Еще некоторое время разглядывал копию друга, потом бросил взгляд в другую сторону помещения. Слева от нас с Базилевичем располагался длинный стол с компьютером. На столе лежали кипы исписанной бумаги и безымянная синяя папка.

Я подошел к компу, стукнул по клавишам, и он сразу ожил. Компьютер был в режиме ожидания, и я смог увидеть, чем здесь занимался Леня. На экран была выведена система управления дублем Кирилла Образцова. В самом верхнем окошке виднелся айпи-адрес копии, список его умений и все кнопки управления, которые позволяли дергать моего дубля за ниточки.

Нахмурившись, я присмотрелся функциям: к ним добавились «стрельба из огнестрельного оружия», «спортивный бег» и «два вида рукопашного боя».

Я, разумеется, не мог даже представить, что он когда-нибудь сможет вытворять такое.

Впрочем, не только я.

Никто не мог, включая Гофмана.

Значит, Леня управлял моей копией прямо из этой подсобки. Установил программу на компьютер, а потом Игнат взломал дубля, и они стали играть в мою жизнь, словно в компьютерную "бродилку" на прохождение квестов.

И в конце этой игры меня должны были убить.

Базилевич подошел к столу и, взяв синюю папку, начал изучать содержимое.

Я молча стоял перед компьютером, перебирая по крупицам хлынувшие мысли в голову. Вот почему дубль так правдоподобно скопировал Кирилла Образцова. В этом заслуга Лени. Кто, как не он, мог знать меня лучше всего? Леня знал все: мои привычки, слабости, пристрастия и страхи, знал, где я работаю, бывал в моей квартире, хорошо общался с Никой…

Сурен наверняка замешан в этом деле только косвенно. За хорошие деньги он предоставил Лене и Игнату убежище, где они провернули подмену и благополучно выдворили меня из квартиры.

Базилевич отвлек меня от мыслей, протянув мне открытую папку. В ней я увидел фотографии моей квартиры. На них было запечатлено все по отдельности: мой книжный шкаф, мои гантели, которые пылились в углу уже два года, наша с Никой двуспальная кровать, кухня, туалет и ванная. Каждый уголок комнаты был сфотографирован отдельно. Когда Леня, интересно, умудрился столько наснимать?

Еще в папке были фотографии моих родителей, мои детские фото, фото с выпускного, кадры наших совместных попоек с Леней и другие фрагменты моей жизни.

Захлопнув папку, я швырнул ее на пол и отвернулся. Было гадко, мерзко и обидно. От одной мысли, что, общаясь со мной, Леня параллельно разбирал на пазлы мою жизнь и все выписывал в блокнот, стало погано на душе.

Базилевич поднял на меня задумчивый взгляд и спросил:

- И кем вам этот парень приходился?

- Другом детства, - сказал я тихо, сглотнув горечь во рту. – Лет одиннадцать были знакомы.

- Ёперный бетон. - Майор цокнул языком, покачав головой.

Я продолжил осматривать рабочий стол Лени и среди горы бумаг обнаружил кое-что интересное. Это были распечатки моих новостей, колонок и статей за все три месяца, что я работал в «Экспресс-инфо». Рядом лежало еще несколько листов, исписанных вдоль и поперек корявым почерком Лени.

Я пробежал глазами и текст и узнал новость о боевых дублях, за которую Гофман грозился затаскать меня по судам. Текст писался и переписывался много раз, на листах были видны пометки и замалеванные буквы.

Я невольно улыбнулся.

- Он даже мой стиль скопировал каким-то образом, - присвистнул я. – Долго, наверное, тренировался, сволочь. Писка-то из Лени вообще никакой.

Базилевич взял листы бумаги, просмотрел бегло и бросил на стол.

- И нахрена им все это понадобилось? – спросил он. – В смысле - подменять вас и устраивать весь этот цирк?

Я посмотрел на часы, потом на дверь подсобки.

- Это долгая история. Завтра утром я приеду в участок и обо всем подробно расскажу.

Базилевич кивнул, и мы с его сержантами покинули бар.

Этой ночью я спал так крепко, как никогда раньше. Дома я почувствовал немыслимое облегчение и счастье от того, что засыпаю в собственной постели, а рядом, успокоенная мною, сопит Ника. К счастью, санитары «скорой» не нашли у нее никаких серьезных травм – лишь ссадины и пару синяков шее – и отпустили домой.

Когда мы вернулись в родную квартиру, Ника рассказала мне, что с ней произошло вчера. Вернувшись из Одинцово, она сразу поехала домой и обнаружила там Игната с дублем. Затащив ее внутрь, эти сволочи усыпили Нику нашатырем. Дальше была пелена беспамятства, и очнулась она уже в машине, когда дубль с Игнатом везли ее на заброшенную стройку. В этот момент Игнат был зол как черт и в то же время несколько напуган. Он то и дело посматривал на часы и посыпал меня проклятиями. Очевидно, он уже знал, что у меня есть флешка с доказательствами, и любыми способами хотел ее заполучить.

Я рассказал Нике о том, чем занимался сам: о новом приятеле Ромке, об охраннике из «Дубликата» и о видео с камер наблюдения, которое в итоге вывело меня на Игната.

Моя квартира после визита дубля и его хозяина особенно не пострадала. Разве что в коридоре было натоптано, из холодильника пропала вся еда, а на балконе появилась консервная банка с окурками. Еще внутри стоял тяжелый запах пота, мерзкий, тухловатый и чужой, и нам пришлось долго проветривать комнаты, прежде чем лечь спать.

Проснулся я ближе к обеду и, не позавтракав, стал собираться в полицейский участок, где в изоляторе держали Леню. Ника, которая до конца не верила, что всю эту ужасную историю затеял он, собралась ехать со мной, но я ей запретил, велев остаться дома. Вечером должны были приехать наши родители, и я хотел, чтобы Ника рассказала им все, что с нами произошло.

Мой «фольц» стоял на улице на том же месте, на парковке, куда его привез вчера эвакуатор. Машину эти сволочи не тронули: она по-прежнему была не на ходу, но ремонт я отложил на потом, когда поставлю в этой истории жирную точку.

В полицейском участке меня ждали. Базилевич сидел у себя в кабинете и с сосредоточенным лицом изучал видео, которое ему передал Ромка вчера вечером. Перед майорм стоял открытый ноутбук, рядом лежала стопка бумаги с личными делами хакеров. Похоже, что майор теперь был в курсе ВСЕЙ истории – начиная от взломанных дублей и заканчивая поимкой Лени.

Увидев меня на пороге кабинета, Базилевич оторвался от бумаг и подозвал меня к себе.

- Ну как он? – спросил я, кивнув на закрытую дверь изолятора.

- Утром протрезвел, пришел в себя. Особенно не разговорчив. Только воду хлещет постоянно.

- Я зайду?

Майор кивнул, указав на стоящий в углу кабинета кулер с водой. Подойдя к аппарату, я нашел возле него пустую пластиковую бутылку и налил в нее воды. Потом взял еще пластиковый стакан и направился к металлической двери изолятора.

Помещение было размером с ванную: большую ее половину занимала решетчатая камера, слева располагалась раковина с зеркалом, а рядом стоял стул. В изоляторе был полумрак, воняло потом, хлоркой, грязными ногами. За решетками на скамье виднелось грузное потное тело. Существо лежало на спине, шумно сопя, живот его вздымался, слышался тяжелый храп.

Я нащупал выключатель на стене, и вспыхнул свет. Леня шевельнулся на скамье и хрипло застонал, прижав ладонь к лицу. Лениво и натужно, как медведь, он повернулся на бок и уставился на меня сонными глазами.

Наступила тишина.

Некоторое время я молча стоял перед камерой с поднятым стаканом воды и не сводил взгляда с Лени.

Потом глаза у него прояснились, он закашлялся и что-то пробурчал под нос.

- С добрым утром, - сказал я бесцветным голосом.

Леня сел, похрустев шеей, и прислонился спиной к стене. Глаза его тускло горели, словно потухающие угли, рот застыл кроваво-темной полосой.

Я взял стул, подвинул ближе к камере, присел и посмотрел на Леню.

- Бляха… Нафиг ты приехал? – спросил он.

- Потрещать с тобой хочу за жизнь. Недолго.

Леня посмотрел на меня хмуро и не проронил ни слова.

Страха перед бывшим другом у меня не появилось. Даже протрезвев, Леня выглядел раздавленным, беспомощным, словно орел с обрезанными крыльями, и не внушал ни капли опасения. Только брезгливость и презрение.