Лайам Ренфорд никогда не думал, что в чопорном Таралоне умеют так веселиться. Однако он чувствовал себя тут чужаком и потому позволил себе слегка приналечь на подогретое вино с пряностями.

Конечно, торговца Неквера нельзя было назвать настоящим таралонцем. Неквер перебрался в Таралон из Фрипорта, а тамошние жители не отличались особой утонченностью нравов. Лайам и сам провел некоторое время в Фрипорте, и сейчас все происходящее его ничуть не коробило, но он сильно подозревал, что прочим торговцам Саузварка, конкурентам Неквера, этот разгул вряд ли придется по вкусу.

Дом Неквера был битком набит дурно одетыми клерками и надзирателями; коротко стриженые грузчики и моряки – так стриглись в Таралоне лишь люди низшего класса – горланили похабные песенки, ткачихи и прядильщицы плясали, хихикали и перемигивались с бравыми, нанятыми Неквером, менестрелями. Это казалось невероятным. Даже здесь – в Саузварке, самом южном городе Таралона, – границы между слоями общества соблюдались довольно строго, хотя, конечно, и не столь жестко, как в северных областях. И, тем не менее, этот Неквер, по‑видимому, чихать хотел на правила приличия и этикета.

Лайам словно въявь услышал завтрашние восклицания чопорных торгашей: «В собственном доме! Он позволяет этому быдлу отплясывать в собственном доме!» – и улыбнулся. Ему импонировало подобное нарушение общественных норм.

Дом Неквера был красив – на свой странноватый лад. Это высокое четырехэтажное здание уютно устроилось в небольшом райончике Саузварка, где обитали лишь очень состоятельные люди. В ногах посверкивал лощеный паркет, устланный яркими привозными коврами; несчетное серебро канделябров и буйное пламя каминов источали свет и тепло. Столешницы, установленные на козлы, были завалены превосходными яствами; слуги едва успевали их подавать и щедро вливали в быстро пустевшие кружки вино и эль. Фрейхет Неквер принимал своих низкородных наемников как равных, а те, в свою очередь, пользовались его щедростью, не задавая лишних вопросов. Зал третьего этажа в тыльной своей части имел стеклянные двери, выводящие на потемневшую от дождей каменную террасу; сейчас там собралась группа матросов. Они сбились в кружок вокруг двоих мужчин, которым вздумалось помериться силами, и подбадривали противников криками и улюлюканьем. Трое музыкантов старательно наяривали веселый мотив, а наемники Неквера плясали, жевали, галдели – их неуемное веселье полностью заглушало шум дождя и рокот прибоя.

«Я и не догадывался, что он так богат, – подумал Лайам, оглядываясь по сторонам. – Надо было побольше с него содрать за свои карты».

Официально пирушка была затеяна в честь близящегося праздника Урис, но все в общем‑то понимали, что Неквер устроил ее потому, что остался жив и здоров. Он уцелел в одном из самых авантюрных за всю историю Саузварка путешествий и чудом – в самом прямом смысле этого слова – вернулся домой, да еще с кораблями, набитыми чрезвычайной ценности грузом.

Разговоры об этом сейчас не сходили с уст, причем многие отмечали, что Неквер никогда прежде не жаловал праздников Урис, а возможно, и вовсе не знал, кто эта Урис такая.

Чудо же заключалось в исчезновении страшных Клыков Саузварка – высоких иззубренных скал, ограждавших местную гавань. Черные и зловещие, они выступали из глубин, словно гребень морского дракона, и тянулись на много миль. Проникнуть в гавань можно было лишь через единственный и очень узкий проход. Скалы, отлично защищая порт от штормов, насылаемых Повелителем Бурь, взимали за то немалую плату: множество кораблей разбивалось об их негостеприимную твердь. Так, например, всего неделю назад возле Клыков погиб галеон, возвращавшийся из Альекира и везший в своих трюмах целое состояние. Из шестидесяти человек, бывших на борту, спаслись трое. А еще четыре денька спустя Саузварк проснулся, протер глаза и обнаружил, что грозные Клыки напрочь исчезли. Море свободно катило свои волны по рейду, берег казался бесплодной пустошью, и вообще весь окрестный пейзаж стал смахивать на рот беззубого старика. Тем же вечером Некверу и удалось беспрепятственно провести свои корабли в порт. Бывалые моряки утверждали в один голос, что такие потрепанные посудины даже в безветренную погоду ни за что не смогли бы пройти целыми мимо Клыков. А на другой день после благополучного прибытия Неквера проснувшийся Саузварк увидел, что Клыки вернулись на прежнее место, словно никогда его и не покидали.

Так что Неквер имел все основания пировать, и его работники – обветренные матросы, худосочные клерки, крепко сбитые грузчики и дюжие рыбаки, румяные прядильщицы и улыбчивые ткачихи – от души веселились, отмечая его удачу.

Лайам бесцельно кружил по шумному, заполненному людьми дому, прислушивался к разговорам и потягивал вино. Сам он помалкивал, поскольку никого здесь не знал.

Лайам прибыл на празднество с большим опозданием. Задержка его была вызвана, во‑первых, именно тем, что он не очень‑то поторапливался туда, где ему не с кем перекинуться словом, а во‑вторых – жутким дождем.

Некоторое время спустя его заметил Неквер.

– Ренфорд! Как здорово, что вы пришли!

Торговец почти не уступал Лайаму в росте, зато намного превосходил его в полноте. Этот мужчина лет сорока казался типичным уроженцем Фрипорта, темноволосый, смуглокожий, добродушно‑веселый. Расплывшись в улыбке, он хлопнул Лайама по плечу, а потом, обернувшись, позвал:

– Поппи! Поппи! Иди сюда! Я хочу тебя кое с кем познакомить!

Молодая, со вкусом одетая женщина оторвалась от разговора с девчонкой‑ткачихой – девчонка, пунцовая от смущения, облегченно вздохнула – и принялась протискиваться через толпу. Она была красива спокойной, неброской красотой и хорошо сложена. Пышные, вьющиеся черные волосы обрамляли бледное с тонкими чертами лицо. Женщина была молода – едва за двадцать – и в сравнении с мужем казалась сущим ребенком. Неквер пристально наблюдал, как она приближается. Когда Лайам склонился над рукой хозяйки дома, он вдруг почувствовал, что торговец столь же внимательно следит и за ним.

– Поппи, это Лайам Ренфорд, тот самый господин, который вычертил карты, принесшие нам богатство! Ренфорд, это Поппи, моя жена.

– Сэр Лайам, – негромко произнесла Поппи. На губах ее заиграла легкая улыбка.

– Увы, леди Неквер, я не рыцарь, – вежливо поправил ее Лайам. Он уже успел привыкнуть к обыкновению южан обращаться с титулами более чем вольно.

Внезапно Неквер шумно вздохнул, словно разговор ему надоел, развернулся на каблуках и двинулся прочь. Лайам с легким недоумением посмотрел ему вслед. Однако леди Неквер вовсе не выказала намерения удалиться. Более того, она с интересом рассматривала Лайама. У нее были невероятно огромные глаза – синие и немного печальные.

– Так это вы повинны в том, что мой муж оставил меня так надолго, сэр Лайам?

На этот раз Лайам предпочел пропустить титул мимо ушей.

– Боюсь, мадам, вы правы. Я действительно вычертил несколько карт для вашего мужа, но если бы я знал, что они причинят вам боль, разлучив вас с супругом, я ни за что не стал бы этого делать.

Лайам и вправду сообщил ее мужу один секрет, о котором здесь вряд ли кому было известно. Альекир и Фрипорт – главные партнеры Таралона по морской торговле – лежали к западу от его берегов. Но и к югу и к востоку от Таралона также имелось множество городов, обделенных вниманием саузваркских торговцев. Плавание по Колиффскому океану в силу многочисленных предрассудков внушало морякам суеверный страх. Лайам неоднократно добирался до тех краев сушей, но он знал, что существуют и морские пути. К концу лета Лайам вычертил добротные карты этих путей и решился продать их подходящему человеку. Он выбрал Неквера – прежде всего потому, что тот был выходцем из Фрипорта и, возможно, не разделял суеверий своих нынешних земляков.

Неквер его не подвел – он не имел ничего против плавания по Колиффу. Лайам заверил торговца, что путешествие будет недолгим, и тот, невзирая на приближение сезона штормов, отплыл, задержавшись ровно настолько, чтобы на скорую руку снарядить четыре вместительных корабля. Прошло всего каких‑нибудь шесть недель, и Неквер вернулся. Размах нынешнего празднества красноречиво свидетельствовал об успехе его предприятия.