер-ведьм!
– Вот что, славный малый, – опустившись на колени, Гарри Миллиган похлопал Пити по голове, – оставайся здесь и охраняй нас от этих ужасных исчадий ада. – Затем, поднявшись на ноги, он обратился к оставшимся семерым бойцам из бригады Миллигана – Джиллигана: – Пошли, ребята, мы знаем, что делать!
– О чем ты, парень? – решил уточнить тощий семидесятилетний солдат в плохо подогнанной военной форме времен Второй мировой войны, украшенной минимум дюжиной нашивок – свидетельств его участия в операциях на европейском театре военных действий. – Билли Джиллиган назвал мне два имени: прежде всего, конечно же, великого генерала Хаукинза, а потом – джентльмена-юриста, о котором мы все слышали как о неплохом человеке. Этот еврей – большая шишка в Бостоне. В его фирме работает много прекрасных адвокатов-католиков.
– Они такие изворотливые, – прозвучал немолодой уже голос. – Они нанимают миков[92], но многие ли из нас могли бы позволить себе нанять этих судейских? В общем, и впрямь – дошлый народец!
– Итак, нам предстоит сделать следующее, ребята, – продолжил командир. – Я подхожу к столику администратора и говорю дежурному, что мне нужен или великий генерал, или друг его, знаменитый адвокат по имени Пинкус, поскольку у меня важное сообщение, касающееся их обоих, и что господь бог не даст мне солгать! Увидев тут, что меня сопровождают такие клевые парни, как вы, ему не останется ничего другого, кроме как связать нас с одним из них, не так ли?
Ответом был согласный хор, и лишь один голос – все того же старого бойца в военном обмундировании – прозвучал диссонансом:
– Не знаю, Джиллиган…
– Я Миллиган!
– Хотелось бы, чтобы на твоем месте был Джиллиган! Он ведь как-никак находился в действующей армии.
– А я что – нет?.. Так чего же ты не знаешь, старая перечница?
– Предположим, что к телефону подойдет секретарша. Ну и что же ты тогда скажешь? «Просим прощения, девушка, но кто-то – не знаю кто – собирается разнести на куски великого генерала и его друга – большую шишку из евреев» – не это ли? Чтобы вызвали они тех ребят, что водят маленькие белые фургончики с толстыми резиновыми стенками и решетками на окнах?
– Я ни с кем не собираюсь говорить ни о чем подобном, ты, старая калоша! Пэдди Лафферти сказал нам о великой тяжбе, которую ведет его хозяин, только мы не знаем, где именно. Теперь же клеркам придется открыться мне, потому что у меня важное и срочное сообщение, ведь верно?
Опять раздался хор согласных голосов. И лишь семидесятилетний легионер и на этот раз имел особое мнение:
– А если они тебе не поверят? Я бы, например, не поверил: у тебя бегающие глазки, и стоит только на них посмотреть, как сразу все становится ясно.
Товарищи по оружию внимательно изучили утопающие в жирных складках глаза Гарри Миллигана, после чего несколько голов кивнули в знак согласия со старым бойцом.
– Заткнись! – крикнул Гарри своему оппоненту в надежде на то, что его соратники перейдут наконец к делу. – Поверят мне или нет – это не имеет никакого значения. Им все равно придется предоставить мне возможность поговорить с генералом по телефону, а как они сделают это, если не сообщат номер его комнаты? Вот тогда-то мы и узнаем, где она!
– И что потом? – спросил все тот же скептик-перестраховщик.
– А потом мы разделимся. Ты, ходячая мумия, встанешь у входной двери и, если мы выкурим оттуда мерзавцев и они побегут к своим машинам, будешь запоминать номера их драндулетов… Слава богу, тебе не довелось побыть в моей шкуре, а то бы ты стал спорить с самим Айком![93] – Миллиган указал на троих оставшихся легионеров, которым пока еще не нашлось достойного дела. – Вы же, ребята, прикроете остальные выходы на улицу: Лафферти на этот счет выразился достаточно четко.
– А где они, Гарри? – спросил маленький, среднего возраста человечек в летной кожаной куртке. – Я был артиллеристом хвостового отсека, поэтому не очень знаком с наземной тактикой.
– Ты познакомишься с ней, парень. Пэдди сказал, что их всех надо взять на мушку.
– Что ты имеешь в виду, Гарри?
– Ну… ну… Пэдди высказался по этому вопросу не так чтобы очень уж ясно, но, я думаю, он хотел, чтобы мы не выпустили кого не следует.
– И все же чем должны мы конкретно заниматься? – поинтересовался высокий стройный человек лет под семьдесят в совершенно не соответствовавшей текущему моменту гавайской рубашке в ярко-оранжевых цветочных узорах и резко контрастировавшей с ней синей шапочке легионера.
– Гарри уже сказал нам! – выкрикнул среднего роста толстячок с одутловатым, словно пузырь, лицом, обрамленным металлическим шлемом. – Наша задача – следить за ублюдками, которые побегут из здания к своим машинам.
– Вот тогда-то мы и откроем по ним огонь! – произнес мечтательно стройный джентльмен в гавайской рубашке.
– Бить только по ногам, парень, – уточнил Гарри Миллиган, – как делали мы это с кислокапустниками, чтобы сохранить их для допроса.
– Все так и было, – высказался пехотинец в шлеме. – Я помню, парень, как взяли мы их как-то в плен и все, что они делали, – это прикрывали свои причиндалы. Конечно, я и не собирался по ним стрелять, но намек кислокапустники поняли.
– Ребята, давайте-ка снимем военные головные уборы, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Вам ясно, что я имею в виду? – Потом Гарри обратился к троим бойцам с поста О’Брайена: – Вы пойдете со мной. Смешаетесь с гостиничной публикой, но, чур, глаз с меня не спускать! Куда бы я ни двинул, вы идете следом за мной. Ну как, заметано, ребята?
Согласный хор прозвучал еще громче и решительнее, чем прежде.
– Мы пойдем в первых рядах, – заявил повышенной упитанности пехотинец, пристегивая шлем к поясу под вздыбившейся рубашкой с рекламой, превозносившей достоинства мясной продукции фирмы О’Бойла. – Дай нам только минуту, и мы закроем все входы!
– Отлично, ребята! А теперь за дело: время не ждет!
Миллиган взглянул на свои часы. Его авангард из трех человек, лавируя между машинами, перебежал Бойлстон-стрит настолько быстро, насколько позволяли их старые ноги, и скрылся в здании отеля. Вид этой троицы не сразил наповал швейцара в ливрее и не внушил ему никаких вдохновляющих мыслей.
Войдя в здание вслед за своими соратниками, Гарри обратился к ним:
– Сейчас я подойду к столику администратора – с небрежным видом, уверяю вас, будто я всю жизнь только и делал, что разгуливал по отелю, – и склонюсь над конторкой, словно крупная шишка, да еще, может быть, пару раз подмигну, чтобы показать, что у меня крайне важное секретное сообщение для больших людей. А потом нокаутирую дежурных одним-двумя ударами или попросту назову им пару великих имен – Хаукинза и Пинкасса.
– По-моему, Гарри, его зовут Пинкуус, – заметил лысеющий человек с цветущим лицом в возрасте между шестьюдесятью и семьюдесятью годами, – по-видимому, партнер пехотинца по игре в шары. К сожалению, его рубашка с короткими рукавами, рекламировавшая мясной рынок О’Бойла, была надета наизнанку.
– Он прав, Миллиган, – подтвердил коротышка с длинными густыми усами, ассоциируемыми обычно с английскими старшими офицерами на рубеже прошлого и нынешнего столетий и не имевшими ничего общего с надетыми на нем грязными джинсами «Левис», поддерживаемыми красными помочами поверх желто-черной рубашки из шотландки. – Я много раз слышал, как Пэдди называл его Пинкусом.
