– По правде говоря, недурная вещица.

– Да, очень забавно, – сказал и Лайам.

Услышав похвалу, Кансаллус расцвел и, повернувшись в сторону сцены, несколько раз взмахнул рукой, словно показывая актерам, что все идет распрекрасно.

– Скажите, а почему вы не поставили на главную роль ту девушку, которая вчера играла роль героини? – спросил Лайам, дождавшись перерыва между двумя мизансценами. – Она бы очень неплохо смотрелась в костюме пастушки.

– Ах, вон вы о ком! – произнес Кансаллус, закатывая глаза. – За подобное предложение я мог бы тут же стать инвалидом или вовсе лишиться жизни. Видите ли, она предпочитает играть в трагедиях, и только в трагедиях. Она считает себя великой актрисой, гениальной актрисой. Низкие комедии не для нее. Кривляться? Подмигивать? Спотыкаться и шлепаться на задницу? Никогда! Скорее она покончит с собой, чем согласится играть комедийные роли!

– Такая красотка и такая гордячка? – спросил Кессиас с сальной ухмылочкой. – Жаль. У нее чудные ножки.

Лайам согласно кивнул.

– О, этого я отрицать не могу. Ножки чудные, и фигурка, и личико. Наслаждайтесь тем, что видите на сцене, добрые господа. Потому что нигде вам больше не представится случая увидеть Рору обнаженной, и уж тем более – на ложе любви.

– Рору? – Лайаму пришло в голову, что свои поиски ему следовало начать с театра, а попавши в театр – прямо с Кансаллуса. Он все больше и больше начинал казаться ему весьма дельным и сведущим человеком.

– Да, ее зовут Рора, – подтвердил актер. – Никто не может назвать Рору своей игрушкой, никто не может похвалиться, что она ласкала его или согревала ему постель в зимние ночи. Наша Рора слишком чиста, слишком талантлива и слишком хороша для комедии… Нет! Нет! Нет! Хорек, баранья твоя башка, сифилитик несчастный, мокрая курица!.. Что ты себе позволяешь?..

И он с воплями кинулся к сцене. Плутишка Хорек замер с видом оскорбленной невинности; прочие актеры тем временем давились от смеха.

– Я‑то в чем виноват, мастер драматург, если мои товарищи по сцене не в состоянии сдержать свои низменные инстинкты… – его голос с нарочито раскатистым «р» громыхал словно гром. Но тут за спиной у Лайама и Кессиаса скрипнула дверь, и они обернулись.

Через порог шагнула та, о которой они только что говорили, и Лайаму показалось, что у него вот‑вот остановится сердце. Даже сейчас, в полумраке огромного зала, в теплом зимнем плаще, девушка выглядела потрясающе. Выпуклые, чуть поджатые губы и безукоризненный абрис лица придавали ей сходство со старинной скульптурой. Неяркий свет сообщал волосам девушки тускло‑золотистый оттенок. Лайам попытался мысленно сравнить ее с леди Неквер, но леди Неквер не сочла возможным явиться на конкурс. Завидев чужих, девушка остановилась. Остановился и шедший за ней Лонс.

– Добрый день, эдил Кессиас, – произнесла девушка звучным, мелодичным голосом. Однако при этом смотрела она на Лайама. Рора улыбнулась – с легким налетом недоумения – и приподняла бровь. Она явно понимала, какое впечатление производит.

«Ну еще бы ей не понять, когда у меня челюсть отвисла чуть ли не до колен», – пристыжено подумал Лайам и взглянул на Кессиаса. Тот откашлялся.

– Актер Лонс – это вы?

Красавчик явно не ожидал, что эдил обратится к нему. Было видно, что он слегка растерялся.

– Да.

– Нам надо с вами поговорить, если вы в состоянии уделить нам немного времени.

– Но репетиция…

– Кансаллус не возражает, – твердо сказал Кессиас, складывая руки на широкой груди.

– Ну, тогда, я полагаю…

Молодой актер обошел Рору, продолжавшую глядеть на Лайама. Лайам же, в свою очередь, упорно смотрел в сторону, с ужасом осознавая, что заливается краской.

– Так что же вам нужно, эдил? – спросил Лонс, чуть играя голосом. Он уже вполне овладел собой. Эдил указал жестом на девушку:

– Может, нам лучше поговорить наедине?

Лонс напрягся. Рора тоже.

– Все, что вы можете сказать моему брату, вы можете сказать и мне, – холодно произнесла она.

– Ну хорошо, – покладисто согласился эдил и повернулся к Лонсу: – Итак, братец, не скажете ли вы, что за дела вас связывали с Тарквином Танаквилем?

Лонс стиснул кулаки и, запинаясь, пробормотал:

– Танаквиль? Чародей? Так это он вас послал? Условия сделки не выполнены, сроки не соблюдены, и я…

– Лонс! – предостерегающе воскликнула Рора.

– Тихо! – прикрикнул на нее Кессиас, но этого мгновения хватило, чтобы к Лонсу вернулось спокойствие.

– Нас связывают кое‑какие дела, – официальным тоном произнес он. – Дела личного толка, и они не окончены, так что вам нет нужды в них вмешиваться.

– А я вот в этом сомневаюсь, почтеннейший. Вы уже не закончите никаких дел с мастером Танаквилем.

– Что?! – гневно воскликнул Лонс. – Вы не можете мне этого запретить!..

– Никто больше не сможет вести никаких дел с мастером Танаквилем. Нельзя вести дела с человеком, которому в грудь всадили кинжал, Лонс.

Лонс только и смог, что ошеломленно выдохнуть:

– Как? Танаквиль убит?

Лайам напомнил себе, что перед ним – актер. Однако изумление Лонса казалось предельно искренним. Лайам был разочарован, но не очень‑то удивлен. Хотя актер ему и не нравился, Лайаму все же казалось, что на убийство он не способен. Кессиас же тем временем продолжал гнуть свое:

– Да, он убит, и потому отныне все частные дела, которые вы с ним вели, становятся моими делами. Я повторяю вопрос: зачем вы обращались к нему?

Молодой человек, нервно облизывая губы, обвел взглядом лица окружающих: выжидающие – Лайама и Кессиаса, настороженное и предостерегающее – Роры.

– Мне нужна была его помощь… в одной небольшой любовной истории.

Рора одобрительно кивнула, а эдил громко захохотал:

– Любовное зелье?! Вы обратились к волшебнику ради несчастного любовного зелья? Да его вам даже моя бабушка сварит!

– Некая леди, – отозвался Лонс с плохо сдерживаемым гневом, – попросила меня о значительной услуге. Я не мог выполнить ее просьбу, опираясь лишь на свои силы, и потому обратился за помощью к чародею.

– Видно, она задала вам непростую задачу, – заметил эдил, подсекая рыбку.

– Клыки! Она хотела уничтожить Клыки. Или хотя бы обезвредить их на какое‑то время. Клыки угрожали гибелью ее мужу, – заявил актер, невзирая на негодующие жесты сестры.

– Ничего себе поручение! – Эдил был искренне потрясен. – Надеюсь, леди того стоит.

– Стоит! – отозвался Лонс, бросив взгляд на Лайама. Тот кивком подтвердил его правоту и рискнул краем глаза взглянуть на Рору.

– И как же зовут эту леди? И кто ее муж?

– В данный момент это не имеет значения, – негромко произнес Лайам. Ответом ему были удивленные взгляды эдила и Лонса. – Я все объясню позднее. А сейчас давайте вернемся к нашим вопросам.

И он, повелительным жестом руки заставив эдила примолкнуть, обратился к актеру:

– Скажите, какую плату вы предложили мастеру Танаквилю? Услуги такого мага стоят недешево, и я знаю, что это задание потребовало от него огромных усилий.

– Я ничего не предлагал. Он назвал сумму, я согласился.

– И какова же была сумма?

– Десять тысяч золотом, – с легким оттенком гордости отозвался актер.

Рора задохнулась. Кессиас негромко присвистнул. Лайам же лишь задумчиво кивнул.

– И он поверил вам на слово, что вы сможете расплатиться?

– Полагаю, он знал, каково мое положение. Но он согласился заключить договор.

– Но десяти тысяч золотом у вас нет.

– Нет.

Лонс беспокойно задвигался. Очевидно, эти расспросы были ему не по вкусу.

– Следовательно, вы не могли ему заплатить. Но тем не менее он сотворил то, что вы ему заказали.

– Возможно, он понимал, что совершает благородное деяние – помогает истинной любви восторжествовать.

И снова в голосе молодого актера проскользнули нотки уязвленной гордости и презрения к тем, кто осмелился грубо вламываться в его внутренний мир. Лайам расхохотался.

– Скорее уж вы его одурачили каким‑нибудь способом. Ну, например, нарядились в самый богатый костюм, какой только нашелся в гардеробе театра, и выдали себя за сына какого‑нибудь богача!