Чем глубже, тем непривычнее человеку становилась Бездна. Сталагмиты и колонны уже не принимали облик гладких прямых столбов, столь любезных людскому взору, но обретали подобие многолиственных деревьев, зверей или гротескных фантастических созданий; все чаще и чаще встречались среди них необработанные, сохранившие ту форму, что придала им когда-то льющаяся по капле вода. Прямые и строгие водостоки верхних уровней сменились внизу вольно бурлящими потоками; кое-где вода падала с высоты добрых сотни футов или проваливалась куда-то в пропасть сквозь резные каменные черепа горгулий. Пройдя через каверны, через систему пещер, превращенных в обиталища многочисленных кланов и семейств, Дженни внезапно попадала в пространство, способное вместить несколько таких городков, что лежал в руинах у входа в Бездну. Дома и дворцы разбросаны были здесь весьма прихотливо; их причудливые шпили и ажурные мостики, казалось, копировали формы толпящихся тут же сталагмитов и отражались вместе с ними в омутах и реках, гладких, как полированный оникс.

И куда бы ни обращала Дженни взгляд в этом тихом дивном царстве, глаза ее встречали руины, обломки костей и глубокие царапины, оставленные шипами дракона. Белые жабы и крысы кишели среди остатков пищи и клочьев падали; смрад от бывших складов сыра, мяса и овощей делался подчас невыносимым. Бледные безглазые выродки недр поспешно убирались с дороги или прятались в обугленных черепах и оплавленных сосудах чистого серебра, которыми был усеян пол. Имена тварей были известны Дженни из рассказов Мэб, хотя кому какое принадлежит, она могла только гадать.

Чем глубже проникала она в Бездну, тем холоднее становился влажный воздух; камни уже начинали скользить под ногой. Теперь-то Дженни понимала, что Мэб была права: без поводыря даже она, с ее ночным зрением, никогда бы не нашла дорогу к Сердцу Бездны.

Но она нашла ее. Эхо драконьей памяти вызывало некую раздвоенность ощущений; все время хотелось отстраниться от чего-то чужеродного, вторгающегося в твои мысли. Перед проломленной дверью Дженни почувствовала запах лекарств, сохраненный неподвижным воздухом, и слабое дыхание древнего колдовства.

Воздух в анфиладе пещер был теплый, напоенный ароматами пряностей и сухой камфоры. Смрад разложения, как и бледные слепые твари, почему-то не проникал сюда. Пройдя сквозь проем в большую куполообразную пещеру, где сталактиты смотрелись в масляную черноту центрального омута, Дженни подумала о том, какой же силой должны обладать заклинания, сохраняющие тепло на такой глубине, если сами колдуны давно уже убиты!

Великая магия обитала в этом подземелье.

Воздух был, казалось, пропитан ею; пока Дженни проходила через помещения для медитации, транса, а может быть, и для отдыха, она все время ощущала ее живое присутствие — именно живую магию, а не отзвук отработавших заклинаний. Ощущение это временами становилось настолько реальным, что Дженни несколько раз оглядывалась и спрашивала в темноту: «Кто здесь?» Как при встрече с шептунами на севере, чувства ее спорили со здравым смыслом, и Дженни снова и снова с бьющимся сердцем распространяла свое сознание по темной пещере, но улавливала лишь пустоту да капли воды, мерно обрывающиеся с каменных клыков в вышине.

Да, это была живая магия, шепчущаяся сама с собой во мраке. И, как прикосновение к телу чего-то мерзкого, Дженни вдруг ощутила присутствие зла.

В маленьком помещении она нашла то, что искала: ряды стеклянных фиалов и закупоренных кувшинов из бело-зеленого мрамора, запасенных гномами в огромном количестве. Дженни разбирала в темноте надписи на сосудах, нужные отправляла в сумку. Делала она это торопливо — ей было здесь не по себе, но самое главное: убывало время, а вместе с ним и жизнь Джона.

«Он не может умереть, — в отчаянии говорила Дженни себе. — Только не теперь…»

Но кому как не ей, целительнице, было знать, сколько раз она приходила к постели больного слишком поздно! Кроме того, одними лекарствами сейчас не обойтись. Оглянувшись напоследок, Дженни покинула тесное помещение. Где-то здесь, по ее предположению, должна была располагаться библиотека: книги и свитки заклинаний — — истинное Сердце Бездны.

Подошва скользнула по влажному гладкому полу, и даже этот еле слышный звук заставил Дженни вздрогнуть. Полы здесь, как и во всей Бездне, располагались не на одном уровне, но представляли как бы ряд террас; даже в самом крохотном закутке были по меньшей мере две такие террасы. Тревожное чувство, что за ней наблюдают, нарастало, и Дженни уже боялась пройти в следующий проем, словно некое зло поджидало ее там, в темноте за порогом. Она ощущала колдовскую власть, куда более сильную, чем власть Зиерн, более сильную даже, чем власть дракона. Однако, войдя, не находила за дверью ничего: ни затаившегося зла, ни магических книг, с помощью которых гномы должны были передавать свое искусство новым поколениям магов, — одни лишь травы, скелеты для изучения анатомии, каталоги болезней и лекарств. Несмотря на все свои страхи, Дженни была изумлена: Мэб говорила, что у гномов нет отдельных школ, но без книг вообще невозможно никакое учение! Значит, библиотека — дальше. И Дженни вновь и вновь заставляла себя продолжить путь.

От изнеможения она чувствовала себя совсем больной. Прошлая бессонная ночь, и еще одна такая же ночь перед этим… Разумнее всего было бы прервать поиски. Но жалкое чувство собственной беспомощности гнало Дженни вперед и вниз, к запретному Сердцу Бездны.

Она переступила порог, и гулкая темнота возвратила эхом ее тихое дыхание.

Сначала Дженни почувствовала холод, а затем сердце ее на миг остановилось.

Она стояла в том самом месте, что привиделось ей когда-то в чаше воды, напророчившей гибель Джону.

Это потрясло ее — слишком уж неожиданно она здесь оказалась. Архивы или учебный зал — что еще могло быть в центре белого пятна на лукавой карте Дромара! Но сквозь узловатый лес колонн и сталактитов Дженни вновь различала одну лишь пустую тьму, слабо пахнущую воском сотен свечей, скрюченных, как мертвые пальцы, в каменных нишах. Здесь не было ни единой живой души, и, снова ощутив с тревогой присутствие некоего зла, Дженни осторожно подобралась к бесформенному каменному алтарю в центре пещеры.

Положила руки на черно-голубоватый, скользкий на ощупь камень. В ее давнем видении пещера эта была наполнена бормочущим шепотом, но сейчас здесь стояла тишина. На секунду Дженни показалось, что какой-то темный водоворот шевельнулся в ее мозгу, смутные шепотки обрывочных видений возникли и сгинули, как лениво прокатившаяся волна.

Это мимолетное ощущение, казалось, лишило Дженни последних остатков сил и воли. А в следующий миг ей стало страшно. Нельзя было больше оставаться в пещере. Здесь обитало зло, и Дженни чувствовала спиной его дыхание. Повесив раздувшуюся отяжелевшую сумку на плечо, она двинулась, как вор, по ступенчатому скользкому полу, ища обратную дорогу во тьме.

Дженни возвращалась, следуя своим отметкам на стенах — рунам, видимым ей одной. Моркелеб молчал. Поднимаясь по темным каменным складкам и точеным лестницам, Дженни гадала, жив ли еще дракон, искренне желала ему смерти, и все же таилась в глубине души печаль, уже испытанная однажды над трупом дракона в одной из расселин Вира, хотя было в этой печали нечто такое, что заставляло Дженни с новой силой надеяться, что Моркелеб мертв.

Луна ушла, и Большой Туннель был темен, как сама Бездна, однако в темноте гуляли слабые сквозняки, а воздух стал заметно суше и холоднее.

Ночным зрением Дженни уже различала темный угловатый контур крестца, перегораживающего проем; дракон завалился набок, и шипы, защищающие позвоночник, были теперь направлены в ее сторону. Чешуя туго облегала чудовищный костяк; казалось, плоть дракона тает на глазах.

Дженни прислушалась, но Моркелеб по-прежнему молчал. Одна лишь музыка все еще наполняла Рыночный Зал, щемяще тихая, с плавящейся дрожью гаснущих звуков.

«Умирает», — подумала она.