Страшнее всего было то, что Леня находил силы смотреть мне в глаза. Я бы на его месте уже повесился в этом изоляторе, лишь бы не разговаривать с бывшим лучшим другом, которого я пытался обокрасть, а потом убить.

Леня же говорил спокойно, с невозможным хладнокровием в глазах, и не боялся уколоться об мой острый взгляд. Вернее, его в принципе невозможно было уколоть.

Я ненадолго замолчал, потом спросил:

- А дубля ты когда успел себе купить?

- Задолго до того, как мы выкрали твою копию из гаража. Пришлось собрать все сбережения и раскошелиться. Зато как круто получилось, а? – Он желчно усмехнулся. – Перерезанное горло, ванна вся в крови… Видел бы ты свою рожу!

- И после твоей… кхм, смерти ты так и сидел в том подвале, пока мы не нашли тебя? Прятался, как крыса?

- Ну да. Мне нельзя было «светиться», после того как ты нашел меня дохлым в ванной, - сказал Леня. – Нам с Игнатом нужно было быстро сбагрить твою «трешку», а потом слинять из города, а лучше – из страны. Денег бы на это нам хватило.

Снова воцарилась пауза. Я спросил:

- Кстати, помнишь, когда мы квасили с тобой в последний раз, в пятницу, и видели Игната в «Холостяке»? Это к тебе он приходил тогда?

- Ага. Я просил его приехать на пару часов позже, но он явился раньше. Мне нужно было потрещать с ним, после того как он съездил к Нике.

Я вспомнил самое первое появление Игната возле банка и вопросительно посмотрел на Леню.

- Он положил «прослушку» в ее сумочку, когда приезжал к ней на работу, - пояснил он. – Мы хотели поменять замок в вашей квартире, а для этого необходимо было знать, когда вас, голубков, не будет дома.

- Мать мою за ногу! Хитрые сволочи…

- Только Ника не уехала в тот вечер, и мы сильно лоханулись. Она увидела дубля за дверью, и, естественно, стала звонить тебе. Нам пришлось срочно вывести его из гаража, чтобы ты с ним чего-нибудь не сделал. Копия тогда уже была под моим контролем. Так что это я вывел его из гаража.

- Еще один вопрос. Тогда, год назад, в «Дубликате» Игнат взламывал дублей не один, с ним были еще трое хакеров, - сказал я. – Тебе известно, где они сейчас?

Леня развел руками.

- Он ничего об этом не рассказывал. Да и мне кажется, он сам не знает. После того случая они все разбежались кто куда и больше вроде не общались.

- Ты уверен?

Леня лишь пожал плечами.

Я смолчал. Обдумал сказанное. Встал и отвернулся к стенке, заложив руки за спину. В голове стучало молотом, во рту была пустыня, кожа на спине стала гусиной.

Я спросил, не оборачиваясь:

- А Игната ты потом убил, чтобы он не сдал тебя ментам?

- Конечно, бляха, - ответил Леня таким спокойным и невозмутимым голосом, что мне стало жутко. – Если бы он загремел в тюрьму, меня бы заложил в два счета, как пить дать!

Я снова повернулся к Лене, прикусил губу.

Бывший друг молча наблюдал за мной, не говоря ни слова. Лицо его застыло, будто восковое, глаза не выражали ничего, и было тяжело понять, что у него творится в голове. Казалось, он сейчас был равнодушен ко всему – к моим вопросам и к тому, что ближайшие лет пятнадцать ему придется провести на нарах.

Наконец я подошел вплотную к железной решетке, прислонившись к ней руками. Леня даже бровью не повел.

Я спросил:

- Всего один вопрос. Зачем ты это сделал, бро?

Он промолчал, и мне вдруг вспомнился наш последний разговор «Холостяке». Мы говорили о работе, и Леня с алчным блеском в глазах убеждал меня, что от своего дела нужно получать только мешки с хрустящими купюрами и смаковал свое любимое слово «бабки».

Впрочем, у меня тогда и в мыслях не было, что ради них денег Леня может так низко упасть.

Тут он пришел в себя, как будто лишь сейчас услышал мой вопрос. В лицо его ударила кровь, он поднялся со скамьи и подошел к решетке, за которой я стоял.

- А что ты хочешь от меня услышать, бляха? – прошипел он. – Все хотят нормальной жизни, сытой и комфортной. Чтоб не думать, где достать бабла и каждое лето греть свой зад где-нибудь на Кипре. Все стремятся только к этому.

Я сморщился.

- И я хотел. Но тебе, старик, фартило с самого рождения, а мне вот ни хрена. У тебя была квартира, тачка, деньги на карман, нормальная работа, и все в шоколаде. Я же работал день и ночь, как конь, и получал гроши.

- И ты решил, что обокрасть друга, – лучший способ преуспеть, - хмыкнул я.

- Я решил, что таким зажравшимся неженкам, как ты, надо делиться, Кирь, - сказал он. – А если не захочешь, мы бы тебе помогли. Даже если б мы тебя потом с Игнатом не грохнули, ты бы особенно не пострадал. Ну лишился бы квартиры, так родители бы все равно тебя пригрели, а потом бы новую купили, я уверен.

- Ну и мудак же ты. Страшно подумать, что все эти годы я вообще с тобой общался.

Леня засмеялся и, махнув рукой, вернулся на скамью. Он лег и отвернулся к стенке, не сказав больше ни слова.

Я схватился за решетки камеры и крепко сжал их – так, что побелели пальцы. В груди вскипела злоба, сердце бешено заколотилось.

- Ты просто сраный нытик и ничтожество. Набей себе это на лбу, когда сядешь на нары.

- Да пошел ты нахер, - буркнул Леня, не оборачиваясь.

- Ты будешь жаловаться на трудную жизнь, несправедливость и прочее дерьмо для слабаков. Но у тебя не хватит духу взять себя за жабры и попытаться что-то изменить. Ты жалкое неисправимое дерьмо. Поэтому закономерно, что ты здесь. Счастливой тебе жизни, бро.

После этих слов я развернулся и покинул изолятор, хлопнув дверью.

Базилевич сидел там же, за своим столом, и ждал меня. Когда я вышел, он поднял на меня любопытный взгляд.

- Ну что? Разговорили?

- Получилось даже лучше, чем я думал, - сказал я и вынул из кармана диктофон. Этой профессиональной штуковиной я часто пользовался на работе, и сейчас она мне тоже пригодилась.

Весь разговор с Леней я записал от первого до последнего слова. Вряд ли у него или его родителей найдутся деньги на толкового адвоката. Но теперь у меня была гарантия, что его посадят и посадят надолго.

Я положил диктофон на стол перед Базилевичем, и майор довольно потер руки.

- Разумное решение, Кирилл Андреевич. Спасибо. Это здорово облегчит мне работу.

Я молча кивнул и сразу же спросил:

- На видео с Игнатом, где они воруют дублей, есть и другие хакеры. Их реально будет разыскать?

- Разыскать их не проблема, а вот посадить – сложнее, - сказал он. – По статье за кражу разве что. Это ведь незаурядный случай, у нас даже уголовной статьи такой нет. Разве что приравнять их действия к акту терроризма, да и то пока не знаю, как это сделать. Но искать я их определенно буду.

- Буду очень вам признателен.

Базилевич почесал подбородок, потом взгляд на разложенные бумаги на столе и сказал:

- Понимаете, Кирилл Андреевич, то, что произошло с вашим дублем – это нонсенс, несомненно. Но такие случаи, уверен, будут повторяться. Потому что, каким бы полезным и гуманными не были эти программы Гофмана, рано или поздно найдутся люди, которые заходят использовать их в своих скотских целях. Этот Рахматуллин – был первым. Но я уверен, будут и другие. Может, даже много.

- Тогда я попробую раскачать эту лодку.

- В смысле?

- Я хочу придать огласке этот случай, чтобы все узнали, что произошло с моим дублем и предостеречь всех пользователей. Гофман замолчал, что у него под носом совершили преступление, и через год я пострадал. И я не хочу, чтобы это случилось с кем-нибудь еще. Я хочу, чтобы этот жадный мудозвон ответил за свое трусливое молчание и все узнали, что на самом деле есть опасность и что дублей могут взломать.

Базилевич посмотрел на меня с сомнением.

- Вы уверены, что из-за этого у вас не возникнут неприятности? У Гофмана есть деньги, связи все-таки. Вы понимаете…

- Хуже, чем было, мне уже не будет. По крайней мере, я смогу помочь другим, предупредив. А это уже что-то.

Базилевич помолчал, словно обдумывал мои слова, потом кивнул.