Кончики усов дедушки Зомера вздрагивали всякий раз, когда он всхрапывал. Сам же он лежал неподвижно, сложив руки на животе.

Дедушка Херинг, наоборот, ворочался во сне с боку на бок, боролся со своей простынёй и колотил пятками по матрацу. Ему, очевидно, было жарко или же снился страшный сон.

А тётя Рези видела чудесный сон. Ей снилось, что кладовка рядом с кухней переоборудована в ванную комнату, выложенную жёлтым кафелем. Жёлтая кафельная ванная с душем была заветной мечтой тёти Рези, и сейчас, во сне, эта мечта наконец сбылась. Тётя Рези хотела как раз отвернуть горячий кран, как вдруг услышала тоненькое повизгивание. С удивлением подняв взгляд на окошко, она увидела там нахохлившуюся птичку и хотела уже к ней подойти, как вдруг визг стал очень громким. Тётя Рези проснулась и села. Сон исчез, но жалобный визг из жёлтой кафельной ванной всё ещё стоял у неё в ушах.

— Что случилось? — сонно пробормотала тётя Рези. И тут из угла комнаты послышался голос Бруно:

— Мама… у меня… кровь из носа!..

Тётя Рези, тут же забыв про свой сон, включила свет и бросилась босиком к постели Бруно. Увидев, что у него из носа хлещет кровь, она вытащила из шкафа пачку ваты и засунула ему в ноздри толстые ватные тампоны. И тотчас побежала вниз по лестнице в кухню за тазом и кастрюлей с водой.

Вымыв сыну руки и лицо, она осторожно перенесла его в свою кровать и положила ему под голову влажную тряпку, а на лоб мокрое полотенце.

Бруно теперь молчал словно немой. Только время от времени показывал пальцем на свой нос, если кровь просачивалась сквозь тампон и щекотала ему губу. Тогда тётя Рези брала большой кусок ваты и осторожно вытирала кровь. Она вытирала так раз десять, а может, и больше, пока кровотечение не стало слабее. Тогда она поднялась с края кровати и достала из шкафа чистое постельное бельё. Переменив наволочку и пододеяльник на постели Бруно, она отнесла его обратно в его кровать и сидела рядом, держа его за руку, пока он не уснул.

Тётя Рези завесила лампочку газетой и залезла под одеяло, но заснуть уже не могла. Она очень боялась, что у Бруно снова пойдёт кровь носом и что с ним опять повторится то, что было два года назад.

Тогда пришлось вызвать «скорую помощь» и отвезти Бруно в больницу. Тётя Рези прислушивалась к дыханию Бруно и думала: «Не буду спать всю ночь, лишь бы не прозевать!»

На улице было темно, звёзды сияли над городом, но ещё многие люди не могли в это время уснуть.

Например, фрау Шпиндель, мать Марианны. Она лежала в большой палате, слабо освещённой голубоватым светом лампы. И улыбалась.

Вечером, ровно в девять часов, у неё родился мальчик. А примерно в половине десятого медицинская сестра, подойдя к её постели, сказала шёпотом:

— Фрау Шпиндель, только что звонил ваш муж. Он, конечно, хотел тут же прибежать, но я велела ему прийти утром. Завтра он сможет на несколько минут войти к вам в палату. — Сестра усмехнулась и покачала головой: — Ох уж эти отцы! Ваш муж тут же спросил, какого роста ребёнок и сколько он весит. И когда я сказала: «Рост — пятьдесят сантиметров, вес — три с половиной килограмма», очень обрадовался. Он просил меня передать вам, что Марианна уже спит крепким сном, а дома полный порядок.

Марианнин отец не попросил, конечно, передать Марианниной маме, как трудно ему было уложить Марианну спать.

Когда же это наконец ему удалось и он остался один, он взялся за посуду. Потому что Марианна забыла не только почистить зубы, но и помыть посуду. Но он на неё за это не рассердился и вообще не придал этому никакого значения. Ведь сегодня был особенный день.

Налив в эмалированный таз горячей воды, он высыпал туда полпакета мыльного порошка. Не удивительно, что из-за пены и мыльных пузырей ему уже не видно было ни тарелок, ни чашек, ни блюдец, и он мыл их на ощупь. Не удивительно и то, что когда он стал вытирать посуду, одна тарелка упала и разбилась. Руки у него были до того скользкие, что тарелка из них просто сама выскользнула.

Убедившись, что Марианна не проснулась от грохота, он выбросил осколки в помойное ведро и помчался к телефонной будке. Назад, от телефонной будки до парадного, он тоже бежал бегом, хотя спешить ему теперь, собственно, было некуда. Всё прошло благополучно, всё уже было позади. Его жена и новорождённый чувствовали себя хорошо. Поднявшись по лестнице и войдя в квартиру, он решил, что может пойти лечь спать.

Когда все часы на городских башнях пробили двенадцать раз, он уже спал как сурок. Он не слышал ни боя часов, ни ударов колокола, не слышал даже, как Марианна громко и ясно сказала во сне: «Двенадцать чайных ложек…»

Но даже если бы он это слышал, для него всё равно бы осталось загадкой, почему Марианне снятся чайные ложки.

Только Нелли Зомер, Марианна да мы могли бы открыть ему эту тайну.

А теперь давайте расстанемся с часом привидений без привидений и переведём стрелку на восемь часов вперёд. Так мы приблизимся к…

Тётя Фелицита боролась перед зеркалом со своими кудрями.

— Завтракать! — крикнула Нелли со двора. — Ты скоро сойдёшь вниз, тётя Фелицита?

Тётя Фелицита высунулась из окна.

— Ух, проклятые бигуди!.. — крикнула она в ответ. — Просто не знаю, что делать!

— Ты идёшь?

— Не могу же я предстать перед вами в виде огородного пугала! — опять крикнула тётя Фелицита и снова бросилась к зеркалу.

Нелли, бегая по двору, кричала во все окна:

— Завтракать! Завтракать! Завтракать!

Потом она исчезла в дверях кухни.

Большой стол был празднично накрыт. Фрау Зомер достала сегодня самые нарядные чашки, а посреди стола были выставлены подарки дедушке Зомеру: банка компота из крыжовника, набор разноцветной шерстяной штопки, ярко-красная шариковая ручка, стопочка билетиков на трамвай, галстук в горошек, лупа, одёжная щётка с белоснежной щетиной, сборник баллад, папка для газет и три японские почтовые марки. Но почтовые марки были почти не видны, зато на самом видном месте красовался кусок картона с наклеенной цифрой «70», вырезанной из золотой бумаги.

Дедушка Зомер стоял у дверей и обнимал всех входивших в кухню. Он радостно говорил каждому:

— Большое спасибо за пожелание счастья!

Иногда он говорил это даже раньше, чем поздравляющий успевал раскрыть рот.

В кухне уже присутствовали: Карл Зомер с супругой, тётя Грета, надевшая сегодня вместо заляпанного зелёной краской комбинезона бледно-жёлтое летнее платье, Фриц, Нелли и Эрих. В эту минуту в кухню как раз входил дядя Михаил. Он был гладко выбрит и благоухал, словно букет роз. И он так сердечно пожал руку дедушке Зомеру, что тот даже согнул коленки и, воскликнув: «Ой, ой-ой!», стал дуть себе на пальцы.

Затем дедушка Зомер, сияя от счастья, спросил:

— А где же Рези и Бруно?

Но в это мгновение в дверях появился дедушка Херинг и бросился в объятия дедушки Зомера, а потому дядя Михаил так и не успел ответить на заданный вопрос.

Вслед за дедушкой Херингом в кухню вошла тётя Фелицита. Она выглядела прелестно: кудрявая, с бусами из голубых стеклянных шариков, обмотанными в четыре ряда вокруг шеи. Только на ноги её лучше было не смотреть, потому что на одной ноге у неё был светлый капроновый чулок, а на другой — тёмный. Но когда фрау Зомер робко обратила на это её внимание, тетя Фелицита сказала с обворожительной улыбкой:

— Один — светлый, другой — тёмный? Забавно, правда?

— Так ты, значит, и сама это знаешь? — спросила фрау Зомер.

— Ну конечно, — ответила тётя Фелицита. — А что же мне было делать? Все остальные чулки или с дырками, или со спущенными петлями… Это был ещё лучший вариант!

— Если хочешь, я дам тебе пару чулок, — предложила фрау Зомер. Она поставила на стол блюдо с вишнёвым пирогом и, оглядев всех присутствующих, сказала: