— И все же, как мы тогда узнаем, где держат пленницу?

— Помнится мне, лет пять назад, — подала голос наша бравая свинка, — в этот шейханат приезжала дипломатическая миссия Америи, для проведения переговоров. — Родственница почесала лапкой за ухом, после чего повернула мордочку к тару и поинтересовалась: — Не вы ли, случаем, возглавляли то посольство, молодой человек?

Получить ответ я не успела, так как, заболтавшись, мы натолкнулись на спину Питкаса. Коридор, по которому двигалась наша группа последнюю пару минут, поворачивал, и моряк замер на углу, не зная, что там ожидает. Обменявшись с капитаном взглядами и какими-то знаками, Питкас аккуратно выглянул из-за стены. Меня же в это время тар отвел подальше и попытался спрятать за напольной вазой. Я попробовала возмутиться, но меня сбил с толку приказ, отданный морской свинке: «Головой за нее отвечаете». Зверек как-то весь подтянулся, встал на задние лапки и совершенно серьезно кивнул. Не знай я, что тетушка Аршисса, скрывавшаяся нынче под личиной пушистого толстобрюха, большую часть жизни провела в удаленном от столицы поместье, то решила бы, что у нее за спиной бравое военное прошлое.

Пока я размышляла о родственнице, пытаясь одновременно сколупнуть камушек, украшавший вазу, Ларион успел вернуться. Он стоял напротив меня и протягивал руку, ожидая, когда я обращу на нее внимание.

— Хотите, мы и вазу с собой возьмем?

— Воровством не промышляю, — гордо отозвалась я, но руку приняла.

— Позвольте открыть вам маленький секрет: похищение наложницы шейха тоже считается воровством. И за него нам грозит куда более жестокое наказание.

Заметив мое испуганное и побледневшее лицо, капитан поспешил успокоить.

— Не волнуйтесь, — прошептал он, притянув меня к себе, — я смогу защитить вас и от шейха, и от его стражи, и… даже от самой себя.

Ни ответить, ни посмотреть тару в лицо я не успела. До нас долетел непонятный шум, напомнив, что мы не в каюте корабля, а в коридоре дворца злодейского шейха, где за каждым углом могли притаиться его стражники.

Нестройной шеренгой, в которой мне отводилась роль замыкающего, мы двинулись к большим резным дверям, богато украшенным цветами и драгоценностями. Перед ними на полу распростерлись два тела.

— Это вы их… так?

Однако не успела я добиться ответа от смущенного защитника, как его опередил писклявый голосок:

— Кхм, если вы такие бравые вояки, как вас угораздило попасть в темницу?

И, перепрыгнув на плечо капитана, свинка взглянула ему в глаза, закончив бархатным тоном:

— Не надо, не отвечайте мне сейчас. Эту замечательную историю вы поведаете за чашечкой чего-нибудь крепкого в один из тихих вечеров, коротаемых нами на палубе «Алаты». Армель, не морщи носик, я про кофе или чай!

Из-за дверей, перед которыми мы столпились, доносились какие-то крики. Не дворец, а беспокойное хозяйство: каждый раз что-то отвлекает от увлекательной беседы в теплой компании.

Мужчины приникли ушами к разукрашенным створкам и тут же отпрянули, так как непосредственно за ней раздался грозный рык:

— Пой!

В ответ долетел тихий неразборчивый ответ.

— Пой, я сказал!

Гаркнули на невидимую нам певунью так, что и немой бы заговорил, поэтому неудивительно, что вскоре донесся тоненький девичий голос, выводящий какие-то рулады. Ларион аккуратно потянулся к ручке двери и, судя по всему, хотел ее приоткрыть, чтобы разведать обстановку.

— Тряпку опусти! — зашипела сквозь зубы свинка. — В смысле — чадру на лицо накиньте, олухи. Нас не должны узнать.

Что тут скажешь — мужчинам, непривычным к таким аксессуарам, простительна забывчивость. Тем более что эта деталь туалета самым отвратительным образом ограничивала видимость и могла стать большой помехой в случае непредвиденных ситуаций. Замаскировавшись, мы наконец-то приникли к щели.

Рассвет уже занимался за окнами, но из-за большого количества воздушных полупрозрачных штор, развешанных по всему помещению, в комнате царил полумрак. По полу были разбросаны какие-то подушки. Вдоль стен стояли горшки с цветами различных размеров, создавая видимость прекрасного сада.

Я нечаянно навалилась на тара, не удержав равновесия. Он негромко ойкнул, но устоял на ногах, всего лишь шире отворив вход. Нашему взору предстала огромная постель в центре комнаты с многослойными прозрачными балдахинами. На ней восседала дева в необычном костюме, со сложной косой из светлых волос и пестрой расцветкой на лице. Девушка пела песню о том, что благодарна судьбе, приведшей ее в руки властителя миров — шейха Лабима. Правда, голос ее постоянно сбивался на хрип и кашель, поэтому подробности восхваления остались для меня загадкой, чему я была несказанно рада.

Помимо певуньи в комнате обнаружилось еще несколько женщин, видимо наложниц, с музыкальными инструментами в руках. Они расположились на полу, по периметру спального ложа, и выглядели несколько замученными. Самого шейха видно не было…

— Что ты опять замолчала? Пой еще… — Зато его было хорошо слышно.

— Певчие птицы не поют в неволе, или ты забыл, Лабим?

Я не сразу поняла, кто это произнес. Оказалось, звонкий, слегка дрожащий голос долетал с плеча капитана. Мохнатое тельце говорившей было прикрыто той же накидкой, что и волосы мужчины.

— Кто здесь? — донесся до нас крик. — Кто это сказал?

— У тебя всегда была коротка память, Лабим. Или это уже старческие симптомы? — Ткань, прикрывающая мою тетушку, заколыхалась, из чего я сделала вывод, что она еле сдерживает смех.

— Нет, это не ты! Это не можешь быть ты!

Я вздрогнула от раздавшегося грохота.

— Тебя забрали ваши боги. Ты не можешь со мной говорить.

С каждым словом мне становилось все интереснее. И кажется, не только мне. Остальные члены нашей маленькой команды и даже женщины в комнате с любопытством прислушивались к разговору. Последним повезло больше. Они, в отличие от шейха, видели, кто стоит в дверях, но, на наше счастье, не спешили проливать свет на появление незваных гостей.

— Где ты? Почему ты молчишь? — Голос владыки шейханата дрожал от волнения.

— Я думаю, как тебя наказать.

В невидимой нам части комнаты стали раздаваться какие-то странные звуки: упало что-то мягкое, но тяжелое, потом звякнуло что-то легкое и хрупкое и под конец чем-то противно заскрежетали по полу. Видимо, только я сгорала от любопытства, что там происходит, потому что тетушка начала выдвигать обвинения:

— Посмотри, во что ты себя превратил!

— Я скучал…

Это было неожиданное жалобное заявление, но тетя продолжала сыпать обвинениями, не слушая оправданий:

— Как ты обращаешься с этими несчастными? Заставляешь бедных девочек петь целую ночь.

— Вернись, и я все исправлю! — неожиданно решительным тоном выкрикнул мужчина, но тут же опять голос его сделался просительно-умоляющим: — Вернись, цветок моего сердца.

Я уже не слышала дальнейших комплиментов. У меня перед глазами как живой встал образ тетушки: круглое лицо с тройным подбородком, краснеющее, стоило только тетушке сделать пару лишних движений, внушительный бюст, который подчеркивали не только оборочки и украшения, но и колебания от частых вздохов. И разве что голубые глаза выделялись на общем фоне своей живостью. Интересно, каким же был этот «цветочек» в молодости, что из него получился такой плод?

— Вернуться? В качестве кого? — прервал мои фантазии вопрос, полный сарказма. — Пятой женой в третьем гареме?

— Ваши боги лишили тебя памяти? Я предлагал тебе стать моей единственной, самой главной женой…

— Кхм, над кем главной, если жена единственная? — шепотом поинтересовалась я у спутников. Но, кажется, меня хорошо услышали не только они.

— Над наложницами, конечно… — удивленно пробормотал шейх, а потом интонации резко сменились на довольно грубые и при этом певучие: — Шамю-льхвай-бю-стой-вий-дайнар-сварадюй.

— Что он сказал? — еще тише пробормотала я.

— Что кто-то любопытный задает слишком много вопросов, — прорычал Ларион и вышел из-за двери.