Эйдан опять проснулся от жажды. На этот раз было совсем светло. Он взглядом нашёл валявшуюся на полу бутылку: она была пуста.

Альфа лежал рядом. Эйдан не мог вспомнить, как они ночью расцепились. От воспоминаний ему стало не по себе, и он поёжился. Что он вытворял?! Кричал, как шлюха, изгибался, подставлял задницу… Внутри, стоило это вспомнить, всё заныло и задрожало.

Эйдан почувствовал, что между ног у него до сих пор влажно. Он закрыл лицо руками… Чёрт, как стыдно! Как теперь в глаза Кендаллу смотреть? Он ведь знал, что так может произойти, но не думал, что это настолько… настолько не зависит от тебя самого… Никогда раньше течки не были такими.

Надо было будить Кендалла, но Эйдан не знал, как к нему теперь и подойти…

Через час после подъёма они снова были в дороге. Солнце ещё не накалило камни, а со стороны озерца, которое они сейчас огибали, даже дул прохладный ветерок. Ощущения были приятными, но Эйдан предпочёл бы обойтись без них: наверняка ветер был отравлен. Какой только дряни не испарялось с поверхности водоёма. Кендалл сказал, что если они всё же выживут, то им, скорее всего, придётся лечь в госпиталь для хелирования. Если выживут…

Сейчас шансы были выше: у них было немного еды и три пинты воды, которую они набрали в роднике. А ещё они теперь знали, что здесь проходят люди, и Эйдан смотрел во все глаза, стараясь не пропустить следующий знак.

Они обогнули озеро и нашли перевал, ведущий пусть и не строго на юг, но всё же в нужном направлении и по относительно удобному пути. Тут раньше пролегала дорога к шахтёрскому посёлку на берегу озера — его остатки Кендалл с Эйданом обошли и внимательно осмотрели в поисках знаков, надеясь найти ещё один тайник с едой. Единственный знак, который им попался, был выцарапан на каменных ступенях, ведших к сбегавшему с гор ручью. Вода на первый взгляд казалась нормальной, разве что мутной. Но оставленный неизвестными и невидимыми обитателями этих мест знак предостерегал. Воду из ручья решили не набирать.

В середине дня они устроили двухчасовой отдых. Где-то над озером опять летал вертолёт.

Эйдан уселся на плоский камень как можно дальше от своего мужа. Он подошёл к Кендаллу лишь однажды — отпить из бутылки положенный глоток и взять порцию еды.

Он боялся подходить к нему после того, что произошло утром.

Когда Кендалл проснулся, то сразу пошёл за водой, сказав, чтобы Эйдан оставался и берёг силы. Тому и на самом деле было плохо: он чувствовал себя не просто уставшим и голодным, а разбитым, вымотанным и истощённым до последнего предела. Но он не согласился — сам пошёл к роднику, чтобы отмыться. У него голова кружилась от пропитывающего его волосы и кожу запахов пота, секса и альфы.

О вчерашнем оба молчали, но Эйдан ловил на себе острые и ищущие взгляды Кендалла. Он понимал, что во время течки от запаха не избавиться, если только не принимать таблетки или же, как учил его Джордан, не жевать особые травы. Ни то, ни другое взять было неоткуда. Значит, ближайшие дни придётся провести так — рядом с изнывающим от желания альфой, чующим его запах и готовность.

Когда он вернулся с водой, Кендалл приблизился к нему, чтобы взять бутылку. Выпил чуть не половину и вернул. Его взгляд был прикован к лицу Эйдана. Тот отвернулся в сторону. Но напряжение текло между ними осязаемыми волнами, вибрировало, словно ток в натянутых проводах. Эйдан с ужасом понимал, что сам хочет этого. Ещё раз. Хочет, чтобы Кендалл опять поставил его на четвереньки и драл, пока внутри всё не занемеет и не заболит, пока в голове не останется ничего кроме желания, пока не исчезнут боль, голод и жажда… Их скроет другая боль, мучительно-сладко разрывающая изнутри. Он и этого хотел. Вернее, не он, какая-то глупая, неуправляемая сущность внутри него. Животное. Омега.

Они снова оказались на полу, друг на друге. Эйдан лежал на спине, Кендалл устроился сверху и целовал его, а свободная рука уже подлезала под бёдра и стягивала штаны. Альфа распоряжался его телом, как своим, раздевал, поворачивал, как удобнее, подталкивал, и Эйдану почему-то до дрожи нравилась эта торопливая грубость. В ней не было ничего унизительного — он сам хотел того же, быстрее оказаться раздетым, быстрее почувствовать Кендалла внутри, там где мышцы сводило ждущей судорогой.

У него будто второе дыхание открылось. Эйдану казалось, что он одновременно и пьян — так резко отступила на второй план усталость, и кристально трезв — так пугающе чётки и ярки были ощущения от прикосновений Кендалла.

Кендалл целовал и вылизывал ему шею, потом грудь, потом живот. Его язык нырнул во впадину пупка и пощекотал там, заставив Эйдана застонать. Он даже не знал, что такая простая ласка может быть настолько возбуждающей.

Альфа развёл ему ноги, разложив перед собой, и рассматривал. Вчера было проще — они не видели друг друга, да и вообще ничего в темноте не видели, а сейчас Эйдан глаз не мог отвести от Кендалла, от его широкой груди, крепкого мускулистого живота и светлой дорожки волос, спускающейся к паху. Эйдан протянул руку, обхватил пальцами член Кендалла и направил вниз, туда, где между разведённых ног было жарко и влажно. Он хотел, чтобы альфа вошёл и избавил его наконец от мучительной сосущей пустоты внутри и желания, разъедающего, как кислота.

Сегодня боли не было совсем, и Кендалл легко проник в него. Он начал мерно двигаться, не отводя взгляда от лица Эйдана. Когда тот попробовал прикрыть глаза, он прошептал:

— Не надо. Смотри на меня. Ты опять убегаешь, — Кендалл говорил медленно, и голос чуть прерывался каждый раз, когда альфа входил особенно глубоко. — Ты мой, Эйдан. Мой.

Кендалл двигался в нём без рывков, плавно, словно дразня, заставляя подаваться бёдрами навстречу. Потом он подхватил ноги Эйдана под коленями, задрал их вверх и развёл в стороны, так что Эйдану пришлось раскрыться окончательно. Кендалл иногда опускал взгляд и смотрел, как член раз за разом глубоко погружается в чуть припухшее по краям отверстие и выходит с влажным звуком, растрахивая узкую, почти что девственную дырку. Но всё равно — такую податливую, жадную, заглатывающую его целиком, до самого корня.

Эйдан стонал под ним, пытаясь упереться в каменный пол, чтобы сильнее толкаться навстречу. От этих откровенных движений и слишком плотной хватки мышц вокруг собственного члена Кендалл окончательно терял контроль и вбивался больнее и резче.

Рот Эйдана жадно ловил воздух, и губы о чём-то беззвучно просили. Кендалл знал, о чём. Он провёл пальцами по его члену от основания к головке, обвёл её. Нескольких более сильных прикосновений хватило, чтобы Эйдан кончил, залив спермой худой смуглый живот. Через несколько секунд Кендалл тоже упал на него, тяжело дыша и захлёбываясь криком.

Потом, стряхнув с себя вязкое, расслабляющее марево, пришедшее после оргазма, он приподнялся на локтях и нашёл губами губы Эйдана. Тот отвечал на его поцелуи слабо, неуверенно, как будто до сих пор не пришёл в себя.

Кендалл уткнулся ему в шею, где терпкий, тёплый запах чужого и всё равно как будто своего, родного тела был сильнее. Эйдан прижал его к себе, обхватив обеими руками, и прошептал на ухо:

— Я никогда… никогда раньше…

Он не смог договорить, потому что в горле встал комок. Скорее всего, Кендалл не понял, что он имел в виду: он никогда раньше никого так не хотел и был уверен, что дело не в течке, не в гормонах и феромонах… Течка — лишь окончательный выплеск желания, но на самом деле он давно хотел этого. Хотел принадлежать Кендаллу. Никакому другому альфе — только ему. Никто другой не пробуждал в нём таких чувств — страсти, восхищения, ощущения собственной слабости… и злости.

Кендалл водил жёсткими губами по его шее:

— Мы выберемся, Эйдан… Должны выбраться, и ты будешь со мной. Никому не отдам. Ты мой.

Эйдан почувствовал, как член альфы начинает распирать его изнутри сильнее.

— Не надо… Я не хочу опять, — сказал он, стараясь, чтобы это не прозвучало слишком грубо.