Хотя неутомимая Касси неоднократно прорепетировала это пятнадцатиминутное интервью с сенатором прежде, чем начать съемку, беседа получилась по-дружески непринужденной. Недаром говорят: лучшая импровизация – отрепетированная. Касси смотрела на старика так ободряюще, так искренне ему улыбалась, что он разошелся – рассказывал с увлечением и даже шутил.

– А это я пожимаю руку Джеральду Форду. Хорошо, что у него хватило ума не жевать при этом жвачку, не правда ли? – смеялся сенатор и еще раз подумал о том, как было бы славно, если бы у него в команде были такие помощники, как Касси. Она-то осознавала, какую колоссальную роль он сыграл в истории, она внимательно его слушала, она даже смеялась в ответ на его шутки.

– Мы уже закончили? – разочарованно спросил Хаас, когда неожиданно яркий свет погас. Его лицо сразу погрустнело.

– Мы и так выбиваемся из графика, – объяснила Шейла, помогая ему отцепить микрофон.

– К тому же мы приготовили для вас сюрприз, – добавила Касси. – Теперь, когда интервью готово, мы хотим пригласить вас на обед, который устраиваем в вашу честь. Это неподалеку отсюда, в кафе «Гудзон».

– Мы предупредили Риту, – заверила его Шейла. – У вас в графике нет ничего такого, что бы могло нам помешать. Обещаем, что привезем вас сюда вовремя, вы вполне успеете переодеться перед следующей вашей встречей.

– Но сенатор, – неожиданно вмешался Меллон. – Меня никто об этом не предупреждал. И речи не может быть о том, чтобы…

– Но мы же хотели, чтобы это был сюрприз, как вы не понимаете! – перебила его Касси. – Вас мы, разумеется, тоже приглашаем. Мы хотим выразить свое почтение…

– Не упрямься, Джефф, – сказал сенатор, беря Касси за руку. – Поедем, дорогой. Мы все устали и имеем право слегка расслабиться.

Все были так заняты сбором техники и так долго рассаживались по машинам, что никто и не заметил, как испарилась Шейла.

А Касси старалась быть как можно разговорчивее и игривее – чтобы никто ни о чем не заподозрил.

– Постойте, а где же ваш режиссер? – опомнился Джеффри больше чем через час, уже, когда подавали кофе. – Она вообще выходила с нами из дома сенатора? – вскочил он перепуганный.

– Она поймала такси, разве вы не помните? – невозмутимо ответила Касси, насыпая себе в кофе заменитель сахара из пакетика. Она заговорщически подмигнула сенатору. – Ничего не поделаешь, свидание…

– Я думаю, мне лучше все же проверить, – отрезал Меллон. У Касси сердце ушло в пятки. – Я позвоню Констанции, чтобы они там разобрались.

– Слушай, Джефф, уймись, – вздохнул сенатор, пододвигая к себе двойную порцию самбука. Но Джеффри уже достал из кармана записную книжку и пошел в коридор звонить. – Парень совершенно не умеет приятно проводить время, – объяснил сенатор Касси, опрокидывая свой послеобеденный коньяк. Он сладко улыбнулся ей. – Молодежь нынче разучилась наслаждаться жизнью. Все бегут куда-то сломя голову, ни минуты им нет покоя. Они не знают, что такое сидеть и нюхать розы.

– Вы, наверное, любите вечеринки? – спросила Касси. – Скажите, вы прежде часто их устраивали? Ну, например, когда Магнус баллотировался в мэры?

Сенатор опустил голову так низко, что Касси уже испугалась: не заснул ли он. Но вот он выпрямился и грустно посмотрел на нее:

– Дорогуша, мы ведь уже большие мальчики, и не нужно вам лезть в наши дела, – сказал он очень мягко. – Я очень надеюсь, что вы будете умницей. Вы ведь, знаете ли, уже начали мне нравиться.

– Ой, как я рада, что жива! – отдышавшись, проговорила Шейла. Касси, как и было условлено, ждала ее у Финкелыптейна на Первой авеню. – Хорошо, что я уговорила Констанцию открыть заранее дверь в задний дворик!

– С ней все в порядке, с Констанцией? – спросила Касси, совершенно равнодушно взирая на бутерброды.

– Да, будь уверена! Денежки в наше время решают все. К тому же она сама его в глубине души ненавидит. Ну, скажи, какая радость все время убирать за пьяницей.

– Значит, она сумела обмануть Джеффри, когда он позвонил?

– Да, причем говорила совершенно невозмутимо. Она сказала, что я села в такси еще до того, как вы уехали в ресторан. А потом я успела ловко улизнуть. Причем то, что нам было нужно, я нашла в самую последнюю секунду.

– А что нам было нужно? Послушай, Шейла, я сегодня тоже здорово перенервничала и прошу тебя: не тяни резину. Что ты нашла?

– Кое-что интересное, скажем так, – ответила Шейла и откусила громадный кусок двойного чизбургера, при этом вымазав кетчупом весь подбородок.

– Шейла, я сейчас умру от нетерпения… Или задушу тебя!

– Задушишь? Именно это и произошло с той девушкой! Ее задушили до смерти. Задохнулась – так было написано в свидетельстве о смерти.

– Что за девушка? Кто ее задушил?

– Это не было убийством в прямом смысле слова, – глядя на Касси безумными глазами, проговорила Шейла. – Это разновидность сексуальных извращений. Некоторые парни любят так развлекаться – связывать женщин. Она была помощницей Хааса. Никто не знает, почему она умерла в его номере. Так, по крайней мере, писали в газетах.

– В какой гостинице? Когда? Шейла, я предупреждаю тебя…

– В «Савойе», на Манхэттене. Это было в ту ночь, когда Магнус закатил в своем комитете банкет по поводу предстоящих выборов в мэры. Историю, правда, удалось замять, но все же кое-какие кровавые детали из «Нью-Йорк пост» можно почерпнуть. – Шейла достала из сумочки пожелтевшую газету. На первом листе красовалась огромная фотография – Хаас, Магнус и Джесон на банкете. На последней странице было кратенькое сообщение о смерти девушки, наступившей от чрезмерной дозы кокаина… Шейла же извлекла из сумочки еще одну бумагу.

– А это – гораздо более интересный документ, – сказала она. – Это свидетельство о смерти бедняжки. Но посмотри, видишь, сверху стоит штамп отдела, занимающегося расследованием насильственных смертей, Манхэттена? Это значит, что у этого документа копии нет. И, как ты думаешь, почему здесь указана другая причина смерти, не та, что в газете? И почему этот документ сенатор Хаас так долго хранит у себя в сейфе?

Он заговорил с Касси только тогда, когда пригласил ее танцевать. Во время танца он мог спокойно обнимать ее и беседовать с нею, не боясь, что это вызовет ненужные кривотолки. Она спросила со сладкой улыбкой:

– Ты действительна хотел, чтобы мы пришли сюда? – и окинула взглядом официальную обстановку Грэйси Мэншн. – Мне кажется, здесь довольно скучно.

Она чувствовала, что он за что-то сердится на нее: он смотрел как-то холодно и весь вечер разговаривал с ней крайне сухо. И дело было, как она понимала, совсем не в том, что она перестала ему нравиться: она заметила, как он разглядывает ее стройную фигурку, плотно обтянутую серебристым платьем. Просто он за что-то на нее сердится.

– Послушай, Касси, я уже сказал тебе, что не собираюсь обсуждать тему моих политических пристрастий.

– Извини, но ты сам привел меня сюда. И я…

– По какому праву ты заговорила об этом с сенатором Хаасом? – спросил он сердито. Магнус был превосходным танцором. И Касси отметила про себя, что многие из присутствующих любуются ими – ею, высокой, молодой, красивой, и им, уже не молодым, но очень элегантным.

– По какому праву? – возмутилась Касси. – А почему я должна спрашивать у тебя разрешения? Мне просто было любопытно! Кроме того, я была заинтригована, когда заметила на съемке, что Хаас почему-то снял со стены вашу с Джесоном фотографию.

– Это я его об этом попросил.

– Но почему?

– Послушай, что у тебя за нездоровый интерес к предмету, к которому я отношусь болезненно?

– Извини, Вэнс, – смягчилась Касси. – Во всем виновато мое дурацкое любопытство. Ты всегда так хорошо владеешь собой, а тут раскипятился из-за какого-то пустяка…

Оркестр тем временем перешел с «Чего-то глупого» на «Лунную реку».

Пока не начался следующий танец, они молчали.

– Просто это, пожалуй, единственная вещь, которая мне не удалась за всю мою сознательную жизнь, – нашел неожиданное объяснение Магнус. – Мне почему-то казалось, что у меня все получится. В семидесятые годы творился такой кавардак с экономикой, что я решил: для бизнесмена сейчас самое время заняться политикой. Но ничего не вышло. Потом мне многие говорили, что я был чересчур аристократичен.