— Господин! Вас очень желает видеть благородная Оливия Котта.

— Что еще за новости?

Я тотчас стиснула руки, желая задушить этого негодяя:

— Значит, к тебе Оливия ходит? А ты врал, что не пускаешь женщин, притворялся таким святошей?!

— Она никогда не переступала порог моего дома. Я не представляю, что могло заставить ее прийти сюда! Следует это узнать.

Гай отвел мои руки и подошел к соседнему столу, собираясь надеть тунику. Мне пришлось последовать его примеру, хотя с гораздо большим удовольствием я бы продолжила любовные игры. Воистину, делу — время, потехе… одиннадцать минут.

Мы вместе появились в зале для посетителей, и я едва сдержала разочарованное восклицание, увидев как изменилась Оливия. На ее щеках не было и следов краски, матрона выглядела постаревшей и подурневшей. Волосы были собраны небрежно, словно укладывались в большой спешке, одежда растрепана. Ввалившиеся глаза лихорадочно блестели на бледном, изможденном лице:

— Гай, уступи мне его дом. Я дам тебе любые деньги, сколько пожелаешь, я согласна на все, только уступи…

— О чем ты говоришь, женщина? — как-то даже притворно изумился консул

Я подбежала к Оливии и едва успела ее поддержать, она почти упала на колени. На подмогу тут же кинулся ее раб, что держал увесистый мешок, видимо, полный монет.

— Что случилась? Ты нездорова?

Но матрона словно не слышала мой вопрос, продолжая умолять Каррона:

— Гай, заклинаю тебя, продай мне его дом, заклинаю всеми Богами. Мне только что рассказали о сделке, я надеялась успеть…

Я вопросительно и строго посмотрела на консула:

— И что ты молчишь? Она же страдает!

Гай только развел руками и плечами пожал:

— А что я могу сделать? Дом Клодия я еще утром оформил на твое имя, заплатил все долги и неустойку. Оливия, ты меня слышишь? Дом принадлежит Наталии, она теперь там хозяйка. Хотя… если согласится стать моей женой, я буду иметь полное право распоряжаться ее имуществом…

Я разинула рот и тут же прикрыла его рукой, я ушам своим не могла поверить. Неужели, это правда… или сладкий сон… Гай собирается на мне жениться? Воистину, воды Тибра побегут вспять!

На какое-то время в просторной комнате установилась тишина, нарушаемая только негромким журчанием фонтанчика. Я, наконец, отвела взгляд от синевы консульских очей и обратилась к Оливии, что в крайне плачевном состоянии присела на низенькую скамеечку, заботливо подставленную рабом.

— Гай, ты не шутишь? Ты, правда, купил для меня дом Клодия?

— Это так.

— И он теперь мой? Удивительно! А его рабы?

— И дом и все имущество поэта, живое и неживое… все принадлежит тебе.

Я была так взбудоражена этой новостью, что даже простила Гаю пренебрежительное отношение к Элиаву и… ну, о Мапронике я и сама была невысокого мнения, сластолюбивый хитрец, что вечно притворяется немощным, но стоит хозяевам удалиться, откуда только берется прыть.

— Наталия, продай мне его дом! — обратилась теперь ко мне измученная женщина. Неужели наше письмо так подействовало на нее…

— Ты все испортишь этой покупкой, Оливия, беда прошла стороной, а дом теперь — наш общий, мой и Клодия, мы будем владеть им вместе. «Какое это все же приятное чувство — владеть собственным домом!»

— Лучше просто пойди к нему и поговори, если он еще жив, конечно… Он тебя так ждет! Только о тебе и говорит, но ведь он мужчина, ему трудно сделать первый шаг. Оливия, он тебя любит и если ты хоть что-то чувствуешь к нему, просто даже дружеское участие — иди и поговори с ним. Если еще не поздно…

Матрона едва ли не бегом покинула нашу комнату. Я от души надеялась, что они смогут с Клодием найти общий язык, умерив личную гордыню, и крикнула в догонку:

— Скажи еще, что никто не превратит его Царство Муз в красильню, так и передай! А я приду позже и мы разделим эту радость…

— Никуда ты не пойдешь!

Гай поднял меня на руки и понес в какой-то совсем другой коридор, а не тот, откуда мы вышли в залу.

— И что ты задумал? Куда ты меня тащишь, мужчина?

— Я буду любить тебя, пока ты не попросишь пощады!

— Это кто еще попросит, надо разобраться. Уверена, ты сдашься первым…

— Как знать… впрочем, если ты снова разомнешь мои ноги, я восстану даже из пепла.

— Я видела у тебя шрам на бедре… это память о прошлом походе, да? Разве консула не должны хорошо охранять, как же тебя могли ранить?

— В меня попала стрела. Рана была очень тяжелой, я едва выжил. Но все позади…

— Гай, спасибо… ты самый добрый, самый лучший…

— Думаешь, я просто так подарил тебе этот дом? Наивное дитя…

— Я буду расплачиваться с тобой до конца жизни?

— Именно так!

Вскоре мы оказались в комнате, что по всему облику служила спальней консула. Простая холостяцкая обстановка, минимум предметов и никаких следов роскоши. Гай опустил меня на ложе и прилег рядом:

— Моя царица…

«Кажется, из Богинь-то меня несколько понизили…» Что это? Меня вдруг неприятно задело воспоминание о Дакосе. Уж о нем-то сейчас и вовсе не следовало думать. Все мои мечты воплотились в жизнь. Рядом любимый мужчина, у меня теперь есть в Риме своя небольшая усадьба и даже (ого!) два раба, а еще, если я не ослышалась, некий полководец собирался предложить мне руку и сердце, но я не буду торопить события. Тем более, есть чем заняться…

Мы долго и нежно целовались. Оливия называла Гая Мария грубым солдафоном, но мужчина оказался щедр и на предварительные ласки. Правда, после моих подсказок, чего уж скрывать. Но я просто и ненавязчиво укладывала руки Гая именно туда, где бы мне хотелось их ощущать. И консул мгновенно перехватывал инициативу. А потом велел мне встать на четвереньки, заявив, что это его любимая поза «львицы». Название мне понравилось… И выполнение тоже…

А потом вы вернулись в личную «баньку» Гая Мария, где я полностью оценила преимущества всех трех отделений римской термы: тепидарий — теплое помещение, кальдарий — горячее, лаконик — аналог сауны и, наконец, фригидарий — местечко, где можно взбодриться, нырнув в маленький прохладный бассейн. Приближался вечер, и мы вдвоем, уставшие и разнеженные от обилия любви и водных процедур наслаждались прекрасным ужином в триклинии. Все было чудесно — и устрицы, которые Гай учил меня открывать правильно, и маринованные осьминоги, и фаршированные улитки… Кажется, все это изобилие приготовлено в мою честь.

— Гай, а где же простая солдатская пища?

Он указал мне на блюдо со свиными котлетами и нашпигованные грецким орехом свиные ножки в окружении пряных трав.

— Гай, я тоже котлеты буду и вон ту яичницу, а еще спаржа, да? Странная она тут у вас… Мне деликатесов не надо, я скромная царица, так и знай.

Еще было подано отличное вино, кажется, на сей раз цекубское, его принесли в высокой амфоре с длинным горлышком и такими же удлиненными изящными ручками. И я уже не помнила, как снова оказалось в спальне, совершенно раздетая и благосклонно принимающая новые ласки моего Господина. Мы так и договорились, что я теперь до конца своих дней буду служить удовольствию Гая Мария за его благородный и щедрый поступок. Впрочем, служить с немалой выгодой для себя, естественно.

— Наталия Русса, ты станешь моей женой?

— Да, Гай Марий Каррон, я согласна. Ммм… я тебя люблю, мой генерал…так сильно люблю, а теперь можно мне чуть-чуть поспать? А завтра я буду любить тебя еще больше… правда… ах… глаза сами закрываются.

— Спи, моя львица… теперь я всегда буду рядом.

Воздух над нами чист и звонок,

В житницу вол отвез зерно,

Отданный повару, пал ягненок,

В медных ковшах играет вино.

Что же тоска нам сердце гложет,

Что мы пытаем бытие?

Лучшая девушка дать не может

Больше того, что есть у нее…

Н.Гумилев

Для меня наступили благодатные дни. Эта неделя вспоминается мне, как череда сменяющих друг друга приятных событий. Первое время мы с Гаем не расставались более чем на полчаса, нам нравилось быть вместе, даже просто молчать и лежать рядышком, отдыхая от ласки. В телесной любви мы перепробовали почти все, мы узнали друг друга полностью и нам это было по душе. Мы вместе спали, вместе купались и садились за стол, гуляли во дворе, и даже когда Гай тренировался с Кромихом, я сидела где-то поблизости, искоса поглядывая на мужчин.