У Штреземанна отличное настроение — все складывается превосходно. Шеф гамбургского филиала разведцентра принял все его предложения, вовремя успел включить доктора в состав выезжающей в Россию делегации, сумел добиться, чтобы в представляемый советским властям план поездки было включено посещение Долинска. Шеф позаботился и о том, чтобы обеспечить Штреземанна надежным помощником. Гуго Шварцмайер — старый, опытный агент разведки. Им уже не раз приходилось вместе выполнять различные, порой довольно щекотливые поручения шефа. Чего стоила, например, прошлогодняя поездка в Белград со специальной миссией — проверкой вызвавшего подозрения в двурушничестве агента разведки. Этот тип — как бишь его ввали? Да, Милаш — оказался крепким орешком. Но они сумели заманить его в горы, а там скрутили и подвергли допросу с пристрастием. Штреземанн сам большой дока в таких делах, но и Гуго показал себя весьма изобретательным. Как извивался в мучениях «двойник». Пришлось заткнуть ему рот, иначе бы дикими воплями он переполошил все окрестности. Не удивительно, что он признался во всем и покаялся. Потом они устроили небольшой обвал, чтобы вместе с трупом бывшего агента похоронить все следы. Это была идея Шварцмайера. Прекрасная идея, сэкономившая им массу времени...

— Prosit, Gugo![14] — Штреземанн выпил рюмку водки и потянулся к столу. — С русской водкой нужно есть масло, — со знанием дела объяснил он спутнику.

— И икру. У красных есть удивительная красная икра, — хохотнул Шварцмайер. — Почему нам подали черную?

Он тоже доволен и благодушествует. Бесплатная интересная поездка, приличное вознаграждение по ее окончании и почти никакого риска: главный исполнитель Штреземанн, а Гуго только прикрывает. В случае каких-либо осложнений доказать его участие в разведывательной акции русским ни за что не удастся. Впрочем, какие могут быть осложнения? Штреземанн — ас разведки. Да и Гуго свое дело знает.

Шварцмайер вновь наполняет рюмки.

— Завтра мы идем в театр, Гуго. Я уже заказал билеты. Будем слушать «Русалку». Однажды я имел удовольствие слышать эту оперу, правда, по телевидению. Великолепно.

— С радостью, Зигфрид. Ты знаешь, как я люблю музыку...

— У русских хорошая музыка и талантливые музыканты. Prosit!

— Prosit!

Медленно опускается на город темная, тихая ночь, какие обычно бывают в Долинске осенью. По асфальту гулко раздаются шаги. Вспыхивает огонек сигареты. Алексей Петрович Климов идет медленно, вороша, перебирая в памяти события последних дней, еще и еще раз заново оценивая свои распоряжения, ход их выполнения.

Не спит Сергей Миронов. С приданной ему группой сотрудников он ведет наблюдение за квартирой Сырмолотова. Там спокойно, темно. Лишь мелькают на стеклах окон слабые отблески от экрана работающего телевизора — хозяин смотрит вторую программу. Сергей не чувствует холода. Нервы натянуты, как струны, горячие волны пробегают по коже.

Не спит и Евгений Гребенщиков. Сухощавый, с телом, свитым, кажется, только из мускулов и нервов, он, пожалуй, самый выносливый сотрудник в группе. Сегодня он с товарищами «опекает» Штреземанна.

Инженер-майор Константин Барков в одиночестве сидит в кухне. Он занят важным делом — ремонтом заводной игрушечной автомашины. Наконец-то дошли руки — будет утром сюрприз сынишке.

Не спит Галка. Подперев кулачком щеку, она разглядывает похудевшее, усталое лицо мужа, нежно поправляет растрепавшиеся волосы. Саша Колосков уснул на диване, пока Галка разогревала ужин. Пусть спит. Глупая, вчера поругалась с ним: хотелось пойти в кино, а он все занят, занят... На завтрак она приготовит любимые Сашины пирожки с яблоками.

Возвратившийся с концерта капитан Гавличек сидит в кресле в уютном номере гостиницы. Газеты отброшены в сторону — не читается. Пальцы нервно постукивают о подлокотник. Ярослав думает о завтрашнем дне.

В своей холостяцкой квартире склонился над письменным столом Анатолий Степанович Шушарин. Сжатая крепкими, в пятнах от химических реактивов пальцами авторучка быстро скользит по бумаге. Написав пол-листа, инженер комкает его и бросает в угол. Там уже ворох мятой бумаги. Анатолий Степанович кладет перед собой новый лист и задумывается. Он третий час пишет письмо Леночке...

Плотно поужинавший Николай Березкин сладко похрапывает в широкой кровати. Улыбается во сне. Последние дни у Николая хорошее настроение: Климов снял его с архивной работы, он снова вместе с друзьями, занимается живыми оперативными вопросами.

Беспокойно ворочается на тюремной койке Геннадий Рыбин. Он стонет, вздрагивает во сне, его мучат кошмары.

Иннокентий Гаджибеков-Хасанов нервно шагает из угла в угол камеры. Напряженно думает: стоит ли выдать еще один тайник с ценностями, поможет ли это сохранить жизнь? Подсчитывает: сколько денег останется ему, если удастся вновь выйти на свободу.

...Тихо, пустынно ночью на улицах Долинска.

Отто Реслер поднялся с рассветом. Выпил бутылку пива (пристрастие к пиву — это, очевидно, наследственное, от отца и деда). С аппетитом позавтракал. Голова была ясной, мысли четкими. Укрепившееся вчера чувство уверенности в себе, уверенности в том, что он вне подозрений, прогнало ставшую привычной настороженность, волнение. Командует парадом он.

Из тайника, хитроумно устроенного в ножке кухонного стола, Реслер извлек тронутый ржавчиной, слегка искривленный большой гвоздь. Поколдовав над ним, отвинтил головку, проверил содержимое оригинального контейнера: микрофильмированную пленку надежно защищал полиэтиленовый футляр.

...Пожилой человек в спортивном костюме ранним утром бежит трусцой по аллеям городского парка. «Бегом от инфаркта» — модный лозунг в наши дни. Так же, как модны голодание, различные диеты. Бегают многие — мужчины и женщины, молодые и старые.

Пора передохнуть. Вот и последняя скамья в тупичке аллеи. Реслер опускается на нее, глубоко вдыхает свежий утренний воздух. Откинуться на спинку, руки в стороны — вдох. Наклон вниз — выдох. Тихо, пусто кругом. Нога сдвигает сухие листья, жухлую коричневую траву. «Гвоздь» каблуком вдавливается в мягкую землю, точно в десяти сантиметрах от правой передней ножки тяжелой на бетонном основании скамьи. Рассеянно оглядываясь по сторонам, Отто Реслер сгребает садовый мусор на прежнее место. Снова трусцой бежит по парку.

...До тайника в карьере и обратно на «Москвиче» пятьдесят пять минут. «Сегодня сдам дела, завтра — на место Наумова. Вечером подготовить фотоаппарат... Впрочем, спешить не стоит. Недельку осмотреться, изучить обстановку...»

Что за черт? Шоссе, по которому полчаса назад он ехал из города, перекрыто красно-белым шлагбаумом: будут проходить соревнования велосипедистов. Этак можно опоздать на работу, что сегодня совсем некстати. Наконец позади ухабистый объезд. «Москвич» минует бурно застраивающиеся кварталы пригорода, выбирается на центральную городскую магистраль.

Реслер тормозит у гастронома, пешком идет к площади. Гастроли театра оперы и балета близки к завершению, с билетами стало свободней. Реслер читает афиши, рассматривает рекламные фотографии. Прислонившись к крайней справа колонне, медленно достает из кармана сигареты, закуривает. Касса еще не открыта. Посмотрев на часы (времени остается в обрез), Реслер спешит к машине.

Загонять «Москвича» в гараж некогда, и он пренебрегает обычными мерами предосторожности: достав из-под сиденья завернутую в старый мешок рацию, торопливо прячет ее под грудой хлама в углу гаража. Заперев дверцу в воротах, прыгает в машину и резко трогает с места. Без пяти минут девять, оставив машину на стоянке, инженер Сырмолотов входит в заводоуправление.

Прошли деловые встречи. Закончилась экскурсия в медицинский научно-исследовательский институт. У членов делегации — представителей промышленных и торговых фирм — свободное время. Любители острых ощущений собрались за карточным столом: игра идет не крупная, но азартная. Пожилые дамы и господа отправились отдыхать.