После кормежки рабов снова привязывали к длинным канатам, а затем позволили справить нужду, по очереди отгоняя связку за связкой к росшим неподалеку от места привала густым зарослям можжевельника. Потом снова погнали вперед по дороге — опять без отдыха до самого вечера.
Анна-Селена очень надеялась, что погода переменится, небо закроют тучи, но время шло, а тучи так и не появились. Местное солнце же, словно специально издеваясь над маленькой вампирочкой, ползло к горизонту до невозможности медленно. Силы убывали быстрее. Хотелось упасть и просто лежать, что бы ни было дальше.
Она не знала, что заставляет её двигаться. То ли упрямство, то ли тайный страх, то ли ещё какое-то неизвестное ей самой чувство. Но девочка не падала, а продолжала брести. Ничего не замечая вокруг себя, она шла и шла, словно кто-то неведомый руководил ей, будто управляемой куклой-игрушкой производства корпорации "Электрический мир" — как когда-то сама она управляла такими куклами. Шла до тех пор, пока силы не оставили её окончательно. Тогда свет померк в её глазах, ноги подкосились, и сознание покинуло Анну-Селену…
Охраннику каравана рабов платят поденно. Семь серебряных маретов в сутки, да хозяйские харчи. А вот отрабатывать деньги приходится по-разному. Бывает, целый день дуешь пиво в таверне, спишь как сурок, да с девками тешишься, а денежки идут. Хоть рабы и сидят в городском невольничьем бараке под охраной местных воинов, но наемнику-то всё едино: коли подрядился почтенный купец платить всю дорогу — пусть выкладывает денежки. А нет — так пусть себе других охранников ищет, если только найдет. Слухи о тех купцах, что слово не держат, бегут по миру быстрее самого резвого скакуна: наемники всей Империи крепко держатся друг за друга, и тот, кто обманет одного, сразу станет врагом всех.
Но бывает и наоборот. Найдется в караване отчаюга, готовый рискнуть собственной жизнью, так иди потом по следу, чтобы вернуть хозяину сбежавшую собственность. За бежавшего раба из жалования каждого вычитают его полную стоимость, а бегут они обычно в самую худшую погоду, да и плутают в самых мерзких местах: в чащобах, в болотах, а то и в пещеры забредут. Сплошь и рядом бывает: преследуешь беглого, а воевать приходится то с кобольдами, то с волками-людоедами, то ещё с какими тварями, давно уже беглеца в своих желудках переварившими, да в поисках добавки рыщущими.
Вот и выходит, что бы ни случилось в дороге — расхлебывать охранникам. Поэтому опытный наёмник в рабах не хуже купца разбирается, от кого чего ожидать можно. Неприятностей-то на свою шею никто не ищет.
Только вот разбирается охранник, а решает всё одно — купец. Была бы воля Меро — не взял бы он с собой этих двух малолеток, пусть и дешево. Видно же, что с каждым из них мороки не оберешься. Девчонка — дохлая совсем, больная то есть. Лицо — словно сметаной вымазали. Ей бы в постели лежать, да лекаря слушать — может, и вернет себе здоровье. А в караване — по всему видно, не жилец. До полуденного привала, поди, не дотянет, свалится.
С мальчишкой другие неприятности. Здоровья перенести путь у него должно хватить, но с первого взгляда было ясно, что парень изрядно строптив. И, похоже, с судьбой раба не смирился. Интересно было бы расспросить тех, кто продавал детей, где они этого паренька раздобыли, но заниматься этим Меро было некогда: продавцы пришли перед самым отправлением каравана, когда рабов уже вывели из барака и распределили по связкам. В этом караване рыбы были спокойные, к своему положению давно и привыкшие и смирившиеся, и хозяева не сочли нужным тратиться на цепи, хотя и везли на всякий случай в фургоне несколько оков, рогаток и колодок: мало ли что в дороге приключиться может. Но с самого выхода из Итлены к этим приспособлениям не пришлось прибегнуть ни разу.
Воля Меро, он бы, ради предосторожности, да и для обучения, от греха подальше, надел бы на шею мальчишке колодку. Но без приказа хозяина такие вещи надсмотрщикам делать запрещалось, а купцы, конечно, не стали бы задерживать отправление каравана из-за невнятных подозрений наемника. Поэтому охранник ограничился лишь тем, что внимательно присматривал за детьми, да и своим ребятам подсказал быть начеку.
К его удивлению, никаких неприятностей до обеда не случилось. Девчонка, хоть и бледная, словно из Аэлисова царства, но шла довольно бодро, ничуть связку не тормозила. Мальчишка, хоть и зыркал во все стороны глазищами, строптивость свою никак не выказывал. В обед, когда рабов развязывали, Меро незаметно всё время подглядывал: не рванет ли он вдруг к опушке, пытаясь укрыться в зарослях можжевельника и земляного ореха. Но тот сидел смирно, и причину этого Меро понял довольно быстро, когда мальчик заговорил с девочкой. Похоже, они были родственниками. Может, брат и сестра, может, более дальняя родня. Но, в любом случае, заключил наемник, девчонка эта привязывает мальчишку к каравану ничуть не слабее доброй веревки.
После привала наемник серьезного внимания детям уже не уделял. В караване было почти семь десятков рабов, много чести всё время думать о двоих. Десяток охранников, которыми командовал Меро, постоянно перемещались на лошадях вдоль каравана, зорко наблюдая за тем, не происходит ли чего необычного. Десять человек — не так уж и много для охраны такого большого каравана. Из Итлены они вывели две дюжины рабов, но в пути караван сильно разбух: в малозаселенных внутренних землях Лакарского полуострова рабы были дешевы, а на ярмарках Восьмиградья за них можно было выручить двойную, если не тройную, цену. Вот и прикупали купцы ходячий товар. Прибыль для них — превыше всего.
Когда рабов пришлось собирать уже не в две, а в три связки, Меро стал подумывать над тем, чтобы взять в охрану еще пару человек. Всех денег не заработаешь, а вот усилить ночные караулы не мешало бы: хоть в караване и были собраны покладистые рабы, да только в тихой роще порой водятся зубастые волки. Но подходящих людей за время кратких стоянок в городах найти не удавалось, а кого попало Меро брать не собирался. Лучше уж вымотаться, как пастуший пес, чем довериться ненадежному человеку, а потом терзаться: случится несчастье или помилуют боги.
Выручали наемников собаки. Меро считался хозяином четырех верных рабов Ренса — крупных черных с подпалинами кобелей с массивной нижней челюстью. Обученные выслеживать жертв и вести бой с любым противником — будь то медведь, орк или горгулья, псы вызывали у рабов не меньший ужас, чем вольные над их жизнью и смертью хозяева каравана. Сознавая собственную силу, собаки не брехали попусту, не щелкали понапрасну огромными, белыми, словно сахар, клыками. Они степенно трусили по бокам каравана, нарочито не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Но все: и невольники, и наемники, и хозяева знали, что если кто-то из рабов попытается бежать, то от показного безразличия кобелей не останется и следа. Когда псы настигали беглеца, спасти жизнь он мог только одним способом: упасть на землю и не шевелиться. Наемники дрессировали собак так, чтобы те не портили дорогостоящий товар. Псы останавливались над лежащим человеком и ждали, пока подойдет хозяин и отведет беглого раба обратно к его владельцу. Но горе тому, кто пытался сопротивляться. Мог ли измученный невольник, чье тело прикрывали только лохмотья, а вооружение состояло из подобранной палки (в лучшем случае — украденного кинжала), противостоять здоровому откормленному боевому псу, чье единственное уязвимое место — горло, прикрывал широкий кожаный ошейник, усаженный острыми бронзовыми шипами. Среди рабов ходили легенды, что где-то когда-то кто-то голыми руками справился с собакой-убийцей: то ли задушил, то ли разорвал пасть, и обрел свободу, но всерьез в эту сказку никто не верил.
И всё же, как ни хороши были кобели, но их способности поддерживать порядок в караване всё же имели свои пределы. В этом Меро пришлось ещё раз убедиться, когда Шеак-караванщик уже скомандовал остановку на ночлег. Та самая болезненная девчонка, что последний переход шла, шатаясь, как былинка на ветру, вдруг повалилась прямо в дорожную пыль. Ехавший ближе всего к хвосту связки Шана злобно выругался и заорал:
