В помещение внезапно ворвались растрепанные звуки с улицы, а вместе с ними молодой парень в светлой рубашке, со стоящими дыбом слипшимися волосами. Грохнула за его спиной, захлопываясь, дверь.

– Груздь, там арики на «летуне»! – крикнул он, и тотчас же дверь позади разлетелась в щепки, а вместе с нею полстены. Посыпалась штукатурка, повалил черный, душный дым.

– Спалил, сука черножопая! Сдал арикам! – скрежетнул зубами Груздев, круто поворачиваясь на каблуках. – Значит, мы его не только за старые «косяки» валили, но еще и за палево, которое поздно чухнули! Валим отсюда, пацаны! Да выкинь ты это барахло! – выкатив глаза, рявкнул он на своего громилу, который прижал к груди раскрытый портфель с рублями, унитами и инфоциклами. – Выкинь, говорю, все равно бабки фальшивые! Я сразу просек… не баклан какой-нибудь! Кварц, падло, решил нас по полной опустить! Собственными кишками удавить… гнида!.. Делаем отсюда ноги… ноги!

– Ноги-и-и-и!! – вдруг взвыл, падая плашмя, один из двух парней. Его голова с глухим стуком ударилась о пол, но едва ли он мог чувствовать эту минимальную боль. Его ноги, еще доли мгновения назад бывшие частью его самого, сейчас лежали в двух метрах от хозяина, да и какие ноги – так, ступни и часть лодыжки. У парня же на месте ног уцелели только какие-то коротенькие обрубки, в ладонь длиной; страшно белел излом кости, и текли из мгновенно запекшихся ран струйки полупрозрачного, беловатого дымка… Бедра же, колени и верхние половины лодыжек исчезли, словно и не было их никогда.

Агония выгнула тело несчастного, захрустели зубы. Он испустил дух почти мгновенно, а его убийца в синем мундире внутренней охраны ОАЗИСа уже вбегал в помещение. В его руках был точно такой же ММР-«блэк», какой еще недавно с видом знатока рассматривал Бобо Кварцхелия.

– Нарушение Закона о нераспространении! – звучно крикнул аррант. – Бегство?! Стрелять на поражение!..

…Антон Иванович припоминал, как удачно он замял инцидент с обнаружением партии ММРов марки «Лиловый корень», в земном просторечии – «блэк». Всего – десять единиц оружия. Еще недавно он полагал, что справился с разрешением этого, гм, недоразумения превосходно: последствий почти не было, лишь слегка пожурили сверху. Ох и расстарался же тогда А.И. Лапшин: пустил в ход весь свой административный ресурс и даже злоупотребил слегка служебным положением… Но теперь он прикидывал: быть может, упокоение было преждевременным, и инцидент с задержкой партии ММР, запрещенного к ввозу и употреблению на территориях Избавления, пустил корни глубже, чем он полагал? Корни! «Лиловые корни»!

Антон Иванович в который раз облизал преданным взглядом Генерального Эмиссара, застывшего на плазменном экране. Ллерд Зайверр улыбнулся, довольно неприятно оскалив мелкие белые зубки, и выговорил:

– Ну, хорошо. Подумай еще в свободное время. Ведь его, этого свободного времени, у тебя, возможно, осталось совсем мало…

Это прозвучало не слишком обнадеживающе.

Аррантидо-дес-Лини, 15405 год Эры Близнецов по местному летоисчислению

Как начать?

Как могло произойти событие, которое переполошило все население Плывущего города, не последнего на Аррантидо?.. Событие, поставившее под сомнение незыблемость старых законов, событие, что посеяло страх и смуту в иных, избалованных покоем душах?

Хотя нет. Начать следует не так. То, что произошло, рано или поздно должно было произойти. Конечно, мы имеем в виду вовсе не смерть князя Гьелловера: уж это происшествие едва ли могло встряхнуть аррантов и собственно жителей Плывущего города Галиматтео. Князь Гьелловер давно был болен. Поговаривают, что его врожденное несварение желудка усугублялось невоздержанностью в приеме пищи, причем князь не брезговал кушать даже те ужасные мясные блюда, что привозились прямиком с Гвелльхара, родины всех грубиянов и обжор в Содружестве Близнецов. Кроме того, ходили слухи, что у Гьелловера нездоровая кровь. Вместо благородной, светло-красной с легким фиолетовым отливом, что течет в каждом арранте, из его жил (умело вскрываемых личным медиком князя) порой сочилась какая-то непонятная темно-красная жидкость. Густая, тяжелая, она неохотно стекала вязкими ручейками, пятная белоснежный пол личных покоев Гьелловера. А еще, утверждали досужие сплетники, эта кровь ну никак не хотела обесцвечиваться на свету. Верный признак нездоровья, не правда ли?.. Кровь подсыхала, целые ее лужицы покрывались корочкой, она коробила любую ткань, на какую попадала, она уродовала даже драгоценные одеяния из йялля, не поддававшиеся воздействию лейкаровой кислоты, отравы из подреберья черного океанского угря! Конечно, князь Гьелловер должен был умереть. И он умер. Собственно, основные события произошли уже после его ухода. И в центре их оказался дальний родственник покойного, некто Рэмон Ррай.

Да, начать нужно было с него. И с его неприятностей.

Неприятности Рэмона Ррая начались с похорон. Именно так, а не иначе. Конечно, это были не его собственные похороны, в противном случае у него не было бы возможности оценить все последствия неприятностей. Хотя, вероятно, посмертные неприятности теоретически возможны на такой интересной планете, как Аррантидо-дес-Лини. Здесь вообще весьма своеобразное отношение к жизни и смерти, и особенно к переходу из одного из упомянутых состояний в другое. Да, да! Более того, похороны в Аррантидо – это большой, торжественный и веселый праздник. Арранты не видят смысла печалиться, когда личность переходит на более высокий уровень существования. Это отмечал в своих этнокультурных исследованиях еще профессор Табачников-Лодынский, известный земной специалист по истории и культуре Аррантидо-дес-Лини[8].

Рэмон Ррай был приглашен на торжественное погребение князя Гьелловера, одного из Предвечных[9], члена правящей династии Аррантидо. Наверно, о Рэмоне никто и не вспомнил бы, не будь ллерд Вейтарволд, носитель Звездной мантии, Предвечный, отцом Рэмона Ррая. Как подобная личность могла быть отцом Рэмона, не понимали даже многие из тех, кто имел честь быть кровным родственником ллерда Вейтарволда. Рэмон был невысок ростом, лопоух, а его очень белая, полупрозрачная кожа, кожа записного бездельника и неженки, была густо покрыта веснушками. На тонких запястьях кожа была такой нежной, что на ней голубоватым мраморным рисунком проступали вены. Круглое лицо Рэмона украшали большой, насмешливо кривящийся рот и широко поставленные, зеленовато-голубые глаза, прозрачные, как вода в самых чистых лагунах Беллионского океана. Почему-то именно эти глаза, весьма характерные для уроженца Аррантидо-дес-Лини, вызывали наибольшее недоумение отца. В глазах Рэмона Ррая опрокинутым небом плавало какое-то почти детское удивление перед этой богоданной жизнью, да лелеют ее Предвечные и стережет сам Неназываемый!..

Отец Рэмона был совершенно иным. Можно понять родственников Ррая: достаточно было кинуть один мимолетный, наполненный невольным восхищением взгляд на величественную фигуру ллерда Вейтарволда, чтобы усомниться даже в дальнем родстве этого полубожества с Рэмоном. Ллерд Вейтарволд был огромен. Под лиловым пеллием угадывались широкий разворот плеч, массивная грудная клетка и мощные ключицы. Мускулистые предплечья перехвачены упругими цельнометаллическими браслетами в виде спиралей – клеоммами, излюбленным украшением аррантской знати. Клеоммы ллерда Вейтарволда были выполнены в форме прихотливых стеблей «черного змея», единственного растения, живущего и выживающего на страшной планете Керр, куда ссылали всех пренебрегших законами Предвечных. «Черный змей», ощетинившийся кривыми шипами, замысловато изогнувшийся на мощных руках ллерда, символизировал неустанное бдение ллерда на страже Закона. О высоком сане напоминал и желтый камень, драгоценный каллиат, вживленный прямо в широкую лобную кость Вейтарволда и горевший, словно третий глаз.