– Так это он заставил Клыки сойти со своих мест! – прошептал Лайам. – Вот черт!

Тут было от чего прийти в восхищение. Тарквин решился на грандиозное предприятие. Исчезновение Клыков явилось неоспоримым подтверждением мощи и славы великого чародея. Славы, которой Тарквин всегда пользовался среди жителей Саузварка, но о подлинных масштабах силы которого вряд ли кто‑либо подозревал. Интересно, а знал ли сам Тарквин, творя это чудо, что оно для него станет последним?

Из книги торчала закладка – тонкая, чуть плотнее картона, дощечка. Лайам перевернул несколько тяжелых страниц и просмотрел заложенный текст. Язык заклинания также был сложен, но примерно понятен, и Лайам без особого труда разобрался, что это заклинание назначено делать вещи незримыми.

Скорее всего, Тарквин колебался, какое из этих двух заклинаний ему применить, и, судя по всему, в конце концов выбрал первое – в противном случае корабли Неквера покоились бы сейчас на дне моря. Не говоря уже о самом Неквере.

Мог ли кто‑то убить за это старого чародея?

Лайам задумался, рассеянно глядя на страницу.

Кому могла понадобиться смерть Тарквина? Насколько было известно Лайаму, у старика не имелось врагов – по крайней мере таких, о которых тот счел бы нужным упомянуть в их не очень‑то частых беседах. Впрочем, Лайам не так уж и хорошо знал старика. Они в общем‑то ладили, но разговаривали лишь на отвлеченные темы: о дальних странах или о событиях, давно канувших в прошлое. Разговор никогда не касался личной жизни кого‑либо из собеседников, а уж тем более их насущных занятий. Но ведь Тарквин был магом, кудесником, колдуном, а люди такого рода, как правило, малоуживчивы и своенравны. Они ссорятся друг с другом, они не ладят с теми, кто прибегает к их помощи, они наделены силой, внушающей страх обычному люду. Так что Тарквину было не так уж сложно нажить врагов. Сложно понять другое: как вышло, что человек, способный подчинить своей воле силы самой природы, не сумел защитить себя?

«Я проснулся».

Эта мысль была подобна той – первой: упрямая и неподатливая, словно камень, она нахально растолкала все прочие мысли и завладела вниманием Лайама. Лайам резким движением повернулся к столу, на котором лежал Фануил.

«Ты поел. Я тоже хочу».

Нет сомнений: мысль исходила от Фануила. Лайам вдруг вспомнил о вчерашнем приступе боли в ноге. Так вот оно что! Этот уродец его укусил. Зачем?

«Чтобы мы стали одним целым. Мне нужно поесть, я слабею и могу умереть».

Лайам медленно пересек комнату, внимательно глядя на дракончика. Взгляд желтых глаз Фануила был так же неотрывно прикован к глазам Лайама.

– Ты что, действительно это делаешь? Ну… вкладываешь мысли ко мне в голову?

«Тебе не обязательно говорить. Просто думай. Я пойму».

– Но как?

«Мы одно целое. Можно, я поем?»

Желтые глаза уставились на последнюю булочку, которую Лайам до сих пор держал в руке. Лайам опустился на колени, так что его голова оказалась на одном уровне с узкой мордочкой существа, и положил булочку на стол.

Голова дракончика метнулась вперед, словно выпущенная из лука стрела, и столь же молниеносно отдернулась. Фануил отхватил от булочки изрядный кусок и принялся энергично жевать, жадно и часто глотая. Лайам зачарованно за ним наблюдал. Дракон одолел булочку в считанные секунды. Когда с едой было покончено, Фануил аккуратно облизал лапки, продолжая при этом смотреть в глаза человека.

«Ты смущен».

– Что значит – мы одно целое?

«Ты уже это знаешь. Ты мудрее, чем хочешь казаться».

– Так, значит… ты стал для меня чем‑то вроде фамильяра? Ты со мной связан?

«Как и ты со мной. Теперь мы делим твою душу. Твоя душа теперь частью живет во мне».

Лайам встал на ноги и ошалело потряс головой.

– Почему ты раньше не говорил со мной так?

«Раньше мы не были с тобой одним целым. Это возможно только между теми, кто един. Смотри».

Внезапно у Лайама потемнело в глазах. Он вскрикнул от неожиданности, но зрение тут же вернулось. Только картина, представшая его взгляду, была иной. Он увидел угловатое молодое лицо, обрамленное светлыми волосами. Светло‑голубые глаза. Длинный, с еле заметной горбинкой нос. Это был собственный нос Лайама. Он смотрел в свое собственное лицо.

«Ты смотришь моими глазами».

– Я хочу смотреть своими глазами! – рявкнул Лайам. На него снова нахлынула тошнотворная волна слепоты, а потом все встало на свои места. Дракончик склонил голову набок, с любопытством наблюдая за человеком.

– Никогда больше не делай этого! – сказал Лайам. Голос его дрожал от напряжения.

«Ты тоже можешь так делать».

– Я этого не хочу!

«Возможно, еще захочешь».

Последовала долгая пауза. Лайам погрузился в размышления, потом сообразил, что дракончик может читать его мысли, и перестал думать.

– Я хочу, чтобы ты убрался из моей головы!

«Ты можешь меня выдворить».

– Как? – быстро спросил Лайам.

«Я тебе покажу. Только ты должен кое‑что для меня сделать».

– Кое‑что для тебя сделать?! Ты украл мою душу, мелкий паршивец! Убирайся из моей головы!

«Извини. Иначе было нельзя. Я умирал. Мы можем…»

Обрывок мысли был зазубрен, как сталь сломанного клинка. Дракон сделал паузу.

«Мы можем заключить сделку».

– Сделку?! И что же ты хочешь в обмен на мою душу?

«Мы только делим ее. Я не стал бы забирать у тебя ни кусочка, если бы без этого можно было как‑нибудь обойтись. Мастер Тарквин считал, что мои таланты стоят маленькой части его души. И это не причинит тебе никакого вреда. Но если ты совсем немножко поможешь мне, я смогу научить тебя разному».

– Чему? – спросил Лайам.

«Об этом можно поговорить позднее».

– Чему?

«Как не впускать меня. Как смотреть моими глазами. И всякому другому».

Лайаму невольно сделалось любопытно.

– Это магия?

«Немного. Для сложного твой ум не годится. Но что‑то попроще – возможно. И всякое другое. Я могу помочь тебе написать твою книгу».

– Мою книгу? Откуда ты о ней знаешь?

Дракончик снова склонил голову набок, и Лайам вскинул руку:

– Ладно, ладно! Я понял.

«Я делил многое с мастером Танаквилем. И многое открою тебе. Если ты кое‑что для меня сделаешь».

Фануил по‑прежнему смотрел в лицо Лайаму, но в желтых глазах дракончика не отражалось никаких чувств.

Лайам вдруг ощутил боль в месте укуса и перенес вес тела на здоровую ногу.

– Что именно?

«Во‑первых, ты должен дать мне еще еды. Пойди на кухню, подумай о сыром мясе, постарайся как следует его захотеть и загляни в печь».

– С этим я уже сталкивался. Что ж, это нетрудно.

Хромая, Лайам добрался до кухни. Заставить себя захотеть сырого мяса оказалось не так уж просто, и все же печь выдала ему в конце концов что‑то вроде куска говядины. Этот кусок Лайам и отнес в кабинет.

Фануил принялся рвать мясо – так же жадно и судорожно, как перед тем булочку. Впрочем, это не мешало ему продолжать разговор.

«Во‑вторых, – прозвучало в мозгу Лайама, – ты должен сказать человеку герцога в Саузварке, что мастер Тарквин убит. Этого человека зовут Кессиас. Ты сможешь его найти?»

– Человека герцога? Эдила? Да, смогу. Чего ты еще хочешь?

«В‑третьих, ты должен какое‑то время заботиться обо мне, пока я не поправлюсь. Тебе было очень больно, но и я чуть не умер, когда мастера закололи».

– Когда мастера закололи… – эхом отозвался Лайам и тут же спросил: – Ты знаешь, кто его убил?

«Нет».

Лайам разочарованно поразмыслил над этим. Некоторое время дракончик ждал, потом снова вмешался в его мысли.

«Я слаб. Мне, наверно, потребуется около месяца, чтобы прийти в норму».

Выйдя из задумчивости, Лайам кивнул:

– Да, конечно. Я буду присматривать за тобой. Еще что‑нибудь?

«Еще одно. Я скажу, когда ты вернешься с эдилом».

– Скажи сейчас! – В Лайаме проснулось упрямство.

«Сейчас не могу. Ты все узнаешь потом. Обязательно скажи человеку герцога, чтобы он прихватил с собой искательницу теней».