– Хоть они успели, – вздохнул кто-то, – и то ладно…

Танки резво бежали, с гулом и металлическим лязгом прыгая через снежные наносы. Летели секунды, летели метры, робкие надежды пробивали черную корку отчаяния. Томительное, выматывающее душу напряжение уже стало отпускать Глеба, когда вдруг нестерпимый жар охватил его, проник сквозь силикетовую броню скафандра, опаляя кожу и разжигая нутряное пекло.

– А-а-а! – задергался, прыгая и мотая головой, Райво.

– Опоздали! – проверещал над самым ухом чей-то перепуганный голос. Сквозь пот, застилающий глаза, Жилин увидел, как оседают в плавящийся снег сугробы, колеблясь в струях горячего пара. Ледяные пласты горбились, вставали дыбом, лопались с пушечным громом и выбрасывали бурлящие массы углекислого газа из потаенных полостей. Высоченная, клубистая аспидно-черная стена закрыла небо, бросая впереди себя кромешные вспухающие смерчи и гром бесчисленных молний.

Глеб зарычал от боли и согнулся, бессознательно пытаясь уйти от излучения, но жгло везде. В наушники долбился крик страха и боли. Бешеной каруселью закружилась тьма…

В энергомодуле утечки воздуха не наблюдалось, поэтому все или подняли забрала гермошлемов, или опустили маски. И Габа наконец-то разглядел новых друзей. Иван Гомес был мал, худ, черноволос и остронос, и вертел головешкой в шейном вырезе скафандра, словно выглядывал из люка. Ваню будто долго усушивали на солнце и утрясали, зато энергии в нем скопилось – прорва. «Энергоемкость ходячая, – улыбнулся про себя Габа, – того и гляди шарахнет…»

– Иди сюда, собака свинская!.. – пропыхтел за стойкой пульта Сергей Одинцов. – Да иди ж ты скорей! Вот, зараза!

Он выволок из бокса упиравшегося киберуборщика и демобилизовал механизм.

– Чует, гад, куда пошлют, – отпыхивался Сергей.

Упитанного и румяного, Одинцова отличали зоркие желтые глаза и нос сапожком. Как-то так получилось, что вздернутый нос гасил хищный блеск Серегиных медовых зениц – как «плюс» на «минус» дает «минус», – и зеркало души инженера-контролера отражало добрую и жалостливую силу.

Впрочем, все это – и знакомство, и наблюдения, и размышлизмы – делалось на бегу, в коротких паузах. Одинцов в паре с Гомесом быстро-быстро, словно в ускоренной съемке, готовили робота к искупительной жертве – стирали эвристограммы и даже базовые инстинкты, обращая сложную полифункциональную машину в убогого кибершахида. А разве не то же самое творят асассины с людьми? Конечно, об Иване с Сергеем Габа так не думал. Они ему больше напоминали саперов, обезвреживающих бомбу с таймером, – и спешить надо, бешено спешить, и торопиться нельзя. Пот градом, в глаза бьют истекающие секунды, а деминеры кропотливо копаются в схеме, в вязках проводков… Ошибешься – «скорую помощь» не тревожь…

– Все! – выдохнул Иван и быстро отер ладонями мокрое лицо. – Пошла команда!

– А предохранители ты отсек? – озабоченно спросил Сергей.

– Отсек, отсек! «Тиун-13М», – сказал Гомес с преувеличенной артикуляцией, – повтори команду!

– Стать напро-тив энерго-вода, – прошепелявил робот, спотыкаясь на каждом слове, – разо-гнаться и прыг-нуть по оси ка-нала…

Восемь длинных и тонких трехсуставчатых ног кибера едва слышно зашелестели соузлиями псевдомышц, подняли матово-черное дискообразное тело, выпрямили его… И в ту же секунду начались события.

Мягкие панели на переборке потемнели в четырех местах, задымились, протаяли, и по пультам, по компам ударили ручьи ослепительного огня.

– Ложись!

Режущий свист высокотемпературной плазмы, бьющей из растущих дыр, сильно действовал на нервы. Прозрачные стеллажи биокомпьютеров спалило моментально. В прожженную брешь ввалился пурпурный в десантном автоном-комплекте. Коленями и локтями он гнул сосульчатые, докрасна раскаленные края пролома. Дезинтегратор мотался у него в руках, мигая желтым огоньком, – в три секунды израсходовав боезапас, лучемет требовал подзарядки. Габа рефлекторно выхватил табельный пистолет-парализатор. Догадается вражина сдвинуть переключатель режимов с потокового на импульсный – тут и сказочке конец. А вот если сглупит и не передвинет… Тогда появляется крохотный, на одну сек, но шанс… Сглупил! Пошла самая долгая секунда в жизни штурмана Оле-Сенду.

Он то ли сам увидел, то ли представил себе, как выстрелил Калитин, как он падал, роняя квантовый пистолет. Что-то неслышное за грохотом выстрелов орал Гомес, вставая на колено и вытягивая худую, но жилистую руку с разрядником. Ощеренное лицо Одинцова уже не казалось добрым – Сергей разворачивался, невыносимо медленно поднимая слабенький плазмер.

Опередив противника на ничтожную долю секунды, Габа выстрелил, когда пурпур лишь вскидывал оружие. Звуки почти слились: хлопнул Габин парализатор, и тотчас же гулко ухнул плазменный заряд в ответ. Пурпурного скрутило и бросило набок. Локоть Габы обожгло – выхлоп поплавил силикетовый рукав спецкостюма.

Еще двое просунулись в отверстие, за ними маячил третий – и все в разных скафандрах. Габа выстрелил в того, на ком был оранжевый «турист», еще раз – правее, по облаченному в полужесткий «силикоид», и еще раз – левее, по шлему белого с металлом ЗСК. Секунда истекла.

Пурпур в ЗСК обмяк и поплыл по воздуху, совершая замедленный кувырок, пока не застрял в оплавленных стойках стеллажей. «Туриста» погнало под потолок, там он снес консоль и с ней на пару опал на главный пульт. А вот в того, кто был упакован в «силикоид», Габа промахнулся. Мощно оттолкнувшись, пурпур воспарил и врезался в штурмана. Они сцепились и закружились. Пурпурный шипел и хекал, пиная Габу, но это мало помогало – о единоборстве в невесомости пурпур и понятия не имел. Инсургент замахнулся, метя Оле-Сенду в голову, и его развернуло, да еще и вверх ноги закинуло. Габа моментально отщелкнул крепления шлема на «силикоиде» и увидел круглое лицо, не отмеченное умственными борениями – вывороченные мясистые губы, короткий плоский нос с широкими ноздрями… Тхакур Сингх! Пристроившись, бвана Оле-Сенду провел «ливерпульский поцелуй» – ударил Тхакура головой в лицо. Тхакур отлетел, вяло трепыхаясь. Штурман в прыжке догнал его и сцапал за волосы.

– Серега! – заголосил он. – Что там с кибером?! Минута осталась! Вы что?!

– Щас!

Держа одну ногу на весу, Одинцов попрыгал-полетел, удаляясь по коридору. Тхакур Сингх всхрапнул, почмокал разбитыми губами и навел на штурмана выпученные бельма.

– Что, черножопый, – просипел он, – радуешься? Рано радуешься…

Габа смазал ему кулаком по губам. Словно в вареники с вишнями вляпался.

– Лучше не выводи меня, – посоветовал штурман.

Тхакур Сингх медленно утерся свободной рукой – в сторону поплыл розовый пузырь. Вылупленные глаза пурпура до того налились ненавистью, что, мнилось, прыскали черной кровью.

– Клянусь, – проговорил Тхакур вздрагивающим голосом, – я тебе еще отомщу!

– «Раздался голос из помойки, – процитировал Габа грубую школьную присказку, – и показалась голова!»

Этот пучеглазый убийца раздражал его. Просто руки чесались отдубасить Тхакура, только неохота с дерьмом связываться… Или так подействовало упоминание о цвете его усеста? Это вряд ли… Габа подходил к вопросу расовой принадлежности без комплексов и фобий, по принципу: «Не нравлюсь? Уматывай!»

А что, если это классовое чутье проснулось? Почуял нутром врага рабочего класса – и шерсть дыбом…

– Прольется кровь! – сипел Тхакур. – Кровь!

– Да пошел ты!..

Габа приставил к «силикоиду» парализатор и нажал спуск. На мгновение онемели пальцы. Выпуклые, пустые глаза пурпурного скосились к переносице, из распущенного рта потянулась слюна… Страшно смотреть.

– Выполняй! – проверещал Одинцов и поскакал обратно.

– Мухой за угол! – завопил Гомес. – Сейчас долбанет!

Подполз раненый Калитин и простонал с отчаянием:

– Да что он там копается!

– Сейчас уже… Пошел! – Одинцов задел обожженной ногой стойку, и мат перемешался с ойканьем.