– Не знаю, иногда я сама начинаю сомневаться в том, есть ли я на самом деле, – отвечала Касси.

– А я в этом ничуть не сомневаюсь, – твердила ей мать. – Ты добрая девочка. Ты вдумчивая, чуть-чуть мечтательная. Ты привязчива и можешь стать верным другом. А Миранде, моя сладенькая, как раз всех этих качеств недостает, хоть она и такая умница. Скажу тебе честно, меня очень волнует то, что Миранда приобрела пока только успех и славу, а настоящих друзей у нее так и нет. Даже здесь, в городе ее детства. И ты знаешь, что их никогда и не было. Ее всю жизнь волновали разве что мальчишки. Она обожала дразнить их и зачастую наверняка причиняла им сильную боль. И потом она никогда не хотела пустить здесь корни. А это необходимо человеку, пойми, Касси, нельзя забывать то место, где ты родился. Ну да ладно, пора мне умолкнуть: слишком много мудрых слов я произнесла за один вечер.

Вскоре Касси посвятила себя предмету, о котором в глубине души больше всего мечтала, хотя очень боялась, что все увидят, насколько Миранда в этом деле талантливей. Она выбрала журналистику. И вскоре по-своему преуспела в ней, взяв усердием и вдумчивостью. Конечно, она писала не так талантливо, как Миранда, и у нее получались не такие потрясающие репортажи. И конечно, она не стала такой известной, как сестра. И хотя она, по совету матери, вышла на свет и была теперь человеком независимым, порой ей было ничуть не легче от сознания этой независимости.

Касси поставила фотографию на место и выключила свет. Закутавшись в одеяло, она устремила взгляд в темноту. Прошло уже четыре года со дня смерти родителей, а ей все казалось, что это случилось только вчера. Это был пустой отрезок в ее жизни. Кусочек сердца, превратившийся в лед и не желавший оттаивать. Забыть этот кошмар помогала только работа. И Кеннет, разумеется. Но, тем не менее, довольно часто бывали моменты, когда Касси казалось, что все лучшее в ее жизни уже позади. Ведь все равно никто не был ей так близок, как родители, никто не понимал ее так, как они, – с полуслова. Никто! И уж, конечно, не Миранда. Быть может, такая любовь бывает только в детстве, пыталась успокоить себя Касси. Но не думать и не вспоминать об этой любви она не могла.

В такие минуты Касси казалось, что вся ее жизнь состоит из одних поражений… а жизнь Миранды, напротив – из одних побед. Вот и сейчас, засыпая, Касси перебирала в уме все, что было у Миранды и чего не было у нее самой: прекрасная внешность, блестящая карьера, красивый и богатый муж, хорошенькая дочурка и… младшая сестра, которая, стоит только свистнуть, прибежит и сделает все, что та захочет.

Миранда никогда не скрывала, что дом Дарина принадлежал раньше одному из родственников Рокфеллера. Расположенный на тихой улочке, неподалеку от Мэдисон-сквер, он находился в самом сердце самого богатого района в мире. К западу, к Пятой авеню, тянулся ряд домов-дворцов, известных как район миллионеров. На востоке высились огромные многоквартирные дома на Парк-авеню, жить в которых могли себе позволить только очень богатые и влиятельные люди. Хотя дом Дарина отнюдь не являл собой чуда архитектуры, будучи построенным из известняка и с крышей, покрытой зеленым шифером, он все же удачно вписывался в общую атмосферу. А это, как очень скоро начала понимать Миранда Дарин, был один из первых шагов к тому, чтобы попасть в то, что называется «высший свет», куда она сама так стремилась.

Для этого Миранде, красивой женщине с блестящей карьерой, нужно было преодолеть только одну преграду – достичь определенного общественного положения на Манхэттене. В Британии ценится происхождение, в Америке – богатство. Элитой считаются те, кто обедает за антикварными столиками, жертвует деньги на благотворительность, посещает все балетные премьеры или спонсирует эти постановки. Хотя на первый взгляд может показаться, что членом этого богатого мира может стать каждый, кому состояние позволяет вести подобный образ жизни, Миранда очень скоро с болью осознала, что это далеко не так.

Однажды, когда Миранда впервые попыталась войти в высший свет Нью-Йорка (это было после встречи их комитета в Метрополитен-Опера), она вдруг услышала, как одна матрона сказала на ухо другой: «Вы представляете, эта женушка Дарина хочет снять спектакль? Вся ее блестящая идея состоит, видать, в том, что простонародье будет просто вынуждено смотреть это по телевизору!»

Да, поначалу Миранде пришлось совершить немало ошибок. Она из кожи вон лезла. Усердствовала, пожалуй, даже слишком. Слишком часто добровольно вызывалась делать слишком много вещей. Она поняла, что красоты, ума, денег, славы, успеха недостаточно, чтобы суметь внедриться в этот роскошный узкий круг. Требовалось еще и время. И терпение. Астор, Вандербильт, Гарриман, Рокфеллер, Уитни… Их имена стали эталоном, высшей планкой общественного положения для многих поколений. То, чего Миранда успела достичь за два последних десятилетия, было всего лишь пустяком, так, крошечной жемчужиной в огромном ожерелье. Больше всего ее уважали за то (так говорили те, кого вообще волновали подобные вопросы), что своим успехом она обязана только себе самой, что ей не приходится благодарить за это своего чертовски богатого мужа.

– Его самого я, честно говоря, никогда не видела, – призналась Люсинда Фиппс Марисе Ньютаун, позвонив ей с утра в день перед приемом у Даринов. – Он вроде очень красив, но, говорят, зануда страшная. Бедная Миранда – сама она такая милая!

– Я однажды видела его, – сказала Мариса, – он забирал из школы маленькую Хивер. Она учится в Дальтоне, в одном классе с моей Лаурель. Я услышала, как Хивер кричит: «Привет, папочка!» и тотчас подошла к их машине. Представилась ему как одна из ближайших подруг Миранды…

– Как интересно! – воскликнула Люсинда. – Ну и что он?

Мариса выдержала паузу, чтобы еще больше заинтриговать собеседницу, и, вздохнув, рассмеялась:

– Он не сказал мне ни слова, закрыл окно и уехал.

– О, Господи! Бедная, бедная Миранда! – воскликнула миссис Фиппс. – Неудивительно, что она повсюду появляется с Вэнсом Магнусом. И я не могу винить ее за это.

– Я тоже, – согласилась Мариса. —, Думаю, и ты, и я были бы счастливы иметь такого приятеля, как Магнус… Люсинда, я не могу не признать, что в муже Миранды есть нечто очень привлекательное. Что-то такое дьявольское.

– Обещай, что покажешь мне его сегодня вечером, – попросила Люсинда. – Конечно, если он там вообще будет.

В это же самое время в зале ожидания аэропорта в Балтиморе сидела Касси и раздумывала над тем же самым: кто будет и кого не будет на вечере у Миранды. Была ранняя весна, и ее путешествию из Роли в Нью-Йорк мешала нелетная погода: сильный снегопад на Восточном побережье. Вот почему Касси пришлось провести целую ночь в зале ожидания. У нее дико ныла шея, слипались от усталости глаза, ее новое шелковое платье, которое она купила специально для этой поездки, страшно измялось, и она чуть не плакала. Уже четыре раза пыталась она дозвониться Миранде домой, но было без конца занято. Она вот уже в который раз посмотрела на часы, встала и вновь направилась к телефону-автомату. Наконец-то раздались длинные гудки, и кто-то снял трубку.

Вместо привычного «алло?» Касси услышала в трубке детский голос, который прокричал: «Кто звонит?» Если бы Касси, когда была маленькой, так ответила на звонок, родители, наверное, убили бы ее на месте.

– Хивер, здравствуй, это твоя тетя Касси. А мама дома? Мне очень нужно с ней поговорить.

– Я жду очень важного звонка, – ответила Хивер. – Извини, но мне нельзя занимать телефон. Перезвони через полчаса.

– Но… Хивер… подожди! – прокричала Касси, однако девочка уже повесила трубку. Касси постучала кулаком по телефону – бесполезно и закрыла глаза, чтобы сдержать слезы. Глупо сейчас было бы заплакать. Но она так устала… и так расстроена. Даже если она и приедет в Нью-Йорк вовремя, все равно она будет чувствовать себя там деревенской мышкой, которой ее считала Миранда и которой – хотя Касси очень боялась в этом признаться – она сама себя ощущала.