— Двоих не хватает!

Дядя Михаил, засунув палец за крахмальный воротничок, подёргал его, словно хотел растянуть, — Рези сейчас спустится, — сказал он. — Она ищет для Бруно чистую ночную рубашку. Но я могу подняться к ней и сказать, что вы все её ждёте.

— Чистую ночную рубашку?.. — переспросил Эрих.

Дядя Михаил уже бежал через двор, петляя между развешанным для просушки бельём. Аромат роз всё ещё стоял в кухне.

— Как так… чистую ночную рубашку? — спросила Нелли. А тётя Фелицита, удивлённо покачав кудрявой головой, сделала смелое предположение:

— Дядя Михаил нас разыгрывает! Утром говорит о чистых ночных рубашках!

— Ах ты Господи! Да что же там случилось? — воскликнула фрау Зомер и бросилась догонять дядю Михаила.

Дедушка Зомер, хлопнув дедушку Херинга по плечу, предложил:

— Может, мы, старики, пока сядем за стол?

Нелли, Фриц, Эрих и их отец, стоя в дверях кухни, озабоченно глядели через двор в окно второго этажа — в комнату тёти Рези, дяди Михаила и Бруно.

Дверь, которая вела к ним на лестницу, была не видна из-за развешанного белья, но и за окном ничего особенного не происходило. И Карл Зомер вместе со своими детьми вскоре вернулся на кухню.

— А кофе сегодня особенно вкусно пахнет, — сказал он. Во дворе послышались голоса, и в кухню тут же вошли дядя Михаил, тётя Рези и фрау Зомер. Тётя Рези поцеловала дедушку Зомера в лоб и пробормотала поздравление, а дедушка Зомер, поцеловав её в щёку, сказал:

— А наша Рези-то! Ещё в халате! И такая бледная… У тебя что-нибудь случилось?

— Да нет, — ответила тётя Рези. — Ничего не случилось…

— Она отвернулась и, глотая слёзы, шмыгнула носом. — Просто неважно спала…

— Эх вы, молодёжь… — сказал дедушка Зомер. — А я вот всегда хорошо сплю. А ты, дедушка Херинг?

— Не могу пожаловаться, — отвечал дедушка Херинг. Тётя Рези взяла из рук фрау Зомер поднос с куском пирога и чашкой кофе и молча вынесла его из кухни.

— Рези отнесёт Бруно завтрак, — объяснил дядя Михаил и поглядел на свою сестру Иоганну Зомер, умоляя о помощи.

И фрау Зомер провозгласила как-то уж чересчур громко и весело:

— Ну, дети, скорее к столу! А то кофе остынет!

Раздался дружный топот, похожий на раскат грома, и вот уже все сидели вокруг стола. Стало так тихо, что можно было расслышать, как булькает кофе, выливаясь из носика кофейника. Все, словно сговорившись, следили за кофейником, передвигавшимся от чашки к чашке, пока фрау Зомер в шутку не пригрозила:

— Вот погодите, сейчас пролью на скатерть, будете знать!

— Что, собственно говоря, у нас сегодня происходит? — спросил дедушка Зомер, указывая на пустые стулья тёти Рези и Бруно. — Почему Рези убежала с подносом?

— Она сейчас вернётся, — сказал дядя Михаил.

— А Бруно?

— Бруно останется в постели.

— Останется в постели?..

— Да… У него сегодня ночью и в пять часов утра шла кровь носом, и мы с Рези боимся, как бы это не случилось опять.

— Так вот оно что, — огорчённо сказал дедушка Зомер.

— Ой!.. — сказала Нелли, сморщив нос.

— А когда ему можно будет встать? — спросил Эрих. — Через час ведь он наверняка уже мог бы…

— К сожалению, нет, — скачал дядя Михаил, дёргая свой крахмальный воротничок. — Самое лучшее ему сегодня вообще не вставать. Весь день.

— Весь день?.. Но ведь… в десять часов… в десять часов мы идём с дедушкой Зомером в парк Румельдорф… — с трудом выговорила Нелли.

Дядя Михаил кивнул.

— Разумеется. Я только хотел сказать, что Бруно лучше остаться дома. И тётя Рези с ним останется. Ну и я уж останусь дома, раз они остаются.

Он сказал это шутливым тоном. Но никто не рассмеялся.

Тётя Рези вошла, села к столу и сказала:

— Привет вам от Бруно! Он желает вам хорошо повеселиться.

— Спасибо, — ответил Эрих, — но боюсь, это не получится.

— Я тоже боюсь, — сказала тётя Фелицита.

— А разве это так опасно для Бруно — пойти вместе с нами? — спросила Нелли. — А давайте возьмём с собой огромную пачку ваты!

— Да что ты, Нелли… — вздохнула тётя Рези. Больше ей и говорить ничего не пришлось. Все и так всё поняли. Нелли подпёрла щёку рукой и молчала.

Эрих ёрзал на стуле.

— Я хочу вам что-то сказать… Я… я сегодня в Румельдорф не иду.

Нелли так испугалась, что, выдернув руку из-под щеки, чуть не стукнулась подбородком об стол.

— Что-о? Ты тоже не идёшь?..

— А что же — без тёти Рези, без дяди Михаила и без Бруно?

— Он бросил взгляд через стол на дедушку Херинга. — С дедушки Херинга всё началось… и… и теперь вообще ничего уже не получится из нашей экскурсии… Теперь всё развалилось!

— Вообще-то он прав, — поддержала Эриха тётя Грета. — Я тоже хочу вам кое-что сообщить. Я остаюсь дома и вешаю это платье в шкаф. Буду играть с Бруно в «Братец, не сердись!»

— И я хочу вам кое-что сообщить, — сказала тётя Фелицита. — Но что именно, этого уж никто не угадает!

— А я угадаю! — сказал дедушка Зомер. — Ты тоже не идёшь в Румельдорф! Правильно?

— От тебя, я вижу, ничего не утаишь! — воскликнула тётя Фелицита. — Ты прямо читаешь мои мысли!

— Главное — сноровка, — скромно ответил дедушка Зомер.

— Я ещё тогда тебя насквозь видел, когда ты была маленькой растрёпой. — Он погрозил дочери пальцем. — А теперь слушайте. У меня сенсационное сообщение. Не упадите со стула!

— Ты, наверно, остаёшься дома? — сказал дядя Михаил.

— Хо-хо! А этот Михаил парень с головой! — Дедушка Зомер постучал ложечкой по своей чашке с кофе. — Итак, мы решили перенести мой день рождения на другой день. В году, как известно, триста шестьдесят пять дней. Правда, из них не так уж много дней, когда мы собираемся все вместе. Но в один прекрасный день такой день наступит.

Дедушка Зомер выпрямился на своём стуле.

А тётя Фелицита начала вдруг опять смеяться, как отбойный молоток.

Дедушка Зомер, поглядев на неё, спросил:

— Ты смеёшься потому, что я сказал «в один прекрасный день такой день наступит»? Тебе, видно, не понравилась эта фраза? Но ведь я не писатель!

— Я совсем не над тобой смеюсь и не над твоей фразой, — сказала тётя Фелицита. И засмеялась ещё громче. Она так хохотала, что все четыре ряда её голубых стеклянных бус звенели.

— Я смеюсь потому, что я что-то придумала! — И она обратилась к тёте Рези: — Ты поставишь после обеда кровать Бруно к окну? Тогда Бруно сможет глядеть на всё из постели.

— Как вы все хорошо отнеслись к моему Бруно, — сказала растроганная тётя Рези. — А я-то всегда думала… я ведь правда всегда думала… что вы его не выносите….

— Да ты что, тётя Рези! — поразился Эрих. — Почему это?

Тётя Рези, растерянно поглядев на свои руки, смущённо сказала:

— Да ведь… только вы не сердитесь, что я так говорю… Я ведь часами там стою, в парикмахерской, в дамском салоне, накручиваю дамам локончики, крашу ресницы, ну и всё такое, а сама всё вспоминаю про Бруно. Ах, я ведь знаю, что он не всегда так уж мил и послушен… и какой он вспыльчивый… И я так беспокоюсь, что он тут что-нибудь натворил, и иной раз меня так и подмывает бросить работу и бежать домой. А вдруг, думаю, там случилось что-нибудь, вдруг он сейчас с кем-нибудь поругался или подрался… или опять сидит на каштане и боится слезть… или связал две верёвки и хочет спуститься в колодец. Чего только за день не передумаешь! И потом, я ещё думаю… Эрих и Нелли могут когда-нибудь здорово разозлиться и отколотить Бруно или запереть его у Наполеона и Вашингтона…

— Ну, тётя Рези, ты уж совсем! — возмутилась Нелли. — Двое против одного… так мы не делаем! Ха… двое против одного!

— Может быть, я не так выразилась, — сказала тётя Рези.

— Я только хотела сказать, что… что…

— Ты хотела сказать, — помог ей Эрих, — что он не всегда у нас ходит в любимчиках.

— Ну да, примерно…

— Это потому, что он из-за каждого пустяка бежит к тебе жаловаться, тётя Рези!

— Да, иногда он на вас жалуется, — тихо сказала тётя Рези.