Из эмиграции же потянулись и разрушители «буржуазной» еврейской культуры. Тут и скорые сочлены С. Диманштейна по Еврейскому Комиссариату – эсер Добковский, тот же Агурский, ещё и Кантор, Шапиро – «бывшие анархисты-эмигранты, прибывшие из Лондона и Нью-Йорка, отчуждённые от русского еврейства». Задача Комиссариата была: создать Центр еврейского коммунистического Движения. В августе 1918 ново-коммунистическая газета на идише «Дер Эмес» («Правда») объявила «начало пролетарской диктатуры на еврейской улице»; тут же выступили против хедеров, Талмуд-Торы; в июне 1919, за подписью С. Агурского и Сталина, распущено центральное бюро еврейских общин[306] – той консервативной части еврейства, которая не приняла большевицкой стороны.

Остаётся верно наблюдение, что тяга евреев-социалистов была главным образом не к большевикам. Но – что же и где же эти другие партии? «Укреплению позиций евсекции… способствовал распад ряда старых еврейских политических партий… Бунд, сионисты-социалисты и поалей-ционисты раскололись, и значительная часть их вождей перешла в лагерь победителей и отреклась от идей демократического социализма», – такие вожди, как М. Рафес, М. Фрумкина-Эстер, А. Вайнштейн, М. Литваков[307].

Как? – и Бунд? Тот воинственнейший в революцию 1905 года Бунд, такой непримиримый даже к ленинской линии, такой принципиальный прежде насчёт культурно-национальной автономии евреев? Да, и он… «После установления советской власти руководство Бунда в России раскололось на правых и левых (1920). Значительная часть правых эмигрировала, а левые ликвидировали Бунд (1921) и частично были приняты в коммунистическую партию – РКПб»[308]. – Из бывших бундовцев: неуцепимый Давид Заславский – на десятилетия он станет язвительной звездою сталинской публицистики (ему поручат бичевать и Мандельштама, и Пастернака). – Ещё – братья Леплевские, Израиль и Григорий. (Израиль сразу, с 1918, и до остатка жизни окунётся в чекизм. Григорий с 1920 займёт видный пост в НКВД, даже и о. зам. наркома, потом председатель Малого совнаркома РСФСР, в 1934—1939 – зам. Генерального прокурора СССР, в 1939 – репрессирован.) – И Соломон Котляр, сразу пошагавший в первые секретари Оренбургского, Вологодского, Терского губкома, Орловского окружкома компартии. – Или бундовец Абрам Хейфец: вернулся в Россию после февраля 1917, вошёл в президиум главного комитета Бунда на Украине, член ЦК Бунда, но в октябре 1917 – уже за большевиков, с 1919 – в головке Коминтерна[309].

К левым бундовцам присоединились после 1917 года левые части сионистов-социалистов и СЕРПа, а в 1919 вошли в РКП. Левое крыло Поалей-Цион – тоже, в 1921[310]. (Ещё и в 1926 по партийной переписи РКП числилось до двух с половиной тысяч бывших бундистов. Конечно, иные из них потом попали под колесо: «при Сталине большинство их было подвергнуто жестоким преследованиям»[311].)

Бикерман восклицает: «Бунд, разыгрывавший роль представителя «еврейских рабочих масс», присоединился большей и более активной своей частью к большевикам»[312].

А Давид Азбель в своих мемуарах частично объясняет мотивы такого перехода по дяде своему, Арону Исааковичу Вайнштейну, крупному бундисту, только что упомянутому выше: «Он раньше других постиг, что его партия, так же как и другие социалистические партии, обречена на гибель… Понял он и другое: выжить и защитить интересы евреев он сможет только примкнув к большевикам»[313].

И – у скольких же был такой мотив перехода в коммунисты: 1) выжить; 2) защитить интересы евреев? На время – удавалось и то и другое.

Не менее отметно, что после Октября и другие социалистические партии – эсеры и меньшевики, как мы знаем, имевшие евреев многочисленно в своём руководстве, – не стали каменной стеной против большевизма; пренебрежа даже тем, что большевики разогнали их Учредительное Собрание, – замялись, заколебались, тоже раскололись, объявляли то нейтралитет в Гражданской войне, то выжидание, а эсеры открыли большевикам участок Восточного Фронта и взялись разлагать белые тылы.

Но и в числе лидеров рабочего сопротивления большевикам в 1918 встречаются еврейские имена; в числе 26, подписавших в Таганской тюрьме «Открытое письмо заключённых по делу Рабочего съезда» – еврейских имён, видимо, четверть[314]. И к этим меньшевикам большевики были беспощадны. Летом 1918 расстрел Р. Абрамовича, крупного меньшевицкого лидера, был остановлен лишь письмом Ленину из австрийской тюрьмы помилованного в Австрии Фридриха Адлера, убийцы австрийского премьера в 1916. – Стойко держались Григорий Биншток, Семён Вайнштейн – и после многих арестов высланы-таки за границу[315].

В феврале 1921 в Петрограде меньшевики хотя и поддерживали недовольство голодных и обманутых рабочих, хотя и подталкивали их к протестам и стачкам – но нерешительно. И не хватило у них смелости возглавить это движение в момент Кронштадтского восстания. А всё равно – пострадали.

Немало мы знаем и меньшевиков, перешедших к большевикам, – эта лёгкость перемены партийного ярлыка. – «Примкнул» Борис Магидов (пошёл начальником политотделов 10-й армии, затем всего Донбасса, секретарём Полтавского, Самарского губкомов, инструктором ЦК). – Прямые перебежчики были: Абрам Деборин (и пошёл по вершинам красной профессуры, и всем нам морочил голову диаматом-истматом); Александр Гойхбарг (Сибревком, обвинитель на процессе колчаковских министров, в коллегии наркомюста и до председателя Малого совнаркома). И одни долго устаивали до ареста, как И. Ляховецкий-Майский[316], другие – в большом числе раздавлены, начиная с процесса измышленного «Союзного бюро меньшевиков» в 1931 (туда попал и Гиммер-Суханов, теоретик тактики Исполнительного Комитета в марте 1917). Устроена была большая облава на них по всему Союзу.

Из перемётчиков от эсеров можно отметить Якова Лившица (с 1919 – зампред Черниговской Губчека, потом Харьковской, затем и председатель Киевской Губчека, быстро продвигался, до зампреда ГПУ Украины). – Из перебежчиков от анархо-коммунистов выделился Лазарь Коган (армейский Особотдел, пом. нач. войск ВЧК, с 1930 – начальник ГУЛага, с 1931 – возглавил Беломорстрой НКВД.) – Встречаются и вовсе извилистые биографии: Илья Кит-Вийтенко, лейтенант австрийской армии, попал к русским в плен; с большевиков пошёл по младшим командным должностям ЧК-ГПУ, потом армейским, и в 30-е годы – один из реформаторов РККА. Сидел 20 лет[317].

А что ж – сионисты? Мы помним, что в 1906 они постановили и возгласили, что не могут остаться в стороне от общероссийской борьбы против самодержавного гнёта и активно включаются в неё. Вопреки этому, в мае 1918, при общероссийском гнёте никак уж не меньшем, – они объявили, что в вопросах внутрироссийской политики теперь будут нейтральны, «очевидно в надежде предотвратить» со стороны большевиков «обвинение в контрреволюционности»[318]. И сперва – сработало. Весь 1918 и половину 1919 не испытывали от большевиков стеснений, летом 1918 ещё провели в Москве всероссийский съезд еврейских общин, и в сотнях общин «Палестинскую неделю», без препятствий выходили их газеты, создан юношеский «Гехалуц»[319]. – Весной 1919 то там то здесь местные власти начали закрывать сионистскую прессу. А осенью 1919 иных сионистов брали под арест («шпионаж в пользу Англии»). Весной 1920 сионисты устроили в Москве свою всероссийскую конференцию, – однако все участники её (90 человек) были посажены в Бутырки, некоторые получили и сроки – но отхлопотаны приехавшей из Америки Делегацией еврейских профсоюзов. «Президиум ВЧК объявил, что сионистская организация является контрреволюционной и её деятельность запрещается в Советской России… С того времени для сионистов началась пора подполья»[320].