Она обнаружила, что вся дрожит, и не только от усталости и пронизывающего холода. Давняя забытая страсть вернулась из тех времен, когда Дженни четырнадцатилетним заморышем почувствовала ее впервые. Она ощутила вкус драконьего пламени, нежно ласкающий язык и небо.

«Я могу дать тебе это», — сказал голос.

Дженни яростно замотала головой.

«Нет. Я не предам своих друзей».

«Друзей? Это тех, что довели тебя до ничтожества ради своих мелких удобств? Мужчину, который жалеет о том, что ты не подала ему к завтраку свою душу? Не потому ли ты цепляешься за мелкие радости, что боишься испытать большие, Дженни Уэйнест?»

Он был прав, когда говорил о том, что искушение заключено в ней самой. Дженни отбросила волосы за плечи и собрала все свои силы против мерцающей колючей черноты, проникавшей, казалось, в самое сердце.

«Оставь меня, — сказала она ему. — Возвращайся к себе, на свои острова в северном море. Пой там свои песни китам и скалам и не смей больше трогать людей и гномов».

Дженни словно переломила обугленное бревно, явив тлеющую сердцевину,

— гнев Моркелеба вспыхнул снова.

«Будь по-твоему, колдунья. Я оставляю тебе золото Бездны, возьми его, если хочешь. В нем — моя песнь. Когда придет старость (а ты уже чувствуешь ее холод в своих костях), прижми его к сердцу и вспомни, чем ты пренебрегла».

Он присел на задние лапы, его змеевидное тело подобралось, окуталось мерцанием магии. Черные крылья простерлись, блеснув обсидианом суставов; нежное, как кожа младенца, бархатистое брюхо еще зияло уродливыми ртами ран, оставленных гарпунами. Затем он прянул в небо. Могучий удар крыльев вознес его над деревьями. Магия плыла за ним подобно хвосту кометы. Последние пылинки света прилипли на секунду к его шипам, когда он возник над гребнем. И дракона не стало.

Дженни смотрела вслед; сердце ее опустело. Лесной воздух внезапно отяжелел, пропитанный сырой гарью и обрывками холодного дыма. Потом Дженни заметила, что юбка на коленях — сырая и грязная, в башмаках — хлюпает, ноги — замерзли. Снова нахлынула усталость и мышцы заныли от заклинаний Зиерн. И все звучали в мозгу слова дракона о том, от чего она отказывается.

…Стань Дженни драконом, она бы не смогла выгнать его из Бездны, да, наверное, и не захотела бы. Неужели только поэтому он предложил ей ужасающее великолепие и небывалую свободу? Говорят, что драконы обманывают не ложью, а правдой, и Дженни знала, что Моркелеб не лгал, говоря о том, какие желания прочел он в ее душе.

— Дженни, — По тропинке сбежал Гарет в испятнанном грязью камзоле. После голоса дракона тенорок юноши показался Дженни жестяным и фальшивым.

— С тобой все в порядке? Я видел дракона…

Он снял очки, чтобы протереть их, и принялся искать относительно чистый клочок на прожженной, измазанной сажей рубашке, но найти не смог. Лицо принца было забрызгано грязью, и только вокруг глаз белели два чистых круга подобием карнавальной маски.

Дженни потрясла головой. Усталая до кончиков ногтей, она уже не в силах была ответить по-другому. Медленно выбралась на тропу, ведущую к Холму. Гарет шел следом.

— Зиерн ушла?

Дженни, вздрогнув, поглядела на юношу. После того, что произошло между ней и Моркелебом, она совсем забыла про Зиерн.

— Она… Да, она ушла. Я прогнала ее.

Такое впечатление, что случилось это несколько дней назад.

— Ты ее… прогнала? — пораженный, выдохнул Гарет.

Дженни кивнула, слишком утомленная, чтобы пускаться в объяснения. Затем нахмурилась, о чем-то внезапно вспомнив, но спросила только:

— А ты?

Он отвел глаза и смущенно покраснел. Дженни почувствовала было раздражение, и чувство это показалось таким ничтожным по сравнению с тем искушением, которому ее недавно подверг дракон. Пришлось тут же себя одернуть, напомнив, что Гарету всего восемнадцать лет. Она ободряюще пожала худой локоть, торчащий из прожженного рукава.

— Она положила на тебя заклинание, — сказала Дженни. — Всего-навсего. Нас всех искушают… — Усилием воли она постаралась заглушить эхо слов дракона. — Неважно, что мы при этом чувствуем, важно, что мы делаем. Просто ей было нужно овладеть тобой, как она овладела твоим отцом.

Они достигли мокрой грязной поляны, похожей теперь на одеяние, проеденное кислотой; кругом чернели выжженные дыры и поблескивали лужицы, по краям которых еще слабо дымились сорняки.

— Знаю, — вздохнул Гарет, поднял с влажной земли шест и, зацепив им ведро, погрузил в родник. Движения юноши были замедленны — Гарет был измучен, но не жаловался. С некоторых пор он перестал жаловаться вообще. Неподалеку валялась жестяная кружка. Гарет подобрал ее и, зачерпнув воды из ведра, подал Дженни. Влажная жесть обожгла холодом кончики пальцев, и Дженни, слегка вздрогнув, осознала, что ничего не ела и не пила с самого завтрака. Просто не нашлось времени. Странно, но, взяв в руки кружку, Дженни почувствовала себя старухой.

— Ты говоришь, прогнала? — снова спросил Гарет. — И она пошла? Не обратилась в птицу…

— Нет. — Дженни вскинула глаза, как будто именно это беспокоило ее больше всего. — Моркелеб… — Она замолчала, не желая говорить о том, что предлагал ей Моркелеб.

Все равно без его помощи она бы не смогла превратиться в дракона. Колдовская власть, разбуженная в ней Моркелебом, была еще слаба, неотшлифована. А Зиерн…

— Я одолела ее, — медленно проговорила Дженни. — Но если она в самом деле, как ты рассказывал, способна менять облик, мне против нее не устоять даже с моей нынешней магией.

Она чуть было не сказала «с магией дракона», но слова застряли в горле. Дженни вновь почувствовала, как чужая сила шевельнулась в ней, словно младенец, и попыталась не думать об этом. Она поднесла кружку к губам, но остановилась и снова посмотрела на Гарета.

— Ты пил из источника?

Он удивился.

— Да мы все из него пьем.

— Я имею в виду — этим вечером.

Гарет печально оглядел поляну и свои промокшие рукава.

— Когда мне было пить? — сказал он. — А что случилось?

Дженни провела пальцем по ободку кружки. Ночным зрением она различала уже вязкое движение зеленоватых искорок в прозрачной жидкости.

— Вода, что ли, испортилась? — встревоженно спросил Гарет. — — Была же хорошая…

Дженни подняла чашку и выплеснула содержимое на землю.

— Где была Зиерн, когда ты вышел к источнику?

Сбитый с толку, Гарет покачал головой.

— Не помню. Все это было как во сне…

Он огляделся, но Дженни-то прекрасно понимала, что грязная, темная, истоптанная поляна весьма мало напоминает то волшебное место, где Гарет оказался всего час назад.

Наконец он сказал:

— Кажется, она сидела там, где сейчас стоишь ты, — у родника.

«Думали, я не замечу, что трупы начинены ядом», — всплыли в памяти слова Моркелеба. Да и Дромар, помнится, сказал однажды, что дракона не отравишь…

Дженни наклонилась над ведром и поднесла пальцы к поверхности воды. Смрад смерти поднимался над ней, и Дженни содрогнулась от ужаса и отвращения, как будто вода обратилась в кровь от ее прикосновения.

— Но зачем? — Сидя перед костром на корточках, Гарет обернулся к Джону, лежащему в нескольких футах от него в гнезде из медвежьих шкур и потрепанных пледов. — Она же сама хотела, чтобы ты убил дракона! — Гарет раскрыл бумажный фунтик, в котором они прихватили из Бела кофе, решил, что отмеривать там уже больше нечего, и вытряхнул остаток в побулькивающий котелок. — Она же не знала, что Дженни теперь представляет для нее какую-то опасность. Зачем ей было нужно нас отравить?

— Полагаю, — сказал Джон, с великой бережностью приподнимаясь на локте и поправляя очки, — чтобы не дать нам вернуться в Бел с новостями о смерти дракона до того, как она заставит твоего папашу обвинить гномов еще в чем-нибудь. Она-то думала, что дракон мертв. Его самого она бы, конечно, не увидела ни в кристалле, ни в чаше воды, а нас — пожалуйста, избитых, но живых. Что тут еще можно было подумать!