Он бормотал писклявым голосом, пока не задремал, сам того не понимая, а проснулся уже засветло, от шума двигателя и запаха бензиновых паров. У остановки тарахтел старых автобус. Из распахнутых дверей выходили старушки. Водитель косился сквозь стекло на двухметрового мужика в мокрой рваной рубашке и штанах, который лежал на лавке, свесив ноги.

Выхин чертыхнулся, рванул к дверям и втиснулся в узкий салон.

– До города добросишь, брат? – пробормотал он, роясь в карманах.

Влажные купюры липли одна к другой.

– На заднее сиденье ступай, – ответил водитель. – И только чтоб без этих… эксцессов.

Тут Выхин был согласен. Эксцессов больше не хотелось.

2.

Электронные часы на здании банка на площади, показывали половину восьмого утра.

Выхин умылся водой из фонтана, разглядывая сверкающие на дне монетки. Прохожих вокруг пока было немного, но какой-то пацан все равно захихикал и стал показывать на Выхина пальцем.

– Бомж великан! Бомж великан!

Ещё одна прилипшая, как влажная паутина мха, дразнилка.

Выхин устало отмахнулся, побрёл через площадь к жилым домам. В голове пульсировала боль. За те полчаса, что он ехал от кладбища, мысли яснее не стали. Даже наоборот, метались в черепной коробке, будто перепуганные птицы. Не было идей, что делать и куда двигаться.

Самый простой вариант – снова сбежать. Подальше от этого города, куда-нибудь в глубинку, на Урал, где нет сотовой связи, интернета, а за нормальный физический труд расплачиваются натуральными продуктами. Снять домик в такой глуши, чтобы никакой Капустин не нашел, и остаться там навсегда.

Другой вариант – подчиниться желанию. Взять бумагу, ручки, вернуться в пещеру и никогда больше оттуда не выбираться. Сколько дней он сможет непрерывно рисовать, прежде чем умрет от голода или жажды? Неделю? Слишком долго. Хотелось, чтобы раз! – и свалился в пустой саркофаг головой. Стать еще один лицом в бесчисленном множестве лиц пещеры. Может быть твари божии пощадят его, лишат разума и не дадут запомнить эти последние дни жизни. Чем не выход?

И был ещё третий вариант, за который в своих размышлениях Выхин ухватился неожиданно цепко.

Он углубился в узкие улицы с коттеджными домиками, характерными для этого края. Отовсюду тянулись пока еще робкие запахи вареной кукурузы и жарящегося на углях мяса. Первые туристы бодро вышагивали к морю по узким извилистым тротуарам. Жара поднималась над холмами, делая голубое небо зыбким и дрожащим. Выхин ускорил шаг, почему-то испугавшись, что горячее лето застанет его на улице. К панельным многоэтажкам он уже бежал, задыхаясь от усталости. Остановился только у подъезда, приметив на лавочках подростков. С утра пораньше они галдели наперебой, слушали музыку, залипали в телефоны. Молодые и беспечные.

Выхин набрал код домофона, нырнул в подъезд и там остановился у почтовых ящиков, тяжело дыша от напряжения и бега. В горле пересохло, очень хотелось пить.

Он поднялся по ступенькам на первый этаж и замер у квартиры Аллы, бездумно разглядывая мутный глазок и поддавшиеся ржавчине цифры, вмятые в черный дерматин.

Сейчас или никогда. Пафосная фраза, конечно, но иначе и не получается.

Он вдавил кнопку звонка, прислушался. Никого. Вдавил еще раз, потом несколько раз стукнул по двери кулаком. Дверь скрипнула, приоткрылась. Выхин потянул её на себя за ручку. Дверь заскрипела еще сильнее, тяжело распахнулась. Дыхнуло влагой, спертым воздухом и как будто гнилью. В голове вихрем взметнулись воспоминания о лесе и пещере, о рваных ноздрях Элки, шапке из гвоздей Капустина…

В коридоре было темно. Справа стоял шкаф, слева – двери в туалет и ванную комнату. Планировка такая же, как и в квартире отчима.

– Алла? Ленка? – спросил Выхин, топчась на пороге. – Есть кто?

Его голос будто завяз в тяжелом воздухе. Выхин разглядел дверь в кухню. У неё было наполовину выбито стекло, и сквозь косую дыру проникал с улицы серый свет. Вдруг стали видны детали, которые Выхин не заметил сначала: на полу в беспорядке валялась обувь разных размеров, вдоль стены за шкафом лежали стопки газет или журналов, плотно перетянутые веревками. Из туалета вывалились картонные коробки – старые и сгнившие, сморщенные и местами разодранные.

Выхин осмотрелся, затылком ощущая, как проваливается в морозное прошлое, но вокруг был всё тот же лестничный пролет. Реальность и не думала разрушаться. Из-за уличной двери доносилась модная молодежная музыка. Загоготали подростки.

– Есть кто? – повторил Выхин неуверенно.

Показалось, что из полумрака на него пялятся со всех сторон невидимые люди. Или какие-то еще твари.

– Я здесь, – голос Аллы доносился из кухни.

Выхин направился туда, едва не вступил в растекшуюся по полу лужу, перешагнул через ворох одежды, напоминающий труп, зацепил плечом вешалку, на которой болталась армейская полевая форма. Справа была комната, в дверном проеме которой развевалась наполовину оборванная занавеска. За занавеской Выхин увидел серость, хлам и мусор. Комната была забита мусором от пола до потолка. Судя по всему, кто-то старательно нес и складывал туда все, что плохо лежит: от старых стульев и кресел, до замызганных игрушек, пакетов, макулатуры и бутылок.

– Не задерживайся, Выхин. Нечего тебе тут пялиться по сторонам, – голос у Аллы был с хрипотцой, дрожащий. Будто она недавно плакала.

Выхин вспомнил, что оставил Ленку на кладбище вчера. Вдруг не вернулась? Он постарался быстро подобрать какие-то нужные слова, чтобы… что? Утешить? Оправдаться?

Вошел на кухню и застыл, не соображая, что происходит.

Кухни как таковой и не было. Просто еще одно захламленное и нежилое помещение. Вдоль стены грудой свалили стулья, табуреты, стопки разной посуды, перемотанные кипы бумаг, рулоны обоев. Ни раковины, ни плиты Выхин не увидел. Краска на стенах облупилась или вздулась пузырями. Кто-то сбил подоконник, оставив торчащие кривые гвозди и высохшие пятна желтого клея. А ещё здесь было холодно, будто работал кондиционер. Но он ведь не работал, так ведь?

Алла сидела у окна на табуретке, широко расставив огромные ноги. Одета была в затасканный армейский камуфляж, короткие волосы закрыла кепкой с изломанным ровно посередине козырьком. Выхин сразу заметил, что глаза у нее раскрасневшиеся, заплаканные. Начал было бормотать:

– Я это… мы с ней вчера расстались почти сразу же…

Но Алла перебила, тяжело мотнув головой. Сказала:

– Выхин, хватит блеять, как баба. Расскажи уже. Я всё знаю, но мне нужно услышать от тебя. Давай как взрослые люди, хорошо?

Он растерялся.

– Что именно рассказать?

– Про брата моего. Что случилось. Между ним и тобой. Думаешь, я дура? Ты же тогда не просто так сбежал.

– Я не сбегал. Меня отвезли обратно, к бабушке, – продолжал бормотать Выхин, покашливая от волнения. – Давление, забыла? От этой жары проклятой. Я чуть не умер летом. Не моё это…

– Кому-то другому сказки рассказывай, Выхин. – ответила Алла, не сводя с него тяжелого злющего взгляда. – Не оправдывайся, будь мужиком. Расскажи всё, что знаешь. Ты ведь не просто так бегаешь по миру. Что-то преследует тебя.

Выхин затравленно огляделся. Под ногами хрустнул осколок стекла. Он и так собирался рассказать, именно для этого и пришёл, но напористость Аллы, её злость, а ещё обстановка вокруг вернули Выхина в состояние четырнадцатилетнего пацана, когда он не мог выдавить ни слова от волнения, блеял что-то (верно подмечено!) и юлил.

– Где Ленка? – спросил он внезапно. – Как вы вообще здесь живете в таком… бардаке?

Алла несколько раз моргнула, рывком стащила кепочку за козырек и вытерла ладонью вспотевший лоб. Спросила взволнованно:

– Откуда ты знаешь Лену?

– Она вроде бы не прячется. Мы с ней вчера виделись. Она ездила со мной на кладбище, показывала могилу твоего брата, помогла маму найти и отчима…

– Кто ездил? Лена? – Алла заморгала теперь уже часто, одновременно мотая головой из стороны в сторону. – Погоди, Выхин, что ты несешь? Откуда тебе вообще знать?..