Я улыбалась, слушая Атратиона, хотя на глазах у меня выступили слезы, я вспоминала свою учебу и свои прошлые каникулы, родных и друзей. Увижу ли я когда-нибудь свой город, вернусь ли в свое время…

Мою ностальгию прервал гулкий топот, по дороге к нам быстро приближались всадники. Мы тотчас вскочили на ноги и кинулись к повозке, но, кажется, нас уже заметили. Мы даже не успели запрячь в повозку своих лошадей, как вокруг уже зажглись факела. Атратион стоял чуть пригнувшись и расставив ноги для устойчивости, перекидывая меч из руки в руку. Я же находилась за спиной бывшего легионера, едва дыша от охватившего меня ужаса. Но даже сейчас я не могла не поразиться мужеству, с которым мой защитник лицом к лицу готов был встретить неминуемую гибель. Всадников было пятеро, а он один…

— Кто вы такие? Куда направлялись?

Услышав знакомый голос, я мгновенно испытала самую разнообразную гамму чувств, от облегчения, до нового приступа паники, но все-таки тревога ослабла.

— Дакос! Мы… мы ехали в гости.

— Ты!

Он соскочил с лошади и направился ко мне, но на его пути стоял Атратион. Я тут же все поняла и попыталась помешать схватке. Она все равно меня не спасет…

— Дакос, это мой слуга, пожалуйста, не убивай его, пожалуйста…

— Что ты делаешь, Госпожа? Встань за меня! Вернись! — взволнованно увещевал меня Атратион.

Дакос криво усмехнулся, его голос звучал холодно и жестко, в сильной руке поблескивал кривой клинок:

— Она меня знает и знает, что бояться ей нечего. Пусть подойдет ко мне и я, возможно, сохраню тебе жизнь… слуга.

— Атратион, опусти оружие, тебя пощадят, это бессмысленно, их же больше!

Видимо, у бывшего легионера был свой кодекс чести…

— Я умру, как и Кассий, с мечом в руке, а не подобно вонючему псу, что вы будете таскать за собой на веревке… рабы.

Я в ужасе отшатнулась, когда кровь моего защитника брызнула мне на платье. Я хотела куда-то бежать, но уже через минуту Дакос поймал меня и прижал к себе. Его обнаженная широкая грудь ходуном ходила от довольного смеха:

— Попалась! А ведь я говорил, что Боги подарят мне эту встречу! Ты будешь моей, Наталия, хотя бы на эту ночь!

Напрасно с безысходною тоской

Она ловила тонкою рукой

Его стальные руки — было поздно.

И, задыхаясь, думала она:

«О, верно, в день, когда шумит война,

Такой же он загадочный и грозный!»

Н. Гумилев

Он громко смеялся и что-то объяснял остальным, кажется, рассказывал, что я — его бывшая хозяйка и была к нему благосклонна. Его спутники, все как на подбор, такие же здоровенные и громогласные мужики стояли рядом и разглядывали меня, отпуская гадкие шуточки. А я ни жива ни мертва теперь уже сама прижималась к Дакосу, пряча лицо от чужих голодных взглядов. Но он вдруг отодвинул меня и приподнял мою голову за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза:

— Ну, ты же скучала по мне, признайся?

Мне пришлось кивнуть утвердительно, сейчас совершенно не хотелось спорить.

— Я так и знал! Долго же ты добиралась ко мне, я уже заждался!

Он был отстраненным и злым, его пальцы причиняли мне боль, сжимая плечи до синяков, в глазах отражались огни факелов. А потом я услышала за спиной чей-то сиплый голос:

— Ты же поделишься с братьями, Волк? Даже после тебя ее хватит на всех, девчонка крепкая…

У меня глаза расширились от ужаса, и кажется, Дакос это заметил, но только еще больше развеселился.

— Сначала я сам с ней позабавлюсь. Тем более, хозяйка так торопилась ко мне, нельзя ее разочаровать. Она ведь приехала из самого Рима! И все ради бывшего раба! Меня не так просто забыть.

Вокруг снова раздался грубый хохот. Дакос потащил меня к своему коню и усадил на шкуру, что покрывала его спину, а следом запрыгнул и сам. Мы поехали впереди, остальные мужчины задержались, видимо, желая изловить лошадей, которые везли мою повозку, да и саму ее прихватить с собой.

Мне по-прежнему приходилось быть ближе к фракийцу, теперь я еще и с коня боялась свалиться, но Дакос крепко держал меня, охватив одной рукой за талию. Я чувствовала его жаркое дыхание на своем виске, порой мужчина наклонялся, чтобы коснуться губами моей щеки или шеи.

— Ты ведь ехала к нему, да? Я сразу же догадался! Его нет в Аквине, он оттянул все силы на запад после того как увидел, что осталось от первого их войска, чей консул сбежал в Рим, потеряв штаны. Мы гоняли последних солдат Плавта словно баранов, мы заставили их брать мечи и убивать друг друга, за то, что они с нами делали прежде. Все получили по заслугам. Получишь и ты!

Я с трудом облизала пересохшие губы, пытаясь отвечать:

— А в чем же моя вина?

Дакос даже зарычал:

— Ты выбрала его! Пошла и продалась ему, как дешевая шлюха, я все знаю!

— Я его люблю, и никогда этого не скрывала. Ты накажешь меня за любовь? Разве это справедливо? Ты осуждаешь римлян, а сам тогда чем лучше? Я была добра к тебе… что же, и за это накажи… за мою наивность и глупость. Я тебя пожалела, хотела спасти от этих боев на арене, мне не нужен был никакой раб, но я приняла тебя, как подарок, уже тогда зная, что освобожу тебя.

— Твоя жалость оскорбительна!

— Разве может унизить жалость Богини? Или я уже не являюсь небожительницей в твоих глазах, да? Сошла с пьедестала?

— После того как ты стала его подстилкой… Нет, Наталия, ты для меня уже не Богиня! Ты обычная женщина, падкая на деньги и роскошь, ты выбрала его, потому что он мог больше тебе предложить…

— Дакос, это не правда!

Вместо ответа он почти укусил меня за шею или это был такой волчий поцелуй… Я мотнула головой и попыталась вырваться, но Дакос ослабил свою хватку так, что я едва не свалилась на землю, в последний момент ухватившись за гриву лошади. Пегий жеребец тут же взвился на дыбы и оглушительно заржал, а я непроизвольно обхватила руками мощный торс фракийца. Мужчина торжествующе засмеялся, похоже, он легко управлял своим конем, нарочно пугая меня.

— Не бойся, я не позволю тебе упасть! Ведь ты мне нужна, очень нужна мне сегодня. А на рассвете я тебя убью, чтобы ты ему не досталась. Запомни мои слова.

В ответ я лишь всхлипнула, прижавшись мокрой от слез щекой к его груди.

— Убивай! Сердце свое ты уже похоронил, ты стал холодным, бессердечным чудовищем. Такой же завоеватель и насильник, как твои ненавистные римляне. Все мужчины одинаковы, если у них есть сила и возможность взять добычу и покуражиться вдоволь. Я думала о тебе иначе… я думала, ты мне друг…

Дакос молчал, только погнал своего коня быстрее. У меня к горлу начала подступать тошнота. Я не выдержу долго такой скачки, меня мутит, голова кружится.

— Дакос, мне плохо…

— Скоро будем на месте, потерпи.

В его голосе больше не было злости и раздражения. Он проговорил эти слова почти тем же мягким, глубоким тембром, что и раньше. Почти ласково… И я вдруг поняла, что он не сделает мне ничего плохого, уж слишком плохого… А если что-то и сделает, так я это заслужила. Сама виновата — отправилась девочка на войну, Гая так и не нашла, из-за меня погибли Кассий и Атратион, хотя, может, они-то как раз и хотели умереть в бою, раз уж так рвались в эту поездку, представляя реальную угрозу нападения. Гай сильно расстроится, если все узнает. А мне надо смириться с тем, что Гай больше не примет меня. Даже если я выживу…

Мы поехали тише и нас скоро нагнали остальные мужчины. Дакос переговаривался с ними о чем-то, кажется, его люди были встревожены. Я слушала их вполуха и вскоре немного поняла, что завтра должно произойти какое-то решающее сражение и Каррон будет участвовать в нем. У меня мелькнула жуткая мысль, что Дакос может использовать меня против консула, начнет шантажировать, выдвинет свои условия.

Меня холодный пот прошиб, когда я представила, какой выбор встанет перед полководцем, если ему донесут, что я в руках у мятежников. Гай меня не спасет, он выберет славу Рима и будет совершенно прав. Что я и что Рим… Сама виновата, нечего плакать.