Ленка чувствовала, что теряет контроль. Раньше она без труда сохраняла физическую оболочку, умело притворялась живым человеком. Это так же просто, как улыбаться, когда тебе плохо или разговаривать с человеком, которого ненавидишь. Но сейчас… порывы ветра и обрывки чужих голосов будто срывали с неё кожу, оставляя лишь сознание – то немногое, что осталось после смерти.

Возможно, сейчас она умрет окончательно? Провалится в черную дыру беспамятства, из которой с таким трудом выкарабкалась?

Ну уж нет…

С трудом поднялась, повернулась к кенотафу. Жар стал невыносим – и стало ясно почему. Из провала валил густой чёрный дым с проблесками бледного, почти прозрачного, огня. Дым поднимался вертикально вверх, толчками, упирался в твердь синего неба и растворялся в нём. Голоса-искорки метались, кружились, растворялись. Ветер ничего не мог сделать с дымом, но бесновался вокруг, разгоняя воздух.

Ленка не дышала, но ей стало казаться, что жар забился в горло и сдавил лёгкие. Захотелось разодрать руками грудь, впустить воздух в тело, чтобы окутал сразу и целиком. Так и сделала – неосознанно, подчиняясь внутреннему порыву.

Пальцы разодрали кожу без труда, погрузились в плоть, ещё глубже, как в мягкую речную глину. Провалились куда-то под рёбра. Ленка раздвинула руки в стороны, скрывая грудину. Горячий воздух набросился, как голодный зверь, и выжег всё то человеческое, что оставалось в Ленке после смерти.

Она знала, что время пришло.

Стало невероятно легко и радостно. Глаза больше не нужны были, чтобы видеть. Ноги оказались бесполезны, чтобы ходить. Человеческое тело – громоздкое и неуклюжее, мёртвое и бесполезное. Надо избавиться от него, верно.

Ленка выпорхнула из ненужной оболочки, как бабочка. Она больше не осознавала себя живым человеком. Но и умирать пока не собиралась.

Говорят, призрак не может покинуть этот мир, пока у него остались неоконченные дела. Надо бы проверить.

Земля вдруг мелко затряслась. Покатый верх кенотафа, заросший травой, задрожал и шумно ввалился внутрь. Дым заметался, разбрасывая чёрные сгустки в стороны. Голоса тварей божиих заметались тоже, слившись в единой крике то ли страха, то ли возбуждения.

Сквозь бледное пламя, разбрасывая комья земли, кашляя от дыма, выбирался Выхин. То, что когда-то было Выхином, а теперь – наполненный тварями сосуд. В нём не осталось человеческого. Вряд ли он помнил, как спас Ленку и уничтожил первые камни. Теперь это был ещё один монстр, подчиненный древним силам.

Сквозь трещины в жировых складках сочились гной и кровь. Глаза скрылись под раздувшимися щеками. Пухлые губы беззвучно шлёпали друг о дружку. По жирному телу бегали огоньки пламени – это догорала одежда. Монстр Выхин выбрался из разрушенного кенотафа: обнаженный, грязный, бесформенный. Живой ли вообще?..

Он принюхался, нелепо ворочая головой на толстой шее, а потом направился в лес, к городу.

Ленка проводила его взглядом, пока Выхин не исчез за деревьями. Кенотаф догорал, выплевывая дым и огонь. Сухая твара вокруг провала тоже начала гореть, дорожки огня резво побежали по поляне. В такую жару пожар вспыхивает с одной спички…

Голоса тварей божиих постепенно угасли.

Ленка знала, что будет делать дальше. Призраку надо закончить начатое.

1.

Алла знала, что брат и твари божии (кто из них вообще был за главного?) не сдержат слово. Они не собирались оставлять ее в живых. Уже почти убили, не так ли?

Капустин и его прихвостни убрались из квартиры несколько минут назад, оставив мертвого Сашку на кухонном столе и замерзающую Аллу на полу.

Сквозь потрескивание льдинок в ушах она слышала удаляющиеся шаги и тихие разговоры. Голоса тварей божиих метались по квартире, но затем затихли и они, преданно последовав за камнями.

Нижняя часть тела онемела. Холод медленно поднимался по животу, и становилось понятно, что жить Алле осталось недолго.

Но это если быть маленькой наивной девочкой и верить в любовь, дружбу и счастливые случайности. А во взрослой жизни она привыкла полностью полагаться на себя.

Только сама, только одна. Родители умерли, когда Алла ещё даже не вышла замуж. Других близких родственников не было, а не близкие и жили не близко, связь особо не поддерживали. Вся надежда была на мужа, первые два года брака Алле даже казалось, что всё будет хорошо. Но потом он растворился в другой жизни с симпатичной коллегой по работе, оставив у Аллы на руках маленькую Ленку, не до конца выплаченную ипотеку и множество комплексов, от которых Алла сбегала с волонтерами.

Волонтёры… где ещё прятать проблемы, как не в глухих лесах, заброшенных заводах, крохотных городишках? Постоянные многодневные рейды с поисковыми отрядами по всему южному побережью здорово отвлекали. Алла отправлялась не на поиски пропавших людей, а на поиски самой себя – чтобы не сойти с ума, собраться с мыслями и убедиться, что надо продолжать жить, сцепив зубы.

Много лет спустя пропала и Ленка, стряхнув пыль со старой душевной травмы. Алла будто вернулась в прошлое, когда слепо искала старшего брата в лесу, день за днём, много месяцев и лет, променяв, в конце концов, жизнь настоящую на жизнь в прошлом. Хотя, что там было менять…

Наверное, сейчас Алла бы не сопротивлялась холоду, так и осталась бы лежать на грязном полу кухни, превращаясь в жалкое подобие снежной королевы. Но мысли о дочери не давала покоя. Вот бы увидеть её ещё хотя бы раз. Попрощаться как следует. Погладить по волосам, обнять…

Ленка в своём репертуаре: появилась внезапно, а потом снова сбежала. Призрак и морок. Занесла семечко тепла в сознание. Это семечко и не давало замёрзнуть окончательно, потому что Ленка сейчас была в этом мире, а не в мире мертвых – тогда и Алле невозможно было оказаться по ту сторону. Снова разлучиться? Немыслимо!

Ещё одна мысль медленно провернулась в голове. Алла вспомнила кое-о-чем, ухватилась за воспоминание и, потянувшись за него, как за волосок, приподнялась на локтях, осмотрела кухню. Между перевернутым табуретом и осколками разбитых тарелок увидела связку ключей, вывалившихся из кармана её брюк. Подползла – сделать это оказалось не так сложно, силы оставались – сгребла в кулак и направилась в коридор, к входной двери.

Ноги безвольно волочились. Холод поднимался по позвоночнику, как склизкий червь, пожирающий нервные волокна, оставляющий после себя пустоту онемения.

Алла боялась, что дверь окажется заперта, придется долго возиться с замком, но Капустин не удосужился провернуть ключ снаружи.

На лестничном пролете было удушливо сухо и жарко. С улицы доносилась музыка и подростковый смех: на скамейке у подъезда снова собрались старшеклассники. Лишь бы никто из них не надумал зайти сейчас в подъезд, не бросился бы на помощь и не стал бы вызывать скорую. Ни один врач не справится с тем, что происходит. А вот время украсть могут.

Она тащила по ступенькам большое и тяжелое тело, чувствуя, что сил становится меньше с каждым лестничным пролётом. Эх, где сейчас мелкая вертлявая Элка, которая поднималась на самый верх за пятнадцать секунд, как ветер, как призрак? Всё там же, в счастливом прошлом.

Между третьим и четвертым этажами села отдохнуть, прислонившись спиной к стене. Холод тонкими иглами колол в висках, от него закладывало уши, а из рта вырывалось едва заметное облачно пара. Левая рука тоже начала неметь, Алла уже не могла двигать большим и указательным пальцами, а ногти почернели и сверху покрылись густым слоем нетающего инея.

Неосознанно засунула пальцы в рот, стала обсасывать их, чувствуя колючий холод. Счищала иней зубами, сплевывала на кафель.

Потом поползла дальше, выше.

Ей повезло, на пути никто не попался. Звуки музыки и смеха остались внизу. На пятом этаже было тихо и даже немного прохладно. Алла замерла у двери в квартиру Выхина, разглядывая старый дерматин и замочную скважину. Показалось, что дверь невероятным образом стала выше и шире, что сквозь трещины в дерматине вываливаются комья снега, а каждый заржавевший декоративный гвоздик торчит острым концом вперед, не давая прикоснуться… Или это просто подкрались галлюцинации. Говорят, незадолго до смерти мозг подбрасывает человеку иллюзии, морок, погружает в выдуманный мир, чтобы было не так страшно умирать.