– А не боишься, что она опять закроется? – вдогонку спросил гвелль. – Тут ведь и Троллоп себе башку сломает, как все это устроено…

– Боюсь, что Троллопа взяли бы разве что в подмастерья к тем, кто все это сотворил, – отозвался Рэмон Ррай.

– Ну… эге… может быть.

Оптические коррективы, произведенные лейгуммом, уже вполне позволяли видеть в темноте, и потому Рэмон, войдя в открывшийся проход, разглядел целые ряды цилиндрических и конусообразных возвышений различного размера. Их расположение, как удалось установить чуть позже, подчинялось сложным принципам соотнесенности между собой и конфигурировалось вокруг геометрического центра эллипсовидного сооружения. Впрочем, не надо – пусть об этом говорят ученые… Рэмон Ррай недолго находился в одиночестве: в темный полусферический зал один за другим вошли его тезка Класус, а также Гендаль Эрккин. Только Табачников и Аня, не способные видеть в темноте, остались снаружи. Впрочем, им и там было что обсуждать. Профессор бормотал не переставая:

– Мировое открытие!.. Это – поразительно… Государственная премия… если позволит Генеральный Эмиссар, что тоже не факт… Но это… это!..

Он бегал по залу, размахивая руками. Аня стояла у самого входа в громадный зал, чуть придерживаясь рукой за колонну, и смотрела вверх. Она задумалась. Мужчины были заняты своими делами, и теперь девушка осталась наедине со своими воспоминаниями.

А вспомнить было о чем. И о чем подумать, тоже.

Да!.. Она оказалась наконец в том мифическом месте, о котором говорил ей старый Халлиом, – там, на Гвелльхаре, куда она попала после ряда приключений, попеременно то веселых, то печальных. Старый гвелль Халлиом, который называл ее гвелльским именем Эйлле… потом знакомство с ллердом Вейтарволдом, который инкогнито прибыл на Гвелльхар, в город тысячи теней Майсарн. Элитный отель «Брег Гендердалль»… ночь с великим Вейтарволдом, его замутненные глаза и короткие, рубленые фразы Халлиома, которыми он высказывал бывшему Генеральному Эмиссару Земли горькие, нелепые – страшные истины. Все, все, что говорил Халлиом, – сбывается… Кроме одного. Нет, наверно, это все-таки ошибка. Халлиом сказал, что сыну Вейтарволда суждена ЕЩЕ БОЛЕЕ ВЕЛИКАЯ СУДЬБА, чем самому ллерду. Нет, это не так. По тому, что нагромоздил здесь, на Зиймалле, Рэмон Ррай, – он уже не жилец. Не похож этот мальчишка на существо, которое в обозримом будущем станет сопоставимо хотя бы с молодым ллердом Вейтарволдом, не то что с нынешней величественной фигурой Предвечного, командующим Звездным флотом, главой Совета Эмиссаров!.. Как Рэмон суетился и трусил, когда оказалось, что у него нет средств к существованию! Как быстро этот надменный сынок, могущественного вельможи, привыкший к вседозволенности и роскоши, превратился в побитого щенка, в руины собственной гордости и самолюбования! Если бы не счастливый случай, о котором Аня узнала совсем недавно… Нет, не нужно об этом! Слишком много всего переплелось, и все равно – когда она только предполагала навскидку, что может ожидать Рэмона Ррая, у нее перехватывало горло, и она думала о нем с почти материнской жалостью, с жалостью много (несмотря на молодость) повидавшей женщины к непутевому ребенку.

Нет, и старый Халлиом может ошибаться. Как эта статуя бородатого мужчины с массивным, испещренным иероглифами камнем в ногах похожа на него, на покойного мудрого гвелля!.. Там, на балюстраде, идущей вокруг возвышения, в глубинах которого скрылись и бретт-эмиссар Рэмон Класус. и Ррай, и Гендаль Эрккин, ничего не боящийся, ничего не стыдящийся Пес. Какая странная судьба! В роли беса-искусителя, в роли темной стороны, которая нарочно, по прямому указанию Вейтарволда, подстраивает Рэмону пакости, испытывая его выдержку, его судьбу – она, Аня. В роли ангела-хранителя, который закроет своим телом от гибели, если уже не делал этого, – он, Гендаль Эрккин. Насколько вообще слово «ангел» применимо к изуродованному широкому лицу, кривой ухмылке, .открывающей неровные белые зубы обжоры и хищника. К черным глазам-бусинам, глубоко засевшим в этом характерном лице.

Девушка слабо пошевелилась у стены. Зачем все это было нужно?.. Рэмон Ррай НЕ ТОТ, кто был нужен Халлиому и Вейтарволду! Даже если это грандиозное подземное сооружение, пережившее века, в самом деле хранит в своих недрах тайну успешной борьбы против даггонов, способ их уничтожения, – как хранило оно где-то здесь, поблизости, живого даггона, теперь вырвавшегося на свободу… И что из того?

– И что из того? – зайдя в тупик в своих непоследовательных, лишенных особой логики размышлениях, повторила вслух она и тотчас же услышала над ухом негромкий голос:

– А то, что вы арестованы. Где остальные?..

Она повернулась и увидела патрульного офицера Охранного корпуса. Климов был мрачен и сосредоточен, а в руках поблескивал табельный ММР.

– Где остальные? – повторил, появляясь из галереи, Брейр.

…Рэмон Класус показал на слабо светящуюся огромную камею у дальней стены и произнес негромко:

– Эта гемма – символ того, что храм построен в честь изгнания даггонов. Я занимался символикой, я готовился всю жизнь, чтобы настала вот эта минута! – сказал он, и в его голосе, холодном голосе асахи, мелькнула живая, мощная пульсирующая нотка торжества. – И это только начало! Здесь, в этих подземельях, я рассчитываю найти ответы на все вопросы, кои задаст нам мироздание и которые уже подкинули демоны судьбы! Для того и строились эти стены! Для того и оставлена эта память теми, ушедшими, что они предвидели все: и забвение, и отрицание того, что они вообще когда-то существовали. Подумать только, ведь практически все полагают, что никаких даггонов не существовало вовсе!..

– А меня другое умиляет, – спокойно, буднично сказал Гендаль Эрккин, совершенно без класусовской патетики: – КАК построена вся эта штука? Она построена ПОД землей! А арранты так любят говорить, что мы, гвелли – дикари, отщепенцы, потому что зарываемся под землю, словно кроты, а не парим в небесах! Значит, все-таки наш способ строить – древнее и вернее, раз уж предки тут нарыли!..

Он не договорил. В проеме входа возникла темная фигура, в лицо исследователям ударил яркий луч, и Климов крикнул:

– Охранный корпус, всем стоять на месте! У вас мономолекулярное оружие, и я намерен проверить!.. При малейшем противодействии, в чем бы оно ни выражалось, стреляю на поражение!!!

Эрккин закашлялся. Рэмон Ррай окаменел. Один Класус спокойно подошел к офицерам патруля и, вынув идентификационный знак Высшего Надзора, предъявил его со словами:

– Спокойно, свои. Я и так намеревался передать вам этих опасных преступников, офицер. Правда, чуть позже…

Все последующее я воспринимал как череду сменяющих друг друга знаковых и значимых сцен, временные промежутки между которыми были заполнены вязким и душным небытием.

Сцена первая.

Плывут радужные круги, в ушах неотвязный бубнеж, надсадное бормотание, и мы с Псом и Табачниковым – в застенке патрульного катера, нас везут в ОАЗИС.

– Даггоны, даггоны! Они гораздо ближе к природе, чем мы, – тихо говорит Табачников, – гораздо лучше чувствуют естественное течение времени – то, как изменяется мироздание, они сами часть его… Люди же оторвались от корней… особенно это касается вас, аррантов, возомнивших себя всемогущими и неуязвимыми. А даггоны просты и естественны. Те, что поменьше, приходят с музыкой, звучащей в твоем мозгу. Те, что побольше, вызывают атмосферные явления – вплоть до грозы… Есть еще третий уровень. И я не исключаю, что даггоны третьего уровня, самые большие, – они не приходят на планеты. Им нет смысла приходить, нет смысла подыскивать себе тело, будь оно из органической или неорганической материи!.. – Глаза Табачникова сверкают тем фанатичным огнем, который я не раз видел в его взгляде, когда ученый говорил о чем-то близко затронувшем его. – Нет смысла, потому что они – и ЕСТЬ ПЛАНЕТЫ! Огромные полевые формы жизни, более миролюбивые, чем их мелкие собратья, даггоны первого и второго уровней, но все равно способные постоять за себя!..