— Хлама мы не держим! — у меня уже лопнуло терпение.

— Я сказал «подержанные», а не «поломанные».

— Пусть делает как знает! — вмешалась моя жена.

И обратилась к нему: — Не угодно ли вам, сударь, проверить наш багаж?

Мы вышли на двор и безропотно предоставили наши чемоданы для досмотра. Табачную подушку я на всякий случай не выпускал из рук. Агент тщательно изучал содержимое каждого предмета багажа. Это надо было видеть!

Фотоаппарат с принадлежностями был немедленно отложен в сторону; за ним последовал бинокль — превосходная вещь, а при виде бритвенного прибора этот тип снисходительно бросил: «Ради бога!» Несессер моей жены он перерыл сверху донизу. Что касается одежды, то здесь агент, казалось, испытывал некоторые сомнения. Когда очередь дошла до моего дорожного пальто новейшего фасона — предмета моей гордости, — он заметил: «Его вам конечно, придется отдать в переделку! Не следует бросаться в глаза!» Но когда этот болван добрался до белья моей жены и хотел уже запустить в него пальцы, я возмутился: «Это остается с нами!» Столь же строгой ревизии были подвергнуты и книги, но мои прелестные старинные безделушки остались со мной. «Ничего вашего не пропадет… не пропадет!» — беспрерывно повторял господин Теретатян с озабоченным видом. При этом ни одна мелочь не ускользала от его взгляда. «Теперь все нормально». Он низко поклонился. Между тем на часах уже было четыре.

В оставшийся час я купил в Самарканде еще несколько вещей взамен, так сказать, конфискованных. Я приобрел великолепный старинный самовар — не столь практичный, но более красивый, чем наша плитка. Когда я вернулся, две вместительные повозки с огромными колесами уже стояли наготове. В каждую было запряжено по верблюду. Я с сомнением глядел на этот жалкий транспорт.

— Вы поедете с комфортом, внутри постелены одеяла. Проводник — надежный человек, и ему дано указание исполнять все ваши желания.

Увидев внутри несколько больших корзин с провиантом, я был просто тронут и, не скупясь на изъявления благодарности, потряс руку нашего хозяина. Во главе поезда ехал верхом на гривастой лошадке проводник, низкорослый киргиз. При каждой повозке — по одному погонщику, позади — двое слуг в желтых шапках и темных кафтанах. Так мы и ехали. Приключение, которого я так давно ждал, началось.

Город уже давно исчез из поля зрения, но по-прежнему был виден мавзолей великого Тимура. Его фиолетовый купол отчетливо вырисовывался на красочном фоне закатного неба.

Спутница у меня под боком походила на мешок со свисающей из него головой. Она боролась со сном и в ответ на мои реплики бормотала что-то неразборчивое, так что вскоре мне пришлось оставить свои попытки разговорить ее. В нашем покрытом защитным тентом экипаже царила темнота. Ландшафт становился все скуднее, каменистее; окрестности утопали в по-осеннему бледной зелени. Если меня не одолевали новые приступы раскаяния в предпринятом нами рискованном шаге, то единственно потому, что у меня на это не было сил. Мы с женой были чересчур утомлены.

В унылых зеленоватых сумерках мимо то и дело проплывали голые деревья, кактусы и солончаковая растительность. Повозка покачивалась мерно и ритмично. От головы поезда доносилась протяжная жалобная мелодия. «Такую можно извлечь только на каком-нибудь крошечном инструменте…» — подумал я и почти сразу заснул.

Все мы — странники, все без исключения. Так было и так будет всегда, покуда живо человечество. От древнейших кочевых народов до нынешних туристов, от разбойного набега до современной исследовательской экспедиции, — независимо от мотивов, человек продолжает странствовать. Пешком, верхом, на колесах, с помощью пара, электричества, бензина — независимо от средств, человек продолжает странствовать. Иду ли я в гостиницу или совершаю кругосветное путешествие — я странствую. И точно так же странствуют все животные, перемещаясь то в одну, то в другую сторону. Сама наша старушка Земля показывает нам в этом грандиозный пример. Движение, закон природы! Каким бы усталым ты ни был, ты должен следовать ему и не останавливаться… Подлинный покой настает лишь тогда, когда наши странствия закончены. И на самом деле все с нетерпением ждут этого момента — только никто себе в этом не признается. Многие этого даже не знают. Иные из нас, кто уже отходил свое и больше не хочет странствовать, или лежит, больной, в постели, или просто не в силах передвигаться, все же путешествуют в своем сознании, в воображении, и часто уходят далеко, далеко… но стоять на месте — о нет, такого не бывает!

Один раз я проснулся. Снаружи сиял свет луны. Мы сделали остановку у резервуара с водой — я слышал, как поили животных. Моя жена лежала с скрытыми глазами, выражение ее лица было очень серьезным.

«Хорошо, что ты спишь, — подумал я, — завтра утром встанешь свежей».

Мне показалось, что мы находимся в горах. Когда повозка тронулась с места, я снова заснул, предвкушая скорое прибытие в царство грез. И после этого я не просыпался очень долго.

Внезапно я ощутил какую-то перемену. Колеса больше не катились.

— Мы на месте. Вы долго спали! — кто-то похлопал меня по ноге.

Я ничего не хотел знать, я еще не совсем проснулся и лежал не шевелясь. Моя женушка, которая уже была на ногах, запела голосом сирены-соблазнительницы у меня над ухом:

— Вставай, мы приехали, мы — в царстве грез!

Я беспомощно пролепетал: «Да, да, уже иду!» — но сам продолжал лежать. Так уж я устроен. Рядом с повозкой раздался чей-то полуофициальный голос. Мне стало неловко, и, окончательно стряхнув с себя сон, я выбрался из экипажа.

В первый момент я ничего не разглядел: все вокруг было затянуто серой мглой. Лишь в нескольких местах ее разрезал мутный свет фонарей. Сделав шаг вперед, я едва не налетел на повозку, показавшуюся мне огромной. А перед ней топталось чудовище с неясными очертаниями — это оказался верблюд. Мои глаза стали постепенно привыкать.

— Прошу подойти ближе! — прозвучал мощный голос. — Ваш багаж в порядке; предъявите удостоверение! Голос принадлежал рослому бородатому мужчине в темном мундире и форменной фуражке. Мы стояли у низенького блокгауза, тускло освещенного несколькими фонарями. Служащий вернул мне портрет и велел нам поскорее проходить в ворота, чтобы не опоздать на поезд.

— Какие ворота, какой еще поезд? — удивился я и практически на ощупь двинулся дальше.

— Эй, тут не пройти! — услышал я голос проводника.

И только теперь я различил во мгле огромную, бесконечную стену. Она словно выросла из темноты. Какой-то человек с фонарем обогнал нас и высветил большую, темную дыру. Это были ворота в царство грез! Приблизившись, я не мог не поразиться их колоссальным размерам. Мы вступили в какой-то туннель, стараясь держаться как можно ближе к проводнику. И тут случилось нечто удивительное: когда я прошагал уже изрядное расстояние под этим сводом, меня внезапно охватило незнакомое отвратительное чувство. Оно исходило из затылка и пронизывало весь позвоночник; у меня сперло дыхание, сердце почти перестало биться. Я беспомощно оглянулся на жену — она тоже была бледна как мел, смертельный ужас отражался на ее лице; дрожащим голосом она прошептала:

— Мне никогда не выбраться отсюда.

Меня же вдруг охватил прилив свежей силы, и, не произнеся ни слова, я протянул жене руку.

По ту сторону ворот царила кромешная тьма. Туман больше не давил на грудь, веял теплый ветерок. Впереди раздавались свистки и какой-то размеренный лязг. Затем из темноты возникло несколько красных и зеленых сигнальных огней. Мы подбежали к невысокому зданию. Человек с фонарем объявил: «Это станция, мы успели в самый раз!» В кассе нам выдали билеты второго класса до Перле. Как нам объяснили, первая поездка была бесплатной. Мы вышли на безлюдный перрон. Машинист дал свисток к отправлению, и нас буквально втолкнули в поезд. «Мы поедем в третьем!» — воскликнул я, надеясь увидеть там больше, чем во втором, который был пуст. Когда мы поднимались в вагон, я почувствовал, как мне сунули в руку что-то тяжелое.