– Я тебе шесть телеграмм по разным адресам отправляла, – продолжила Алла. – Переезжать любишь.

– Не сидится, – сказал он. – На месте.

Алла кивнула. Продолжила, хотя он не просил, разглядывая что-то в окне.

– Пришлось взять похороны на себя. Мы с Иваном Борисовичем дружили, он мне по работе помогал, ну и всякое разное по мелочи, знаешь. Гроб, значит, заказала. Место на кладбище. Крест, деревянный, одна штука. Поминки. Друзей у него немного было, но собрались. Человек десять. Что ещё? Прибралась, как видишь. Грязно было. Что-то не успела, ну, думала, никто не приедет. У Вани никого не осталось из родственников, кроме тебя. Что еще? Завещание у нотариуса. Тебе надо в наследство вступить в течение полугода. Адресок дам, смотайся, оформи. – Она загибала пухлые пальцы, кое-где на фалангах зажатые невзрачными серебряными кольцами. Обручального не было. – Что ещё, дорогой? Ах, да. Угостишь даму чаем?

– Конечно, конечно.

Он нелепо засуетился, включил чайник, достал из пакета пачку печенья, раскрыл.

– Я только со смены, – сказала Алла, развалившись на табурете. – Ну расскажи, где шлялся всё это время? Зачем приехал?

– На похороны приехал, – соврал он. – Из Тобольска.

– В Тобольск телеграммы не было.

– Добрые люди сообщили.

– Через две недели после похорон?

Они несколько секунд разглядывали друг друга, и Выхину всё отчётливее не нравилась новая Алла, повзрослевшая болтливая баба в армейских штанах. Он захотел быстрее выставить её за дверь и больше никогда не встречаться. Зашипел чайник, выплёвывая из изогнутого носика капли кипятка.

– Не ври мне, Выхин, – сказала Алла негромко. – Не знал ты ничего о похоронах. Приехал за помощью, да? Не к кому больше ехать, вот и вернулся к нам. Ни денег, ни работы, ни жилья. Только отчим остался.

– Вот ведь как получилось, – развел руками Выхин, не подтверждая, но и не отрицая.

– Что у тебя такого страшного случилось в жизни, раз ты бегаешь по городам туда-сюда?

– Может быть, мне комфортно именно так. Когда не привязан к какому-нибудь одному месту. Могу уехать в любой момент, куда глаза глядят. Дух путешественника во мне. От мамы.

– Но ты все же здесь.

Выхин решил сменить тему.

– Говоришь, Иван Борисыч на меня завещание составил? – спросил он.

– Всё движимое и недвижимое, – кивнула Алла, надламывая кусочек печенья. – До последнего верил, что приедешь. Очень хотел тебя увидеть, но не успел, как видишь.

– Как он умер?

– Приступ. Проблемы с сердцем были, несколько лет лечился, придерживался режима. Пил много. Ну а кто сейчас не пьёт? А нельзя. И волноваться нельзя. Короче, я к нему заходила обычно два-три раза в неделю, продукты приносила, что-нибудь ещё по мелочи. И вот как-то зашла, а он на кухне лежит, вот тут, у стола, лицом в кафель. Уже поздно было что-то делать. Врачи сказали, у него ночью случился приступ, то есть почти полсуток человек мёртвый пролежал.

Чайник зашипел с надрывом и выключился. Выхин стал разливать кипяток по чашкам.

– Тебя не было почти девятнадцать лет, – вдруг сказала Алла. – Осень двухтысячного, как сейчас помню. Мы прощались на вокзале.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы выудить из памяти воспоминание. Слишком глубоко оно было закопано. Коротко кивнул. Поставил чашку перед Аллой, сам сел напротив. Скатерть на столе была липкая, покрытая мутными высохшими разводами от тряпки.

Алла задумчиво провела взглядом по кухне. Пробормотала:

– Слушай, такое ощущение, что время обратно вернулось, да? Мы тут с тобой, на этой кухне уже сидели много лет назад и тоже пили чай. Ты угощал меня пряниками, помнишь?

Он не помнил.

– Я заглянула спросить, как у тебя дела. После санатория. А ты пригласил зайти. – продолжала Алла. – Я струсила, как не знаю кто. В квартире была твоя мама, она ещё быстренько так убежала из кухни в комнату и дверь за собой прикрыла. Ещё бы, сын привёл в квартиру подругу… – Алла шумно, по-мужски, отхлебнула чай, прихватила печенье. – Классное ощущение, да? На минутку можно представить, что мы дети. Такая светлая ностальгия.

Он снова кивнул, хотя его ощущения были другими. Случается, встречаешь человека, с которым давно не виделись, а поговорить не о чем. Нет в их жизнях больше пересечений или каких-то общих новостей. Только внутренняя перегородка, отделяющая прошлую жизнь от настоящей. Вот с Аллой выходило тоже самое. Она стала слишком другая. Да и времени прошло немеряно, чтобы вот так запросто вернуться в точку их совместного общения и болтать как ни в чём не бывало.

Совершенно разные люди, так?

– Надолго к нам? – спросила Алла, в три глотка допивая чай.

– Ещё не думал. Может, на неделю. Или вроде того.

– Ты не торопись. Тебе отдохнуть нужно, я вижу. Я таких, как ты, месяцами выхаживаю, в порядок привожу.

– Таких, как я?

– Ну да. Сразу же видно. Щетина, грязный, затасканный, с потухшим взглядом. Скулы торчат, нос блестит, руки трясутся, как у алкоголика. Ты ведь не алкоголик? Мы на работе таких называем «перегоревшими». Ну или «опустившимися», хотя звучит как оскорбление. Проблемы у тебя, Лёва. Поверь профессионалу. Я больше десяти лет по разным волонтёрским организациям шатаюсь, бомжей, наркоманов с того света вытаскиваю. А ты как раз выглядишь, как один из кандидатов на тот свет.

Выхин попытался усмехнуться, но вышло не очень. Губы растянулись, как резиновые.

– Я побреюсь, – пообещал он. – И волосы вымою. Говорю же, долго ехал. Суетно всё, не до того было.

– Не ври мне, Выхин. У меня глаз намётан. Послушай совет бывалой дамы, не беги никуда до поры до времени. Поживи тут, успокойся, жизнь устрой. Знаю я таких бегунов, путешественников в душе. Сгорают к сорока годам. Тебе оно надо?

Если бы он знал ответ на этот вопрос, то не оказался бы здесь.

– Мне комфортно, – повторил он. Действительно в это верил.

Алла неожиданно поднялась, подошла, нависнув над Выхиным своим безобразно большим и рыхлым телом. От Аллы пахло духотой, пылью, застоявшимся от жары воздухом. У Аллы был второй подбородок. И ещё потрескавшиеся губы. Она зажала ладонями ладонь Выхина – руки были сухие и холодные – и пробормотала негромко:

– Не уезжай никуда, хорошо? Я не хочу, чтобы ты уезжал. У нас с тобой столько всего осталось в прошлом. Столько интересного. Надо бы вернуть, да? Хочешь, чтобы всё вернулось?

Взгляд её блуждал по лицу Выхина, ощупывал. Второй ладонью Алла провела по его щетине, дотронулась пальцами до губ.

Выхин подумал, что сейчас она его поцелует. Это было немыслимо и странно. Он встал из-за стола. Неумело приобнял Аллу за плечи, заглянул ей в глаза, сказал:

– Мы оба устали, давай-ка пообщаемся позже.

– Я не высыпаюсь, – пожаловалась Алла. – Гуляю в лесу ночами, ищу брата. Зову его, а он откликается. Говорит, что я же его нашла, глупенькая. А я не верю и продолжаю искать.

Выхин вздрогнул.

– Ты нашла Андрея? – переспросил он.

Взгляд Аллы стал затуманенным, тяжёлым.

– Говорю же, не верю. Продолжаю искать. Все эти годы, все девятнадцать, мать его, лет.

– Тебе надо выспаться.

– Определённо. – Алла отстранилась и часто-часто закивала головой, будто соглашалась со всеми своими мыслями, что крутились внутри черепа. – Да, Лёва, мне пора. Извини, если вот так, наскоком. Воспоминания, понимаешь? Всё оттуда. Не люблю их. Страшные.

Действительно, страшные.

Она заторопилась, выскочила в коридор, распахнула дверь. Уже на пороге развернулась – незнакомая, чужая женщина – и взмахнула рукой, прощаясь. Выхин взмахнул в ответ. Дверь закрылась, в квартире стало тихо, будто никого и никогда здесь не было.

1.

Выхин проснулся ночью от неприятного ощущения.

Кто-то ходил по квартире. Чужой, незнакомый и незваный – или же наоборот старый гость, от которого никак не избавиться.

Его легко можно было вычислить по шелесту занавесок, скрипу половиц и дверных петель, по далёким звукам сигнализаций и подмигиванию света фонарей с улицы. Кто-то осматривал кухню, ванную, туалет, комнату родителей, кто-то осторожно заглянул в бывшую детскую и прошептал, целясь в подсознание ещё не до конца проснувшегося Выхина: