– Держи крепче, болван! Баба тебя не тронет! – издевательски крикнул он и прыгнул к Лайаму.

Руки Лайама были плотно прижаты к телу, и он вскинул ногу, целясь в подбородок уродливого громилы, но меченый без труда отбил этот удар. Тип, удерживавший Лайама, двинул его коленом под зад, заставляя выгнуться навстречу удару. Меченый довольно заржал. Его кулак метнулся вперед. Лайам едва успел напрячь мышцы брюшного пресса, но все равно – удар был ужасен. Раздался глухой звук, словно где‑то упал тяжелый мешок.

Перед глазами Лайама завертелись круги. Его вдруг окатило волной тошнотворного запаха.

«О боги, эта сволочь нажралась лука!» – подумал Лайам и невольно зажмурился, получив еще два мощных удара в живот. Затем тот тип, что стоял сзади, его отпустил, и Лайам упал на колени. Кто‑то грубо схватил его за волосы, запрокидывая голову назад. Лайам с трудом разлепил веки. Буквально в нескольких дюймах от его глаз маячила физиономия меченого. Лайам попытался сосредоточить на ней взгляд.

– Человек, которого мы оба знаем, недоволен тем, что ты посещал другого человека, которого мы тоже оба знаем, – заявил меченый. И еще этот человек надеется, что ты вскоре покинешь Саузварк. Ясно?

Он рванул Лайама за волосы, что отнюдь не помогло тому обрести ясность мышления.

– Ни у кого я не был! – кое‑как выдавил Лайам, с трудом совладав с болью, раздирающей ему грудь и живот.

Меченый встал и разжал пятерню. Лайам рухнул на пол. Каменные плиты, выстилавшие пол кухни, были восхитительно холодны.

– Ты лжешь, Ренфорд.

– Как сивый мерин! – расхохотался тип, прежде державший Лайама, и, тщательно прицелившись, пнул его между ног. Лайам попытался было свернуться в клубок, но желудок ответил волной боли, и Лайам так и остался лежать ничком. Где‑то рядом слышалось хихиканье крысовидного дохляка.

– Запомни, – прозвучал у Лайама над ухом голос, – ты уезжаешь из Саузварка. Сегодня же уезжаешь.

Лайам почувствовал, что его ударили по уху, но по сравнению с ощущениями в других частях тела этот удар казался дружеской лаской.

Он услышал удаляющийся топот шагов, затем хлопнула дверь, но Лайам не открыл глаз. Прикосновение холодного камня к лицу было приятным, а тело его наотрез отказывалось шевелиться.

– Ох, мастер Ренфорд, что же они с вами сделали!

Госпожа Доркас склонилась над ним и нерешительно прикоснулась к его затылку, но Лайам этого почти не почувствовал.

«Ну, – промелькнуло в его затуманенном сознании, – по крайней мере, Марциус наконец‑то начал что‑то предпринимать».

К тому моменту, как на место происшествия прибыл эдил, Лайам уже сидел на ступенях, держась за живот. Над ним хлопотала госпожа Доркас, пытаясь уговорить его приложить к ушибам сырое мясо.

– Быстро же вы, – с горечью сказал Лайам эдилу, слабо отталкивая кусок отменной говядины, а заодно и державшую его руку, – и тут же скривился от боли.

– Непохоже, что вы очень уж пострадали, заметил эдил. Со слов девицы я было решил, что все втрое хуже.

Криво усмехнувшись, Кессиас взмахом руки указал на служанку. Та без малейшей доли стеснения пялилась на Лайама.

– Кто это был?

– Несколько наемных головорезов Марциуса.

Лайаму в конце концов удалось осторожно отодвинуть госпожу Доркас, занятую ощупыванием его ушибов.

– Уверяю вас, сударыня, со мной все в порядке. А сырое мясо сводит лишь синяки на лице.

И откуда только госпожа Доркас выкопала этот кусок? Жильцам она сроду не подавала такого хорошего мяса!

– Так, значит, с вами все хорошо?

Кессиас придвинулся ближе, и Лайам поспешно кивнул. Ему вовсе не хотелось, чтобы эдил по примеру хозяйки прошелся своими ручищами по его телу.

– Все будет нормально. Вот только чуть отдышусь…

Хотя на самом деле одной отдышкой дело не ограничится, и Лайам это знал. Ему живо пред ставились пышные ярко‑желтые и тускло‑фиолетовые гематомы, которым вскорости предстояло украсить его торс. Впрочем, меченый знал свое дело туго и, кажется, вовсе не хотел его искалечить. Ребра не переломаны, внутренние органы не повреждены. Лайам тщательно исследовал свои ощущения и не нашел причин для особой тревоги. О чем он и счел нужным заявить окружающим.

– Ну, а синяки будут, – добавил он. – Но синяки у меня бывали и раньше.

– Да, я слыхал, что с учеными такое случается, – произнес Кессиас, иронически хмыкнув. – Так, значит, Марциус решил вмешаться в игру?

– Похоже на то. Почему бы нам не обсудить это у меня наверху? – Лайам многозначительно покосился. Госпожа Доркас, комкая руки, вежливо отошла в сторонку, но ее любопытное ушко было повернуто к ним. Эдил – все происходящее явно его забавляло – наклонился, чтобы помочь Лайаму подняться, но тут же убрал руки, услышав предостерегающее ворчание.

Лайам кое‑как встал и тут же пошатнулся. Голова у него шла кругом. Эдил осторожно поддержал Лайама, затем предложил ему руку, и они начали медленно взбираться по лестнице.

– Мадам, – произнес Кессиас через плечо, не могли бы вы принести нам вина? Заранее вам признателен за такую заботу.

Лайам предельно осторожно опустился на стул у окна и медленно оперся о стол. Какое счастье, что он не успел где‑нибудь перекусить! Тошнота понемногу проходила, но перед глазами по‑прежнему вращались яркие кольца. Сквозь них без помех пролетали пылинки, пляшущие в узких лучах солнечного света, падающего из окна. Лайам зажмурился, пытаясь унять тупую, ноющую боль.

Кессиас принялся бесшумно расхаживать по комнате – он, очевидно, чего‑то ждал. Через не которое время раздался стук в дверь и на пороге появилась госпожа Доркас с кувшином и двумя кружками. Эдил забрал у нее и то и другое, сунул хозяйке дома монету и одарил ее строгим взглядом.

– Это для девушки, – предупредил он. – Славная девица, и бегает быстро. Еще раз приношу вам свою благодарность.

Госпожа Доркас так опешила, что не сказала ни слова. А эдил тут же закрыл дверь.

Эдил налил вина, поставил вторую кружку перед Лайамом и снова принялся расхаживать по комнате.

– По правде говоря, я бы никогда не подумал, что Марциус примется улаживать свои делишки с такой откровенностью.

Лайам издал вопросительное ворчание и приложился к кружке, стараясь не двигать головой. Прохладное вино скользнуло в саднящее горло и смыло остатки головокружения.

– Меня честно говоря, удивляет, что они только избили вас, а не прибегли к более крутым мерам. Если бы я был на месте Марциуса и думал, что вы можете указать на меня как на убийцу, то велел бы своим головорезам не просто поколотить вас, а выдумать что‑нибудь посерьезнее.

Лайам, позабывшись, рассмеялся, но тут же задохнулся от боли.

– Марциус не стал приказывать своим головорезам прикончить меня, потому что Марциуса нимало не волнует, станут ли его имя связывать со смертью Тарквина. Один из этих типов сказал, что Марциус крайне недоволен тем, что я встречался с человеком, которого мы оба знаем.

– Ну, все верно. Этот человек – я, и Марциус хочет напугать вас, чтоб вы перестали мне помогать.

– Нет, – Лайам слабо улыбнулся. Выводы эдила можно было бы счесть просто смехотворными – если бы только грудь и живот Лайама не болели так сильно. – Марциус хотел припугнуть меня, чтобы я не вздумал помочь Фрейхетту Некверу. Помните – чтобы напроситься на встречу с Марциусом, я использовал в качестве предлога мои карты?

На миг лицо Кессиаса сделалось непроницаемым. Потом эдил слегка скривился.

– Похоже, ему не нравится, что вы можете продать эти карты еще раз, только уже Другому торговцу. Я не учел, насколько он самолюбив и не терпит соперничества. Он приказал избить человека из‑за каких‑то карт. Что же тогда он сделает с человеком, который его подведет в чем то более важном? Если вернуться к делу убитого мага, все это свидетельствует против нашего себялюбца.

Пока Лайам слушал эдила, его тело понемногу приходило в себя. По крайней мере, речь уже требовала от него меньших усилий.