— Ты спросила, почему я так мил к тебе. Это взаимовыгодно.

Пироженка остановилась позади меня. — Ты мил со мной, потому что думаешь, что я симпатичная?

— И потому что у тебя карие глаза. Я балдею от больших карих глаз, — я засмеялся. — Я поверхностный, поверхностный парень. То, что ты симпатичная помогает. Это пробуждает во мне милого парня. Заставляет делиться с тобой печеньками.

— Так, если бы я была уродиной, ты бы не был мил со мной?

Я повернулся к ней лицом. — Даже если бы ты была уродиной, я все равно был бы любезен с тобой.

Улыбаясь, я опустил подбородок, сокращая расстояние между нашими губами. — Я просто бы не предлагал тебе печеньки.

Она сложила руки на груди. — У меня закрадывается сомнение, что под словом «печеньки» подразумевается что-то другое.

— Может так и есть, — Я снова потянул за её сумку и опустился на одну ступеньку. — Просто подумай об этом. Если печенье — это кодовое слово, чтобы оно ни символизировало, это было у тебя во рту, милая.

Какое-то время она пристально смотрела на меня, а потом засмеялась. Звук был такой неискушенный и с хрипотцой, словно она редко смеялась, от чего у меня в груди образовался ком. — Ты правда…

— Обалденный? Замечательный? — Мне снова захотелось услышать её смех. — Изумительный?

— Я бы сказала чудной.

— Чёрт, если бы у меня были чувства, то они были бы серьезно задеты.

Она усмехнулась, и это означало, что мы снова близки к улыбке. — Полагаю, это хорошо, что у тебя нет чувств, правда?

— Думаю, да, — я спрыгнул на лестничную площадку. — Тебе лучше поспешить, а то опоздаешь на следующую пару.

Она широко распахнула глаза, и я засмеялся, уходя с дороги, чтобы Пироженка меня не сбила, когда она понеслась вниз по ступенькам. — Проклятье, если бы ты так быстро бежала за моими печеньками, я был бы счастлив.

— Заткнись! — Эй! — Я спустился на следующий лестничный пролет. — Не хочешь узнать, что подразумевается под словом «печеньки»?

— Нет. Боже, нет!

Я запрокинул голову и рассмеялся, когда последние пряди медно-рыжих волос скрылись из виду. Не знаю, что такого было в Эвери Морганстен, но она была лучше молчаливой девчонки из средней школы, которой, как оказалось, нравились девушки.

Намного лучше.

Были моменты, когда я понятия не имел, как докатился до такой жизни. Как, и что именно повлияло на создание нынешней ситуации?

Стеф, в ещё одной едва прикрывающей задницу юбке, взяла меня за руку. Она что-то шепнула мне на ухо, но я не обратил внимания.

Я перевел взгляд с телевизора на лежащую на журнальном столике резинку для волос.

С этого всё и началось.

Стеф прислала эсэмэску, что оставила у меня что-то «суперважное», тогда, после вечеринки. Резинку. Знал бы я, что она забыла, сходил бы самолично в супермаркет и купил бы ей упаковку этих резинок.

— Принести тебе пива? — спросила она.

Она, реально, была идеальной женщиной. — Нет. Спасибо.

Я чувствовал, как она прожигала меня своим взглядом, когда я взял стакан и глотнул воды. Пиво. Я. Стеф. Пустая квартира. Не очень хорошее сочетание. Или хорошее, зависит от того с какой стороны на это посмотреть.

Обнимая меня, её полные груди прижались к моей руке.

Вместо того, чтобы смотреть на них, мне стало интересно, как диван, на котором я мог растянуться, внезапно, стал таким маленьким.

— Ты жизнь начал с чистого листа, или что? — спросила она, а я перевел взгляд на телевизор, когда она начала водить ногтями по моей руке.

Я смотрел повтор бокса, и сомневаюсь, что ей это было интересно. — Больше не пьешь?

Я тихонько засмеялся. — Неа. Просто сегодня неохота.

— О. — Рука Стеф переместилась с моего предплечья на мою грудь. — А чего же тебе сегодня хочется?

Провокационный вопрос, так что я промолчал, наблюдая за кулаком в перчатке, заехавшем по челюсти. Стеф расценила моё молчание так, как ей захотелось, скользя рукой по голой коже моего пресса. Кровь следовала за кончиками её пальцев, дрейфующих ниже моего пупка и достигающих моих шорт.

Моё тело было готово к тому, что должно было случиться, уплотненное и отекшее, напряглось, чтобы встретиться с её блуждающими пальчиками. А оно хорошо было знакомо с её пальчиками, и помнило насколько она опытна. Но моя голова и мой член хотели разного.

Отклоняя голову назад, я выдохнул. Не было ничего не правильного в происходящем. Её быстрые пальчики скользнули по моей обмякшей руке, поглаживая моё бедро. Мускулы дёрнулись в ответ. Как и кое-что другое.

Я закрыл глаза, глубоко вдохнул. Моё сердце не билось. Думал о пятничной встрече. И думал о субботе и звёздах, когда она положила руку мне на член, сжимая его через нейлоновые шорты. Импульс прошиб в позвоночник, когда она скользнула рукой вверх.

Внизу живота я испытал удовольствие, и я знал, если я позволю ей продолжить, это будет экстаз. Мне уже было чертовски хорошо. Всегда было, но я прервал её. Пару недель назад я бы воспользовался простым принципом — «Бери. Давай». Но сейчас, я этого не хотел и это было не правильно.

— Эй, — сказал я грубым голосом, нежно убирая её руку.

Её милое личико застыло в недоумении. — Что?

— Я не в настроении. — Я взял её руку и поцеловал ладошку, прежде чем положить обратно на её бедро. Мой дружок уже обмяк. — Хорошо?

На её лице читалось удивление, а часть меня испытывала огромное потрясение. Неужели я только что её отшил? Отшил.

Её загорелые щечки налились румянцем, и она отвернулась к телевизору, а я почувствовал себя кретином. Пипец. Сидя рядом, я положил руки на колени. — Ты голодна?

Молча, она отрицательно помотала головой.

Двойной пипец. — Слушай, Стеф, дело не в тебе, я серьезно. Мне сегодня как-то не по себе. Понимаешь?

Стеф мельком на меня взглянула и кивнула. — Хорошо.

Я вздохнул с облегчением. Как я уже говорил раньше, Стеф хорошая девушка и у нас было прошлое. Но сейчас всё было по-другому. Она ещё немного посидела и готова была уходить. Я поднялся, чтобы её проводить. В дверях, она повернулась, поднялась на носочки, целуя меня в щеку.

Я рассмеялся. — А это за что?

Стеф пожала плечами, а я закрыл дверь за нами. — Пойдёшь на вечеринку братства? — спросила она.

— У меня планы, — ответил я.

Она мило надула губки. — Ты не можешь пропустить встречу в пятницу?

Дотянувшись, я потянул за прядь мягких черных волос. — Ты знаешь, что не могу, милая. Может в следующий раз.

— Ты отстой. — Улыбаясь, она толкнула меня бедром.

— Так и есть.

Направляясь к её машине, она споткнулась и потеряла равновесие, я схватил её за руку, пытаясь удержать. — Ты же не пила сегодня? — Прищуриваясь, спросил я. — Правда?

Её лицо озарил лунный свет, когда она, отклонив голову назад, расхохоталась. — Нет. — Она ударила меня по груди. — А что, если так? Разрешишь остаться у тебя на ночь?

— Я посажу твою маленькую попку в машину и отвезу обратно в общагу.

Она закатила глаза. — Было бы забавно.

Мы остановились у её машины, и я быстренько ее приобнял. — Напиши, когда приедешь домой.

Она снова рассмеялась, отстраняясь. — Серьезно?

Я бросил на нее угрюмый взгляд. — Ты знаешь, я серьезно. Уже поздно. В этом мире полно гребанных придурков, поэтому напиши мне.

— Что, если нет?

Я прищурился. — Напишешь.

— Хорошо, напишу. — Стеф рассмеялась, подходя к водительской двери. — Увидимся, Кэм.

Отступив назад, я проводил взглядом уезжающую с парковки машину, прежде чем повернуться и пойти домой. На полпути я поднял голову и посмотрел на окна квартиры Пироженки. Свет был выключен, наверное, она уже залезла в постельку. Она спит в рубашке с длинным рукавом? Или голышом?

Образ ее обнаженной, с медно-рыжими волосами, образующими вокруг неё ореол, захватил мое сознание.

Мой член опять оживился. — Чёрт, — пробормотал я.

Это будет длинная ночка.

Утро вторника было утром блинчиков, по крайней мере так заявил Олли, когда сполз с кровати и ввалился ко мне в комнату. Хватая кепку со спинки дивана, я увидел резинку Стеф на кофейном столике и закатил глаза.