Честно говоря, я ожидала любого вопроса, кроме этого. Даже родители не сразу поняли, что после драгоценных слез я испытываю боль, а Ларион… Его не сами камни волновали, а мое здоровье. Снова захотелось плакать, только теперь от щемящей нежности, поселившейся в груди.

— Укушу! — неожиданно пригрозили мне и для подтверждения серьезности намерений прихватили зубами мочку уха. — Перестань плакать, маленькая. Все будет хорошо.

— Знаю, — кивнула я и отчего-то была уверена: действительно будет.

Льер Идамас защитит, поможет и ничего не потребует взамен. И как я могла усомниться в его порядочности?

— Так что, болит что-нибудь? Волшебство такого уровня не проходит бесследно для владельца, а значит, ты должна чувствовать определенный дискомфорт или боль.

— Голова болит, — честно призналась я, устраивая ладошку напротив сердца мужчины.

— Лекаря позвать?

— Не надо, само пройдет. Мне бы поспать пару часов…

Больше вопросов не последовало. Меня очень ловко освободили от туфелек и даже порывались снять платье, но я не дала, только разрешила ослабить завязки. Капитан замотал меня в одеяло и уложил на кровати, после чего куда-то вышел. Пару мгновений спустя донесся плеск воды. Когда Ларион вернулся, вытирая полотенцем волосы, капли воды на загорелой груди блестели самоцветами в отсветах камина. Отбросив в сторону полотенце, он в одних мягких штанах забрался на постель и, подвинув меня ближе к себе, обнял прямо с одеялом.

Некоторое время я ерзала, ожидая неприличных действий со стороны мужчины, но постепенно нервное напряжение пропало, а усталость взяла свое. И уже уплывая в страну грез, я услышала нежный шепот о любви и уверенное «Моя!», вызвавшее глупую, но такую счастливую улыбку.

Пробуждение было не менее приятным, но более интересным. Я почувствовала, что меня целуют. В нос, лоб, щеки… И это были совсем не солнечные зайчики, пробравшиеся сквозь щель в плотной портьере. Снова и снова, легко касаясь кожи, скользили твердые губы, рождая в груди теплый комочек счастья. И когда я с большой неохотой открыла сонные глаза, мне прошептали нежное:

— Доброе утро, любимая.

И улыбку подарили, да такую, что я только чудом не расплылась лужицей от счастья. Под взглядом Лариона — жарким, обещающим, но бесконечно нежным, даже пальчики на ногах поджимались. И в какой-то момент я не удержалась: подалась вперед и, крепко зажмурившись, чмокнула своего защитника. Хотя правильнее будет сказать — клюнула, и даже не поняла куда.

— Армель, за что? — страдальчески спросил тар странным голосом.

Я тут же распахнула глаза, чтобы с удивлением увидеть, как бравый капитан держится за нос, и в синих озерах плескалось столько муки…

— За какие прегрешения ты решила сломать мне нос?

— Я… я…

От нахлынувшего смущения вкупе со стыдом захотелось накрыться подушкой, а потом еще и одеялом, но мне не дали.

Услышав тихий смех, я приоткрыла глаза и убедилась, что несносный капитан меня разыгрывает. Однако схватить подушку и воздать по заслугам я не успела. Придвинувшись ко мне, Ларион заставил перевернуться на спину и, упершись руками в перину, навис сверху. Несколько долгих и мучительных мгновений он просто смотрел на мои губы, а потом стал медленно наклоняться.

Я до последнего не решалась закрыть глаза, опасаясь снова сделать какую-нибудь глупость, но вот когда твердые мужские губы коснулись моих… Это был взрыв! Голова внезапно стала легкой-легкой и закружилась, смешивая вспыхивающие цветные пятна в калейдоскоп. Вдох застрял где-то в горле, а кровь прилила к щекам, медленно расползаясь по всему телу.

— Открой глазки, родная. — И снова мне чудится улыбка в голосе.

Не тут-то было, ладони сами легли на веки, чтобы даже соблазна не возникло. Впрочем, попытка провалилась.

Капитан отвел мои руки в стороны, поцеловал каждый пальчик, потом внутреннюю сторону запястья, а потом… накрыл губы. Только на этот раз прикосновения были другими. Более смелыми и настойчивыми. Легкое касание сменилось мягким покусыванием, больше похожим на непонятную игру. И когда я попыталась включиться в нее, чтобы одарить ответным укусом, язык мужчины скользнул между губ. Коснулся кончиком моего языка, а затем стал творить такое… такое… что не позволял себе ни один из придворных! И это было возмутительно-восхитительно.

Невольный стон сорвался с губ, послужив сигналом для моих непослушных рук. Эти предательницы скользнули по шее капитана и зарылись в короткие упругие пряди, вызывая ответный стон. Вечные звезды, кажется, я потеряла голову! И это было так чудесно!

— Моя! — с трудом прервав поцелуй, хрипло прошептало мое синеглазое наваждение.

— Мой? — игриво поинтересовалась я в ответ.

— Твой…

— А доказательства?

— А какие нужны? — с любопытством спросил тар, очерчивая пальцем контур моих губ.

— Рука, сердце и роспись в брачных документах.

— А как я смогу без руки и сердца расписаться? Вы нелогичны и непоследовательны, лия.

— А вы возмутительны!

— Но логичен.

— Нахальны!

— Но мил.

— Бессовестны!

— И очень… очень коварен!

И вот после этого обмена любезностями меня снова поцеловали. Да так, что желание спорить, а также воевать за руки и сердце отпало. В общем, не знаю, чем бы закончилось это безобразие, но когда мне уже не хватало дыхания, словно гром среди ясного неба раздался стук.

С тяжелым вздохом и мукой в глазах Ларион сполз с постели, наградив меня напоследок еще одним одурманивающим поцелуем, и вышел из комнаты. Я же, уткнувшись носом в подушку, где некоторое время назад лежал мой отважный капитан, отчаянно пыталась подавить глупую улыбку. Увы, получалось плохо.

Вернулся тар несколько минут спустя, с выражением какой-то мрачной решимости на лице. Но стоило ему увидеть меня, как губы растянулись в улыбке, а глаза заблестели. И таким милым и домашним он выглядел в этот момент, со встрепанными моими стараниями волосами, со щетиной на загоревшем лице и в мягких штанах, скорее подчеркивающих, чем скрывающих…

— Лия Армель, предпочитаете завтрак в постель или накрыть в гостиной?

— А разве нас не ждут в столовой? У вашего брата и лии Каталины могут возникнуть ненужные вопросы.

Приблизившись к постели, Ларион взял меня за руку.

— Лия Каталина так утомлена, что до сих пор отдыхает, а брат с раннего утра закрылся в лаборатории, поэтому мы предоставлены сами себе.

С этими словами льер Идамас поцеловал мои пальчики и замер, ожидая ответа.

Закусив губу, я некоторое время размышляла, во что может вылиться завтрак в постели, а потом приняла решение.

— В гостиной.

Веселая улыбка расцвела на губах Лариона, но комментировать мой выбор он не стал, и я была ему за это благодарна. Я очень опрометчиво повела себя накануне, позволив мужчине уложить себя спать. Меня оправдывало только то, что из-за дара я плохо контролировала свои поступки. Но теперь было страшно, как все сложится дальше.

Под пронзительным взглядом синих глаз я соскользнула с постели, взяла из рук тара мужской атласный халат и скрылась за дверью в ванную. Быстрый осмотр в зеркале убедил меня в том, что платье пришло в полную негодность, поэтому халат оказался кстати.

Когда я вошла в гостиную, капитан стоял около окна, явно о чем-то размышляя. Встрепенувшись при моем появлении, он помог мне присесть за стол, но вместо того, чтобы опуститься на соседний стул, поцеловал меня в шею. От неожиданной щекотки я передернула плечами и засмеялась. Ларион продолжил хулиганить, и следующий поцелуй достался уху, потом губы коснулись виска.

— Мне нравится, как ты краснеешь, родная, — тихо шепнул тар. — И когда злишься, и когда улыбаешься. Ты — чудо, Армель. Мое драгоценное чудо!

— Вот уж точно, драгоценное… — вздохнула я, сразу погрустнев. — Что теперь со мной будет? Ларион, ты так и не ответил на мои вопросы.

— Как и ты на мои.

— Льер Идамас, уступите, пожалуйста, благородной лие, — перешла я на шутливо-официальный тон.