— Это деньги, они выдаются каждому новоприбывшему! — прозвучало уже издали. Я положил деньги в карман.

После нескольких бесплодных попыток локомотив, наконец, сдвинул поезд с места. Скорость была весьма умеренной, еще более умеренным — масляное освещение вагона, которое к тому же отчаянно чадило. Оглянувшись, я различил гигантскую стену, возвышавшуюся черной громадой на фоне ночного неба. «Словно крепостной вал», — подумал я, с интересом глядя в окно. Стена постепенно растворялась в темноте.

Местность, через которую мы ехали, я почти не разглядел. Огни нашего поезда выхватывали из темноты лишь общие очертания деревьев, кустов, будок сторожей. В общем, все было, как в обычной ночной поездке.

С наружной стороны поезда к нам вошел проводник.

— Ваши лампы противно пахнут и чадят, человеку может стать плохо! — сказал я ему.

— До сих пор подобных жалоб не поступало!

— А долго ехать до Перле?

— Два часа. В полночь мы будем там.

— Вы не могли бы порекомендовать нам отель?

— Разве что «Голубого гуся». Мелкие гостинички, которые еще здесь остались, вряд ли вам подойдут.

Он сказал это очень услужливо и снова скрылся в темноте.

На нескольких станциях я обратил внимание на длинные навесы с высившимися под ними горами ящиков и других грузов. Во время одной из остановок моя жена купила корзиночку с холодным ужином и бутылку вина. Я не задумываясь рассчитался теми деньгами, которые мне сунули. И только теперь мы с удивлением заметили, что в кармане у меня были гульдены и крейцеры — а также цилиндрик золотых монет.

Моя жена была поглощена своими мыслями. Вероятно, у нее не выходило из головы то, что мы пережили в воротах. Ах эти сверхчувствительные натуры! Давно уже пора успокоиться.

Двое рабочих сели в вагон и равнодушным тоном переговаривались друг с другом. Когда они на следующей остановке собрались выходить, один из них кивнул мне как старому знакомому. Мне он тоже показался знакомым. В какой бы части света ты ни находился, тебе везде встречаются одни и те же лица. А вообще я ему позавидовал. Он уже мог выйти на воздух, а я еще должен был задыхаться в масляном чаду. Какое счастье, что осталось уже недолго! Очень невеселая поездка.

Незадолго до Перле поезд пересек заболоченную пустошь. Потом он стал замедлять ход и наконец остановился. Я выглянул в окно: мы приехали!

Но и здесь обстановка была не слишком оживленной. По другую сторону вокзала дремали одинокие дрожки. Мы разбудили кучера и велели ему везти нас в гостиницу «Голубой гусь». Я с любопытством рассматривал улицы, по которым катился наш тряский экипаж.

— И это — Перле, столица царства грез? — я не мог скрыть своего разочарования. — То же самое можно увидеть в любом нашем захолустье! — произнес я, полный брезгливости и разочарования, и указал на какое-то неказистое, обшарпанное строение.

Движения почти не было. Лишь изредка попадались прохожие. На освещении здесь явно экономили — всего-то по газовому фонарю на каждом перекрестке. Несколько раз я готов был воскликнуть: «Этот дом я уже где-то видел!» Моей жене тоже многое казалось знакомым. «У нас, по крайней мере, — мрачно заключил я, — никогда так не экономят на освещении». Экипаж остановился.

Отель был отнюдь не первого разряда, но более или менее чистый и уютный. Я заказал чай. Номер оказался просторным и хорошо обставленным. Правда, меблировка выглядела несколько эклектично. Над кожаным диваном висел большой портрет Максимилиана, императора Мексики; над кроватью красовался Бенедек, несчастный генерал Кениггреца. «Как этот-то попал сюда?» — не смог удержаться я от вопроса, когда в номере появилась горничная.

Кто десять дней не видел нормальной постели, тот поймет, что в эту минуту она была для нас дороже всех грез на свете.

— Мне нравится, что здесь дует такой теплый ветерок, — заметила моя жена, после чего осмотрела и похвалила постели.

Я уже лежал на дорогой перине и, зевая, откликнулся:

— Но, похоже, это единственное, что может здесь радовать.

День был уже в разгаре, когда я внезапно обнаружил, что добрую минуту лежу с открытыми глазами. Комната с красными обоями? Да, теперь я… верно… Я, художник такой-то, лежу в кровати отеля в столице страны грез, а рядом со мной спит моя жена.

Свежие, полностью выспавшиеся, мы поднялись и совершили утренний туалет. Я сходил с ума от нетерпения в ожидании того, что нам предстояло увидеть.

Позавтракав, мы вышли из отеля. День был пасмурный.

Здесь я прерву нить моих личных впечатлений, чтобы сообщить своим читателям некоторые сведения о стране, в которой мне было суждено провести почти три года. Передо мной день ото дня раскрывалась весьма примечательная ситуация. Но последние, глубинные причины и мотивы происходящего навсегда остались для меня тайной; поэтому я буду лишь бесстрастно фиксировать то, что почерпнул из своих собственных впечатлений и сообщений других жителей страны грез. Мои соображения о разных сторонах тамошней жизни разбросаны по всей книге; возможно, иные из читателей найдут более приемлемые объяснения.

В общем и целом здесь все походило на Среднюю Европу и в то же время разительно отличалось от нее. Да, здесь были город, деревни, сельские угодья, пашни, река и озеро, но небо, простирающееся над страной, было неизменно хмурым; здесь никогда не сияло солнце, никогда на ночном небе не появлялись луна или звезды. Облака нависали над самой землей однообразной массой. В ветреные дни она, бывало, колыхалась, как студень, но всегда оставалась на месте. Один ученый, профессор, которого я еще не раз буду упоминать, связывал эти густые облачные образования с обширными болотами и лесами. Так или иначе, но за эти годы я ни разу не видел солнца. Поначалу я сильно страдал от этого — и подобное происходило со всеми новоприбывшими. Иногда посреди облачного образования появлялась светлая область, несколько раз — особенно в последний период моего пребывания в стране — на город падало несколько бледных косых лучей, но такого, чтобы солнце победоносно прорвалось сквозь тучи, не было ни разу. Ни разу.

Нетрудно представить, как при этом выглядела земля с ее лугами и лесами. Сочная зелень отсутствовала, здешние травы, кусты и деревья были бледно-оливкового, зеленовато-серого оттенка. Все, что на моей родине сверкало яркими красками, здесь было приглушенным, матовым. Если в большинстве ландшафтов основное настроение создается голубизной неба и желтизной земли, а другие цвета представляются лишь вкраплениями, то здесь преобладали серый и коричневый. Главной прелести — пестроты — не было в принципе. Да, страна грез выглядела гармонично, ничего не скажешь.

Барометр неизменно показывал «пасмурно», но воздух по большей части был теплым, как в день нашего приезда. Столь же мало отличались друг от друга и времена года. Пять месяцев весны, пять месяцев осени; продолжительные сумерки знаменовали собой короткое жаркое лето, постоянный полумрак и редкие хлопья снега — зиму.

Северную границу страны образовывал массивный горный хребет, вершины которого были вечно затянуты туманом. Горы круто переходили в равнину; в них брала свое начало главная водная артерия страны: река Негро. Мощными каскадами низвергалась она со скального уступа. Разливаясь вширь на выходе из узкой долины, река лениво влачила свои воды, имевшие поразительно темную, почти чернильную окраску. Там, где поток описывал широкую плавную дугу, и был основан Перле, столица страны грез. Сумрачно и уныло вырастала она на этой голой земле, не радуя глаз ни разнообразием красок, ни прихотливостью форм. Можно было подумать, что она так стоит уже много столетий. На самом деле история ее не насчитывала и дюжины лет. Основатель этого города не хотел нарушать суровость пейзажа. Здесь не возводили кричащих новостроек; правитель придавал большое значение гармонии и заказывал старинные дома из разных частей Европы. Ни один из них не выбивался из общей картины; отобранные с безошибочным чутьем, согласно единому замыслу, они идеально вписывались в целое. На момент моего прибытия город насчитывал около двадцати двух тысяч жителей.