(У г-на де Мольдабыли все основания на это жаловаться. В течение пяти месяцев ни г-н де Лаог, ни кто-либо другой не привозил ему ответа. Фальшивомонетчиков выпустили на свободу; и они взялись вновь деятельно отравлять страну своими ассигнациями!Вот чем мы обязаны нашим министрам; допросите г-на де Мольда.)

— Ну как? — сказал я г-ну Лебрену. — Вы по-прежнему настаиваете, что ружья задерживаю я? Пока вы не дали торгового залога, требуемого господином Ози, могу ли я вступать в напрасный спор с голландской политикой, когда не располагаю вашим содействием, вашей поддержкой? Могу ли я использовать торговый нажим без этого треклятого залога,который, в конечном итоге, обойдется Франции всего лишь в сумму банковской комиссии! Вы и г-н Клавьерприкидываетесь, что не понимаете меня? Нет, не эта банковская комиссия и даже не этот залогзастопорили дело; нет, тут причина в грязных происках некоего господина Константинии его компаньонов; можно, право, подумать, что это из-за них на меня обрушились все беды; я писал вам о них, они засадили меня в тюрьму в надежде, что там я буду убит и что моя семья, доведенная до крайности, отдаст им оружие за бесценок, когда меня не станет, а они перепродадут его Франции втридорога!..

Господин Лебренсказал, что у него нет больше времени слушать меня, так как он должен начать прием. Я ушел от него в крайнем недовольстве.

А вы, Лекуантр, вы же читали мое послание г-ну Ози, его ответ, письмо г-на де Мольда; мне кажется, в свете всего этого г-н Провен, торговец подержанными вещами, лицо не слишком значимое? Чем подтвердите вы фразу, которую вас заставили включить в донос на нас, будто я делал в Париже вид, что вывозу оружия препятствует голландское правительство: тогда как, по-вашему, один Провен и его высокие претензии мешали нам получить эти ружья,а ведь вопрос о Провене и возник-то только в результате канцелярских козней, целью которых было меня прикончить с помощью булавочных уколов!

Но нет, Лекуантр, эта ложь шла не от вас! Обманутый сами мошенниками, вы ввели в заблуждение Национальный конвент… Вы раскаетесь в своих ошибках, ибо о вас говорят как о человеке весьма порядочном!

Мне было назначено явиться на заседание Совета через сутки, вечером 12 сентября, я пришел туда, захватив тот самый портфель, который уже склонил Наблюдательный комитет мэрииотмести бездоказательные доносы и крикливые требования всяких Кольмаров, Ларше, Маратови им подобных. Я сказал себе: «Вот наконец настал час для последнего объяснения! Я должен их убедить».

Двое из моих добрых друзей, понимая, в какой я опасности, захотели пойти вместе со мной. Я сказал слуге:

— Спрячь под сюртук мой черный портфель и оставайся в передней; если со мной случится беда, не говори, что ты со мной, и немедленно уноси портфель. У тебя под мышкой моя честь и мое отмщение.

Мы являемся; весь Совет в сборе. Под конец приглашают меня. Я вхожу, кланяюсь и, не говоря ни слова, сажусь подле г-на Лебрена. Видя, что ко мне никто не обращается, я коротко объясняю, какой важный предмет привел меня сюда. Г-н Дантон [94]сидит по другую сторону стола; он открывает обсуждение; но так как я почти вовсе глух, я встаю и, по привычке приставив руку к уху, прошу простить меня, если я подойду поближе к министру (поскольку издалека я плохо слышу). Г-н Клавьер делает движение. Я смотрю и вижу, что смех Тизифоны [95]исказил этот небесный лик. Ему показалось очень забавным, что я плохо слышу. Он увлек за собой и остальных, все стали смеяться; я поклялся, что буду держать себя в руках…

Мы приступили к обсуждению; оно сосредоточилось на залоге. Г-н Дантон сказал мне:

— Я подойду к делу как прокурор.

— А я постараюсь выиграть его как адвокат, — ответил я ему.

Господин Клавьервзял слово и сказал:

—  Этот залогне предусмотрен в соглашении с г-ном де Гравом; значит, мы имеем дело с другим соглашением.

— Если бы речь шла о точном подобии, — ответил я г-ну Клавьеру, — к чему было бы заключать новое? Обстоятельства изменились: я потребовал без обиняков, чтобы мне либо вернули мои ружья (поскольку у меня были доказательства, что ими не интересуются), либо приняли разумные условия. Три объединенных комитета и оба министрапредпочли второе решение. Эти новые условия и вошли во второй договор; следственно, он и должен был быть другим.

Господин Клавьерне сказал больше ни слова.

Господин Дантонспросил меня, может ли правительство быть наконец уверенным в том, что получит эти ружья, если даст залог?

— Да, — сказал я твердо, — если только перестанут бесконечно вставлять нам палки в колеса, как это происходило до сих пор!

Господин Дантонсказал мне еще:

— Допустим, мы внесем залог; кто вернет нам эти деньги, если голландцы будут упорствовать и не отдадут оружия?

— Никто, — ответил я ему, — поскольку вы вовсе и не должны давать денег, а должны только обязаться уплатить известную неустойку, если в означенный срок не пришлете залоговую распискус пометкой о доставке оружия, как это предусмотрено договором. И, во-вторых, буде Голландские штаты задержат оружие, залог отпадет сам собой: тут все ясно. К тому же, господин де Мольди я вручим залоговое обязательство, только получив разрешение на погрузку наших ружей.

— Но если все так просто, — взял снова слово г-н Дантон, — почему же вы сами не даете этого залога?

— По той причине, — сказал ему я, — что я поставляю это оружие вам, и если после его распределения в наших заокеанских владениях мне не привезут по небрежности или по злому умыслу залоговую расписку с пометкой о получении его,то, лишенный возможности оказать на вас давление, я, всем на смех, вынужден буду выплатить сам этот залог полностью. Его должен дать тот, кто заинтересован в оружии, кто использует это оружие по собственному усмотрению и один может выдать на своих островах расписку о получении этого оружия освобождающему залог: тогда собственный интерес понуждает его соблюсти точность и в выдаче расписки о получении.

Я прекрасно видел, что министр совершенно не в курсе дела; я сказал ему об этом, он рассердился. Я ответил:

— Господа, если вы желаете получить отчет о моем поведении в этом деле, если вы требуете от меня полного рассказа, ах! я ведь только этого и прошу, у меня с собой все бумаги; рассмотрим их ab ovo, а не выборочно, как вы это делали.

Господин Клавьеропять стал смеяться; тут я, в свою очередь, рассердился. Он поднялся и сказал, выходя:

— Я поручу кому-нибудь проследить за всем в Голландии и сделать нам точный доклад.

А я ответил:

— Вы окажете мне этим честь и удовольствие.

Он вышел, г-н Ролан тоже.

Господин Лебрен настаивал на том, что, поскольку дело о ружьях получило огласку, довести его до конца лучше не г-ну Лаогу, а кому-нибудь другому.

— Ах, я ничего не имею против, господа, если вы говорите о человеке, который должен принять оружие вместе с господином де Мольдомот вашего лица. Но если речь идет о его сдаче?Нет, господа, этого никто, кроме него, делать не станет. Припомните мое обстоятельное письмо от девятнадцатого августа сего года, там этот вопрос рассмотрен по существу. Можно ли требовать от поставщика, чтобы он передал вам товар через кого-либо, кроме своего делового представителя?Господин Лаог охраняет мои интересы; вы, господа, стоите на страже ваших собственных! А я уж буду бдить против злого умысла! Каждому свое.

Господин Лебрен мне ответил:

— Мы обговорим это завтра: эти господа вас выслушали.

—  Выслушали, сударь? — отозвался я. — Да, выслушали по самому пустячному вопросу, но, клянусь вам, они ничего не знают о деле: так многого не узнаешь. Вы ни разу не дали мне возможности обстоятельно осветить его сущность! Следственно, я вынужден буду объяснить все Национальному собранию. Там я встречу больше понимания, ибо не прошу ничего, кроме справедливости.