Первоначальная идея состояла в том, чтобы просто пересечь Апеннины с востока на запад и послать письмо с требованием выкупа, отъехав как можно дальше от Римини. Поскольку они оба никогда не бывали в Риме, Моррис предложил воспользоваться случаем: бог знает, когда они найдут время побывать в Вечном городе после того, как поженятся и у них начнется семейная жизнь и все такое. Поэтому они первым же поездом покинули Римини, чтобы после получасового ожидания в Анконе пересесть на экспресс до Рима. Массимина прямиком устремилась в туалет, а Моррис доволок чемодан до скамейки, сел и задумался. Он не любил подобные поездки, вагонную пыль и грязь, непонятно откуда взявшуюся черноту на руках, под ногтями, на локтях; ожидание поездов, опаздывающих по неведомым причинам; тесноту и давку. Если уж отправляешься в путь, то лучше с комфортом, тоскливо думал Моррис, когда можно вытянуть ноги и без проблем купить бутылочку холодной воды. Вот пусть только закончатся нынешние мучения, пусть только начнется нормальная, обеспеченная жизнь, и тогда он непременно отправится в настоящее путешествие.
Странно, но Моррис никак не мог вспомнить, какой же была жизнь до того, как все это началось.
Моррис-убийца…
На четырех крытых платформах вокзала Анконы толпились курортники; напрягая слух, они ловили бормотание диктора о задержках поездов, а между платформами раскаленными добела лентами поблескивали рельсы. Мимо прогрохотал товарняк, и неизменные путевые работяги, устало опершись о лопаты, проводили его глазами. Моррис попытался взглянуть на свое положение с логической точки зрения. Надо обдумать каждый поступок, каждое действие, что следует предпринять, шаг за шагом. Но разум бунтовал. Моррису казалось, что он вдруг лишился своей чудесной способности планировать все до мелочей, находить выход из любой заварушки – а ведь сейчас ему предстояло выбраться не просто из заварушки, а из самого центра урагана, который завертел его, закружил, но где-то вдали маячит беззаботная и обеспеченная жизнь – ладно уж, можно даже оставить при себе уродливое плебейское имя – в уютной римской квартирке, или же в Неаполе, или даже в Вероне (зачем покидать насиженное место, если он выйдет сухим из воды)…
Сидя на раскаленной скамье, Моррис с наслаждением перебирал детали своей будущей прекрасной жизни: он обязательно напишет книгу, а если удастся выгодно вложить деньги, то непременно возьмет под покровительство какого-нибудь юношу из бедной семьи, конечно, в случае, ежели у того будет сходный с ним образ мыслей. Почему бы и нет? (Годовая стипендия Дакворта; для одаренного молодого писателя – это великолепная возможность узнать мир получше.) Мечты ласкали Морриса, как нежный прохладный ветерок ласкает кожу, но разум наотрез отказывался сосредоточиться на ближайших днях и неделях, в течение которых он и должен заработать на будущую счастливую жизнь. (Господи, да ведь от каждого его поступка зависит карьера будущих даквортовских стипендиатов!)
Моррис наклонился, расстегнул чемодан и достал диктофон.
Дорогой папа, наверное, стоит сравнить наше будущее. Твоя жизнь катится по накатанной колее, состоящей из работы, телевизора, пива и игры в дартс, в вечность, в забвение. Смерть окажется для тебя недоразумением, некстати заглохшим мотором, а не итогом жизни. Напротив, мое будущее – в том, чтобы творить каждое мгновение, жизнь для меня – это лабиринт, где сиюсекундное решение является самым важным, а значит, оно меняет мою личность (до чего ж хорошо сказано!). В этом несовпадении кроется различие в нашем отношении к таким понятиям, как свобода и смелость. Я могу потерпеть неудачу, но…
– Documenti, per favore.[68]
Голова Морриса дернулась, словно отфутболенный мяч. Над соседкой по скамье, хиппушей, неотличимой от тысяч своих сестер, навис огромный карабинер. Белая рубашка, насквозь пропитавшаяся потом, обтягивала толстое брюхо, театральные усы выдавали уроженца Южной Италии. По платформе бродили еще три-четыре человека в форме, наугад спрашивая у пассажиров документы (а он только-только размечтался!).
Моррис инстинктивно отвернулся, но взгляд его уперся в конец платформы, за которым начиналось хитросплетение рельсов. Делать нечего, только безумец в такой ситуации ударился бы в бега. Он сунул диктофон в портфель, открыл боковой кармашек и нащупал паспорт. А что, если кто-то видел его в вестибюле отеля и описал полиции внешность? Или, быть может, кто-то заметил, как он швырнул в канал пакет? А ужин с Джакомо и Сандрой? (У карлика в кармане нашли счет из ресторана, допросили официантов, все очевидно). Не исключено, что полиция уже составила фоторобот и теперь занимается самым разумным – прочесывает все поезда из Римини и пересадочные узлы. Зачем он вообще поехал поездом? Все равно что самому напрашиваться на облаву. Вдруг его сейчас опознают? Что тогда? Сдаться? Он же не идиот, чтобы сопротивляться, ведь этот жирный усач наверняка откроет стрельбу. Моррис уже чувствовал холодный металл наручников на запястьях, слышал свое выступление в суде: «Они были ничем не лучше меня, ваша честь. Синьор Пеллегрини сделал моей findanzata несколько непристойных предложений, которые…» Господи, да его findanzata – это же Массимина!
Полицейский недоверчиво вертел маленькую пластиковую карточку, которую протянула ему девушка. Он осмотрел бродяжку с ног до головы, попросил показать руки. Она подчинилась, и он хмыкнул, не найдя к чему придраться.
– Mio passaporto,[69] – сказал Моррис с самой что ни на есть открытой улыбкой и сильным английским акцентом.
Усатое лицо карабинера смягчилось, недоверчивое презрение мгновенно сменилось подобострастной учтивостью, он мельком оглядел прилично одетого, коротковолосого, ясноглазого Морриса, явно не знакомого с наркотиками, и отмахнулся от синей книжицы:
– Niente bisogno, grazie.[70]
С показным спокойствием Моррис посмотрел на часы, покопался в кармане, словно разыскивая монетки, встал и направился к женскому туалету, благо тот находился по пути к зданию вокзала. Он должен перехватить ее, когда она выйдет из туалета, нужно помешать ей пройти на платформу, где…
Но он опоздал. Массимина уже бежала ему навстречу.
– Морри, они ищут наркоманов! Они…
– У тебя спрашивали документы? У тебя вообще они есть?
– Я показала удостоверение личности. Они осматривали у всех руки, проверяя, нет ли…
Моррис притянул ее к себе и благодарно чмокнул в бархатистую щеку, словно она только что с блеском сдала труднейший экзамен: показала свое удостоверение карабинеру и осталась неопознанной! Полиция Анконы явно искала не жертву похищения из Вероны, во всяком случае – не среди одиноких девок, что ошиваются на вокзале. Вообще-то это было очевидно с самого начала, но Моррис не мог избавиться от ощущения чуда.
– Поезд на четвертой платформе. Займи нам пару мест, а я быстро сбегаю позвонить.
До чего ж удобно иметь сообщника! Если его все-таки арестуют, он заявит, что она с самого начала была с ним заодно. В наши дни хватает способов доказать факт соития. Ох как задергается синьора мамаша, когда узнает, что вытворяла ее благовоспитанная дочка.
– Но…
– Вдруг вспомнил, что у моего друга в Риме есть дом, где мы могли бы остановиться. Хочу позвонить ему до нашего приезда. Сэкономим кучу денег.
Моррис нашел переговорный пункт неподалеку от кассы. Он плотно закрыл дверь кабинки, достал записную книжку и без раздумий набрал номер. Если разум молчит, надо дать волю интуиции. Главное – всегда бить по восходящему мячу. Пока тот еще не начал опускаться. Это и есть жизнь.
– Signora Trevisan?
– Si, chi parla?
– Sono io, Signora, Моррис.
– Ah, dove sei?[71]
