– Ты, Рэм, не хвастайся. Ты лучше дело делай, эге! То есть – господин бретт-эмиссар!.. – с показным усердием, за несколько шагов отдающим иронией, сказал Гендаль Эрккин.

– Хороша у вас карта, Рэмон, – одобрительно отозвался Табачников, – чуть ли не каждую кочку видно. А как увеличить?.. Благодарю. Вот храм Святого Георгия, где сейчас обосновались эти полоумные. Вот склон, возле которого мы стоим, а это – болота.

– Так, – подытожил я. – Получается, что вот эта оранжевая точка на карте… конечная цель… находится в болоте? В трясине? Так?

– Н-ну… выходит, что так, – внимательно сверившись с картой, подтвердил Табачников. – Ребята, тащите оборудование в низинку пока что. Аня, и ты иди прогуляйся, а то в городе уж очень засиделась. Проветрись.

– Вам бы в КГБ работать, Олег Павлович, – беззлобно сказала Аня, а парни без возражений приступили к делу.

– Да ладно тебе, Аня, – сказал Табачников, – даже и не думай дуться. Просто тебя товарищи гости с Аррантидо в первый раз видят, а тут изволь при тебе рассуждать о, быть может, государственных секретах. Иди, иди.

– А если не в первый раз? – прищурилась девушка. – Все равно ведь проболтаетесь, уважаемые мужчины. Знаю я ваш уровень секретности. Правда, Рома?

– Так… не в первый, что ли? – рассеянно удивился Табачников.

Я кивнул головой и сказал мрачным низким голосом, насколько я вообще мог впустить в него баритонных тонов:

– Пусть останется, что ж. Ничего особенного… В конце концов, вы сходные секреты давно пытались преподнести администрации ОАЗИСа, только что-то никто не брал.

– Ну, хорошо, – согласился наш ученый. – Видите ли, если учитывать масштаб и погрешность, то на этой карте обозначена как раз та точка… Словом, я чувствую, что у нас с вами общая задача, уважаемые! – вырвалось у него. – И я очень рад, что хоть кто-то не только верит мне, но и будет работать руку об руку! И – чувствую – нас ждут большие испытания! Вот здесь! Вот в этой местности, рядом с Белой рощей, рядом с этим болотом и со склоном, где мне привелось найти очень любопытные ископаемые раритеты! Это против моих правил, в смысле – пить до обеда, но дай выпить, товарищ Эрккин!.. – повернулся он к Псу. – Ага… благодарю! А то, как сказали бы те трое механизаторов, которых мы видели по дороге, без бутылки не разберешься!

– А что вы тут ищете? – спросил я. – То есть, что уже нашли? Вы говорили о каких-то ископаемых раритетах, так, Олег Павлович?

Вопрос вышел корявым, но ответил на него Табачников еще более путано и косноязычно (чего я до сих пор за ним не замечал):

– Ну, как вам сказать, товарищ бретт-эмиссар Высшего Надзора… Конечно, работа проведена большая. Но тут еще непочатый край… и… Препоны выходят… разные. Вот товарищ губернатор немного поспособствовал, хотя… Ну, в общем, есть немного. Нашли мы… Вон там, у болота… значит…

– Олег Павлович!

– Ну хорошо, хорошо. Пятьдесят шесть лет я уже Олег Павлович… да. Нашли фрагмент металлического двузубца. Исследования подтвердили, что он пролежал в здешнем грунте около семнадцати-восемнадцати тысячелетий, то есть сроки совпадают. Спектральный анализ показал, что двузубец выполнен из неизвестного нам сплава, преимущественно на индиево-иттриевой основе. Нашли скелет человека… точнее, фрагменты скелета. Человек был разорван надвое, кости на руках и ногах переломаны так, словно он попал в огромную мясорубку. Возраст костей примерно такой же – шестнадцатое тысячелетие до нашей эры… до Рождества Христова, как принято говорить.

– До чьего… рождества?

– Я тебе о нем и его сподвижниках, кажется, уже рассказывала, – заметила Аня и выразительно покосилась в сторону индивидов, бредущих гуськом в полутораста шагах от нас.

– Далее, – продолжал Табачников, – мы нашли фрагменты какой-то конструкции, изуродованной, по-видимому, довольно сильным взрывом. Определить, что это было, не удалось, но это и не суть важно. Куда важнее другое: эти находки и их возраст совершенно определенно подтверждают, что именно восемнадцать тысячелетий назад здесь, на нашей планете, существовала высокоразвитая цивилизация. Ведь, согласно официальной земной науке, в период, к которому относятся находки, человечество еще не вышло из пещер. Оно ходило в звериных шкурах и общалось нечленораздельным ревом и ударами дубины. Одной-единственной находки, подобной тем, что у нас тут случаются сплошь и рядом, хватило бы, чтобы начисто опровергнуть миф о тогдашней неразвитости человечества! Лично я развиваю другую теорию: в то время существовала высокоразвитая цивилизация, овладевшая высочайшими технологиями, много превосходящими то, что мы, уроженцы Земли, имеем сейчас и, собственно, имели на тысяча девятьсот шестьдесят второй год, дату Избавления. В результате какой-то катастрофы, возможно, носящей техногенный характер, а может, имеющей причину иного толка, большая часть населения планеты была вынуждена оставить земную колыбель. Как это и сказано в древнем документе, который прочитан мной в архивном хранилище аррантского Храма. Люди переселились в звездную систему Си-Олль, шестьсот восемьдесят парсеков отсюда, где и расположены планеты Гвелльхар и Аррантидо-дес-Лини. Часть эмигрантов поселилась на Гвелльхаре, часть на Аррантидо. Отсюда пошло размежевание рас. Те, что осели на Аррантидо, по всей видимости, смешались с какими-то коренными жителями новой родины – отсюда голубоватая кровь и ряд других существенных отличий от гвеллей и нас, землян. Гвелли же остались куда более близки к людям Земли. Хотя и гвелли и арранты на несколько порядков ближе к уроженцам Земли по своему генетическому коду, нежели ЛЮБЫЕ, даже самые человекообразные формы жизни на иных планетах! Да и по виду – ближе, чтоб мне не видеть больше других инопланетян!

– А те, что остались? Табачников с жаром продолжал:

– Те же из древних, кто не улетел с Земли после битвы с даггонами – а то, что она была, и она всему виной, я настаиваю! – те постепенно регрессировали. Не скоро, очень не скоро люди стали возвращать себе утраченные позиции в уровне жизни и особенно науки!.. Собственно, мы до сих пор не можем достигнуть высот тех, кто покоится здесь!.. – энергично закончил ученый и топнул ногой оземь. Его лицо раскраснелось, глаза горели фанатичным огнем. Впрочем, через несколько мгновений это мрачное пламя улеглось, и Олег Павлович Табачников пробормотал несколько невнятных слов, очень похожих на неловкое оправдание касательно излишней горячности. К чему?..

– И такую теорию вы развернули из нескольких находок и одного древнего документа из хранилища? – насмешливо спросил я, однако же, невольно допустив в голосе странную нотку, близкую к восхищению. – Здорово вы все придумали, Олег Павлович. Только доказательная база, боюсь, слабовата. Насколько мне известно, научные мужи Аррантидо отличаются чрезвычайной твердолобостью и едва ли захотят слушать о |том, что произошли, оказывается, от древней расы одной из Избавленных земель жалкой галактической провинции. Прошу прощения, конечно, но именно так относятся к Зиймаллю на моей родине. Да вы, сьорд Табачников, и сами знаете не хуже, а то и лучше меня.

– Местные инстанции могут поспорить в твердолобости и упертости с теми учеными аррантами, о которых вы сейчас говорили, Рэмон. А как относятся к моим землякам там, в Метрополии, я прекрасно знаю, это уж точно… Ладно. Собственно, место гибели арранта Лекха Ловилля, которое вон те олухи считают священным, – здесь, перед нами. В низине, рядом с болотцем. Ребята сидели вон там, в леске на склоне противоположного холма, что отделен от нас как раз этой низиной. Лекх Ловилль спустился вниз, в низину, во-о-он по той тропинке, и там, под деревьями у ручья, встретил свою страшную судьбу.

– Красиво говоришь, Палыч, – откликнулся Гендаль Эрккин. – Песню с твоих слов слагать можно. Или там стихи накорябать.

– Песню, – буркнул Табачников, – ладно, хватит болтать, уважаемые. Пора приступать к делу. Спускаемся вниз, к болоту.

И он первый пошел по пологому спуску, предварительно засучив обе штанины брюк. Я вытащил идентификационный знак Высшего Надзора и, закончив знакомиться с программным обеспечением и дополнительным оборудованием, наконец-то вздохнул с удовлетворением: к одному из портов был прикреплен искомый сканер с программной платой…