У Толика всегда были сигареты. Он таскал их у отца из портсигара, каким-то образом не попадаясь.

Занавеска шевельнулась. В окне показалось заспанное помятое лицо: растрепанные волосы, жиденькая бородка, очки на переносице.

Капустин и Вано хором крикнули ломающимися подростковыми голосами:

– Толик, Толик, алкоголик. Толик парень неплохой, только ссытся и глухой!

Звуки разнеслись по пустынной ночной улице и осели на асфальте, траве, на листьях деревьев сверкающим инеем. Толик отворил окно, высунулся наполовину, подслеповато щурясь, и тут увидел Капустина и Вано. Увидел шляпу из гвоздей, изломанный череп, снег и черноту. Он подался вперед, запутался в занавеске, но не обратил внимания – нелепо, грузно забрался на подоконник с ногами и вывалился наружу, срывая занавеску с петель. Пролетев три этажа, Толик встретился головой с газоном. Звонко хрустнули шейные позвонки, безвольное тело распласталось на траве, окутанное занавеской.

– Смачно! – хмыкнул Вано и первым заторопился к Толику.

Капустин неторопливо пошел следом, огибая фонарь. Его пугали мотыльки, кружащиеся в мутном свете вокруг лампы. Они могли забраться в пустую глазницу, под ребра, в любое из полусгнивших внутренностей. Как и все насекомые, что только и ждали, как бы полакомиться трупом.

Толик зашевелился и сел. Голова его упала на левое плечо. Очки сломались, кусок стекла рассек кожу под глазом. Вокруг носа расплылись красные кляксы.

Капустин присел перед ним на колено.

– Привет, дружище, – сказал он, аккуратно стирая кровь ладонью. Там, где он касался, кожа Толика покрывалась инеем. – Мячик захватил? А сигареты?

– У меня теперь свои, – глухо отозвался Толик. Голос его – грубый, мужской – сломался на последнем слове.

– Вот и отлично, не нужно больше от бати бегать. Вставай, пойдем смотреть ночь.

4.

Маро. Милая Маро. Она действительно стала красивее.

Капустин провел пальцами по её щеке, коснулся губ и тут же одернул – Маро едва не цапнула.

– Ты всё такая же мелкая и злая, как взбесившийся чертенок, – сказал Капустин. – А как же влюбленность? Не дождалась меня, понимаю. Столько времени прошло…

Капустин рассчитывал, что сможет повлиять на Маро также, как на остальных, но то ли энергия узоров на последнем камне истощилась, то ли Маро оказалась сильнее, чем другие: она не слышала зов, даже не проснулась. Пришлось подняться в квартиру. Благо у Вано были ключи. Капустин открыл дверь в спальную комнату и остановился на пороге, разглядывая спящую Маро. Красивая, повзрослевшая. Густые черные волосы разметались по подушке. Ещё одна потерянная в прошлом жизнь, не случившееся переплетение судьбы.

– Тили-тили тесто, – тихонько пропел Капустин. – Жених и невеста. Просыпайся, моя радость, пора идти гулять. Захватим огрызок железной трубы и вышибем из жирдяя дух.

Тут она и зашевелилась. Вано и Толик оказались рядом, схватили за руки, вдавили в кровать, чтоб не сопротивлялась. Маро, проснувшись, забила ногами по матрасу, сбрасывая одеяло.

– Вы кто? Вы… что?

До неё дошло почти сразу. Она вскрикнула и вдруг притихла, бегая взглядом от одного изуродованного лица к другому.

– Мы пришли погулять. Я тут решил собрать старую компанию, тех, с кем тусили когда-то… и кого запечатлел один наш старый приятель. У него, знаешь ли, есть связи с разными тварями. Давай же, присоединяйся! – Капустин подошел, с подростковым любопытством разглядывая большую грудь, красивые округлые бёдра, тонкую полоску коротких волосков, убегающую от пупка вниз, под трусики.

А ведь он никогда по-настоящему не видел обнаженную взрослую женщину. Не успел.

– Откуда вы взялись? – она едва не цапнула его за палец, молодчина. Агрессия так и пёрла. Ему нужны были в команде агрессивные люди. – Вано, что случилось? Слышишь меня, Вано? Ты же должен был приехать! Мы ждали тебя! Жена, дети, все ждали!

Не понимала, что под оболочкой её брата притаилась частичка Твари божией. А сам Вано больше не был взрослым дальнобойщиком, а был пятнадцатилетним пацаном, который хочет потусить в компании таких же, как он. Потому что жизнь долгая и беззаботная, но вместе с тем такая короткая, что нужно успеть хотя бы немного развлечься.

– Тили-тили тесто, – произнес Капустин с нажимом, ощущая, как энергия камня начинает высекать искры внутри его гниющего тела. – Посмотри на меня, Маро. Пошли гулять. Зайдем за Сашкой, Ингой, заглянем за старый кинотеатр, где мы обычно сидели у статуи Ленина, а? Хорошо же было. Беззаботно.

Маро вздрогнула. Он провел пальцем по её шее, оставляя белую полоску инея, опустился ниже, между грудей, к пупку, и ещё ниже. Положил ладонь на треугольник трусиков, ощущая пульсирующее тепло. Закрыл глаза и представил, что вместо крови у Маро – лёд. Так же, как и его кровь за много лет обратилась в заледеневшую субстанцию. Тепло под трусиками растворилось. Маро громко всхлипнула, дёрнулась в последней робкой попытке вырваться, и замерла. Тело обмякло.

– У меня есть для тебя рисунок, – сказал Капустин. В глубине истлевшего сознания он мечтал, чтобы Маро осталась такой же красивой и взрослой женщиной, но знал, что сейчас она изменится. Без этого никак. – Жирдяй тебя изуродовал, закачаешься. Мерзкий злобный урод. Испортил всем нам жизнь!

Он достал из кармана плаща тетрадь, открыл на нужной странице. Поднёс к глазам Маро, которые густо заросли инеем.

– Смотри. А? Мерзость!

Зрачки под инеем шевельнулись. Маро моргнула.

А потом её взрослое тело начало трансформироваться.

5.

Люди ещё спали, если не считать дворников и редких туристов, для которых южное лето – время бесконечных гулянок и пьянства.

Тихий город готовился к рассвету, жара, должно быть, подступала, но Капустин не чувствовал её поступи. Внутри него, да и вокруг царил февральский холод. У непривыкшей Маро зубы стучали друг о дружку. Толстая уродина в свадебном платье, которое расходилось по швам на бёдрах, подмышками, на спине.

Во что они превратились?

Капустин остановился, разглядывая верную компанию изуродованных людей. Все они мало походили на взрослых или на подростков. Скорее – гибрид, выверт больной фантазии Выхина, его злобы, которую он заложил в рисунки.

Инга, Вано, Толик, Сашка, Маро. Не хватало Степы, тихони из соседнего подъезда. Он смотался из городка много лет назад, в квартире его остались только постаревшие родители. Повезло человеку в каком-то смысле…

– Ребята, я вас всех люблю, – сказал Капустин негромко. Его голос эхом разнесся по пустынной площадке возле многоэтажек. – Рад, что вы ко мне присоединились. Еще бы немного, и я бы снова вернулся в могилу у реки, остался бы лежать в ней черт знает сколько лет. А мне надоело, знаете ли. Очень мерзкие ощущения.

Инга и Маро тряслись от холода. Сашка остервенело расчесывал стыки поломанного черепа. Вано, улыбнувшись, сплюнул сквозь щербатые зубы.

– Мы же всегда с тобой были, – сказал он. – Типа как мушкетеры, Крапивин, все такое.

– Вот и славно. Надо будет прогуляться к санаторию что ли. Вспомнить молодость.

– На ватрушках хочу. С горки. – негромко сказала Маро. – Чтоб фата цеплялась за еловые ветки.

– Всё будет. Это теперь наша юность. Навсегда.

Капустин обнял каждого из друзей, как делал это раньше, много лет назад. Ничего, что из-под плаща сыпались личинки и комья земли. Ничего, что из рта его дыхнуло морозом и гнилью. Главное, он их искренне любил. Как и Тварей божиих. Вообще всех на земле.

Он повёл их к дому, остановился у подъезда, набрал цифры на домофоне.

В окнах на первом этаже зажегся свет. Женский голос, знакомый, любимый, спросил:

– Кто?

– Алла, Алла, – весело сказал Капустин. – Спички в нос напихала, да?

1.

Выхин выбрался из леса на рассвете. Он не помнил, когда порвал рубашку на локте, откуда в ботинках полно воды, и почему во рту стоит привкус крови. Это было в настоящем, а его мысли метались в прошлом.