– Я никогда не был завзятым «шезлонгистом», – ответил он, склоняясь к протянутой ему руке. – Впрочем, я мог бы вернуть вам этот комплимент.

– О, я никогда не поступаю, как все! Сверх того, я настоящий морской волк и плавала на старом паруснике. Чего не скажешь о нашем друге. Я была свидетелем, как он сделал героическую попытку поупражняться в гимнастическом зале, но позеленел, как салат, и поспешно удалился в свою каюту.

– Бедняга Жиль! Наверное, мне следует заглянуть к нему, возможно, я смогу помочь?

– Ничего делать не надо, я только что попросила бортового врача зайти к нему. Очень славный человек, мне однажды понадобились его услуги, и он проявил себя с самой лучшей стороны.

– Вы уже путешествовали на «Иль-де-Франс»?

– Это мое четвертое плавание! Я обожаю этот корабль. Здесь чувствуешь себя как дома и даже лучше, потому что о тебе всячески заботятся. И атмосфера здесь именно такая, какую я люблю. А вы?

– О, у меня это в первый раз. Я не бывал в Америке с 1913 года.

– Это удивительно, ведь вас хорошо знают по обе стороны Селедочного моря![22]

– Это так, но мне было достаточно Европы, тем более что ваши учтивые соотечественники приезжали на консультацию ко мне домой...

– Когда домом служит дворец, удивляться не приходится. Вкупе с вашей репутацией он составляет одну из достопримечательностей Венеции, отчего ваше присутствие на борту интригует еще больше. Чем вы намерены заняться у нас? – добавила она, дав волю своему любопытству и отбросив, как истая американка, ребяческие правила вежливости и такта, столь почитаемые в Европе. Но прямой до грубости вопрос не задел Альдо: быть может, потому что он чувствовал искреннюю симпатию этой женщины, которая не отводила взгляда и смотрела ему в лицо своими серыми глазами. Тем не менее ответил он уклончиво:

– Я еду, чтобы уладить одно дело.

– Какого рода дело?

Он отпрянул и сдвинул брови. Баронесса Полина, пожалуй, зашла слишком далеко... Впрочем, она и сама поняла это:

– Простите меня, если я проявила нескромность. Я задала этот вопрос только потому, что мне очень хочется по-настоящему подружиться с вами. Вы ведь много лет не бывали в Соединенных Штатах, а у нас «дела» часто решаются насилием или коварством, особенно когда речь идет о том, чем занимаетесь вы: исторические драгоценности, знаменитые или не очень, но всегда великолепные, иначе вы не обратили бы на них внимания, и, следовательно, чрезвычайно опасные.

– Надеюсь, в данном случае это не так, – улыбнулся Альдо. – Я просто хочу проверить одну гипотезу.

Вопреки его ожиданиям, Полина не попросила уточнить характер этой гипотезы, но молча и очень внимательно посмотрела на него, и в ее взгляде он прочел тревогу, которая показалась ему трогательной, поскольку эта женщина не пыталась соблазнить его: она только что говорила о дружбе, и это звучало искренне. Во всяком случае, Альдо поверил ей. Быть может, ему просто хотелось поверить? Наконец она спросила:

– У вас есть друзья в Нью-Йорке?

– Несколько клиентов... среди которых я обычно друзей не завожу. А почему вы об этом спрашиваете?

– Чтобы узнать, собираетесь ли вы остановиться в частном доме.

– Боже мой, конечно, нет! У меня нет предубеждений против отелей, и я даже люблю жить в гостинице, если она хорошего качества. Я забронировал номер в «Уолдорф-Астория»...

– Как все! Я готова была поклясться! Это просто смешно.

– Почему смешно?

– Не потому, что я ненавижу все, имеющее отношение к Асторам, и не потому, что ее скоро снесут... О! Кого я вижу?

Последнее восклицание относилось к княгине Оболенской, которая только что появилась на палубе. Альдо мог бы и не узнать ее в узкой бархатной шляпке гранатового цвета и в таком же пальто с серебристо-черным воротником из лисьего меха, если бы рядом с ней не вышагивал Адальбер в буром твидовом костюме и картузе – настоящая симфония! Парочка о чем-то оживленно переговаривалась.

– Вы знаете эту даму? – спросил Морозини у Полины.

– Она знаменита... или почти знаменита! Алиса Астор, дочь Авы, еще более безумной, чем она. Я ее не выношу. Возьмите меня под руку и проводите в радиорубку!

– Хотите подать сигнал SOS? – пошутил Альдо.

– Не надо меня подзуживать! Нет, мы просто переменим место вашего обитания: это будет отель «Плаза»! Единственный отель, который подходит человеку ваших достоинств. Кстати, наш друг Вобрен уже забронировал там номер...

Разумеется, этот аргумент был куда убедительнее, чем антипатии баронессы, и Альдо позволил увести себя, очень довольный в глубине души тем, какую мину скорчит Адальбер, когда пути обеих пар пересекутся.

Действительность намного превзошла его ожидания. Когда он проходил мимо, увлеченно беседуя со своей спутницей, Адальбер вытаращил глаза, застыл на месте и даже обернулся им вслед, тогда как обе женщины обменялись ледяным взглядом, одна презрительно выпятив губы – Полина! – другая с не меньшим пренебрежением пожав плечами. Альдо ограничился лукавой усмешкой, которую сразу заметила наблюдательная баронесса:

– Вы знакомы с этим человеком?

– Не только знаком, но даже считал его своим лучшим другом.

– Почему «считали»? Он вам уже не друг?

– Я сам задаюсь этим вопросом. После его знакомства с княгиней Оболенской у меня создалось впечатление, что он больше не хочет меня видеть.

– Потому что он влюблен в эту дуреху и далеко не так обольстителен, как вы? Чем он занимается в жизни?

– Он египтолог с блестящей репутацией...

Уже взявшись за ручку двери, ведущей в радиорубку, Полина расхохоталась:

– Тогда можете поставить крест на вашей замечательной дружбе! Алиса считает себя новым воплощением Клеопатры или чем-то в этом роде. Она проглотит его с потрохами...

Войдя внутрь, она все еще продолжала смеяться, но Альдо ее веселья не разделял. Эта любопытная женщина обладала способностью снимать шелуху с души, и, хотя ему самому никогда не приходила в голову мысль, что Адальбер мог увидеть в нем возможного соперника (полная дичь!), он стал всерьез опасаться, что, если она права, их почти братским отношениям нанесена смертельная рана. И это было совершенно невыносимо – особенно при его нынешнем состоянии духа. Логический вывод: им следовало объясниться со всей откровенностью, лицом к лицу, глаза в глаза и обязательно наедине!

В ожидании, когда баронесса покончит со своими радиограммами, он решил отправиться в бар вместе с парой художников, которые сели на пароход ночью, а затем пошел навестить Жиля Вобрена, дела которого оказались совсем не блестящими: бедняга лежал на постели, так и не сняв спортивного костюма, а цвет лица у него был все таким же зеленым. Над ним хлопотал стюард,[23] менявший ему холодные компрессы на лбу.

– Похоже, ты чувствуешь себя неважно? – констатировал Морозини.

– Зато у тебя все отлично! – со стоном отозвался Вобрен. – Ты выглядишь до отвращения здоровым, а вот я уподобился жалкому червяку... И я страшно боюсь, что меня увидят в таком состоянии!

Альдо мысленно согласился с ним: он сам ненавидел показываться на люди больным.

– Но я тебе не чужой человек, а старый товарищ, который, как и ты, прошел всю войну. Что тебе прописал врач?

– Раствор хлоралгидрата, будто бы действующий как снотворное, да только во мне он задержался всего на пару минут...

– Он тебя принял за девчонку? Впрочем, если ты смотрел на него таким взглядом, это неудивительно! Тебе следует поесть...

– Умолкни, несчастный!

– ...жареных хлебцев и бриошей... и запить все это ледяным виски с содовой!

– Откуда у тебя этот рецепт?

– Мой старый друг лорд Килренан, хоть и был старым морским волком, иногда все же страдал от этой пакости, и представь себе, адмирал Нельсон тоже. Он лечился только этим снадобьем. Заметь, он считал виски панацеей от всех недугов, начиная от головной боли и кончая мозолями на ногах. И он был не так уж не прав: как-то раз между Кале и Дувром мне пришлось прибегнуть к этому методу, и эффект оказался поразительным. Вашему доктору следовало бы это знать, – добавил Морозини, обращаясь к молодому стюарду.