В начале 20-х годов авторы сборника «Россия и евреи» предвидели: «все эти светлые перспективы» (для евреев в СССР) – выглядят так «при предположении, что большевики захотят защищать нас. Но захотят ли? Можем ли мы думать, что люди, предавшие в своей борьбе за власть всё, начиная родиной и кончая коммунизмом, нам останутся верными и тогда, когда это перестанет быть им выгодно?»[1166]

Но ни в 20-е, ни в 30-е годы, благоприятные им, советские евреи, в большинстве своём, не вняли этому трезвому остережению, да просто и не услышали его.

А между тем, вливаясь в российскую революцию, могли и евреи ожидать, что когда-нибудь, по закону отката всех революций, хоть уже хвостом, ударит она и по ним.

Послевоенные годы стали «годами тяжёлых разочарований»[1167], принесли весомые испытания советским евреям. За восемь последних сталинских лет произошли: атака на «космополитов», потеря позиций в науке, искусстве, прессе, разгром Еврейского Антифашистского Комитета, с расстрелом главных членов, и «дело врачей».

По конструкции тоталитарного режима – первым орудием ослабления еврейского присутствия в управлении и не мог стать никто иной, как сам Сталин, только от него мог быть первый толчок.

Но ни коварный характер Сталина, ни задубенелость советской пропаганды не разрешали ни издать звука, ни сделать шага – вполне открыто. Мы видели, что в годы войны советская пропаганда никак не била тревогу в связи с уничтожением евреев в Германии, и даже прикрывала происходящее там – опасаясь во время такой войны восприниматься собственным народом как власть проеврейская. Отношение советской власти к евреям могло меняться годами – а почти ни в чём не выходя на агитационную поверхность. Первые изменения и служебные перестановки начались, но ещё малозаметно, – от сближения Сталина с Гитлером в 1939. Не только еврей Литвинов был заменён Молотовым и началась «чистка» аппарата наркомата иностранных дел, но и в дипломатические школы и в военные академии не стало доступа евреям. Однако ещё прошло немало лет, пока стало внешне заметно исчезновение евреев из Наркоминдела и резкое падение их роли в Наркомвнешторге.

По секретности советских внутрипартийных движений – привременно никто не был осведомлён, что уже с конца 1942 года в аппарате Агитпропа наметились негласные усилия потеснить евреев из таких центров искусства, как Большой театр, московская Консерватория, московская филармония, где, по записке, поданной в ЦК летом 1942 начальником Агитпропа Александровым, всё «почти полностью находится в руках нерусских людей», а «русские люди оказались в нацменьшинстве», и – таблицы к тому[1168]. Позже формировались попытки «начать сверху… национально-кадровое регулирование, означавшее на практике прежде всего потеснение евреев из управленческих структур»[1169]. На протяжении лет, в зависимости от обстановки, Сталин то поддерживал, то осаживал такие усилия.

Напряжение военного времени в отношении евреев сказывалось и в послевоенной ре-эвакуации. В Сибири и в Средней Азии евреи были недружелюбно приняты тамошним окружением и после войны осели там почти только в столицах среднеазиатских республик, остальные потянулись назад, но возвращались – уже не в старые свои местечки и городки, а в крупные города[1170].

Наибольший возвратный поток беженцев тёк на Украину – но именно там встретил наиболее неприязненное отношение населения, особенно к возвратному начальству или владельцам завидных квартир; тут добавилась ещё и накалённость недавней гитлеровской пропаганды на оккупированных землях. Возглавивший Украину с конца 1943 Хрущёв (тогда – 1-й секретарь компартии и Председатель Совнаркома Украины) не только ничего не говорил в публичных речах, молча обходил судьбу евреев за годы оккупации, – но выдерживал секретную инструкцию по Украине: не принимать евреев на ответственные должности. По рассказу старой коммунистки-еврейки Ружа-Годес, прожившей всю гитлеровскую оккупацию как полька Хельминская, а с приходом желанных коммунистов не принимаемой на работу как еврейка, Хрущёв, со свойственной ему частенько прямотой, так прямо и объяснил: «Евреи в прошлом совершили немало грехов против украинского народа. Народ ненавидит их за это. На нашей Украине нам не нужны евреи… [им] было бы лучше не возвращаться сюда. Лучше бы они поехали в Биробиджан… Здесь Украина. И мы не заинтересованы в том, чтобы украинский народ толковал возвращение советской власти как возвращение евреев»[1171].

«В Киеве в начале сентября 1945 еврей, майор НКВД, был жестоко избит двумя военными и застрелил их, после чего произошло массовое избиение евреев, пятеро было убито»[1172]. В источниках можно видеть и другие подобные случаи[1173].

Как писал «Социалистический вестник»: обострившееся за время войны еврейское «национальное чувство остро реагировало на многочисленные проявления антисемитизма и на ещё более распространённое равнодушие по отношению к антисемитизму»[1174].

Вот этот мотив как характерен: почти не менее чем сам антисемитизм, возмущает равнодушие к антисемитизму. Да, у измученных своими бедами людей и народов нередко падает порог сочувствия к бедам других. Тут и евреи не исключение; справедливо замечает современный автор: «Надеюсь, что меня, еврейку, осознавшую свои корни и естественно нашедшую своё место в Израиле, не заподозрят в предвзятости, если я напомню, что в годы своих страшных бедствий еврейские деятели культуры не выступали в защиту депортируемых народов Крыма и Кавказа»[1175].

После освобождения Крыма Красной армией в 1943 «в Москве в кругах еврейской элиты заговорили о необходимости возрождения крымского проекта 20-х годов», то есть поселения евреев в Крыму. Советское правительство не пресекало таких устремлений в надежде, что «американские евреи будут щедрее жертвовать доллары для нужд Красной армии». Летом 1943 во время триумфальной поездки по Соединённым Штатам Михоэлс и Фефер могли, опираясь на устное согласие Молотова, вести переговоры с американскими сионистами о финансовой поддержке еврейского переселения в Крым. Идею создания еврейской республики в Крыму поддерживал и властный тогда Лозовский – заммин иностранных дел[1176].

В Еврейском Антифашистском Комитете (ЕАК) был и другой проект: основать Еврейскую республику на месте высланной республики Немцев Поволжья (где, как мы видели в прошлой главе, образовались еврейские поселения после ссылки немцев). – Эстер Маркиш, вдова члена ЕАК Переца Маркиша, подтверждает, что Маркиш подавал письмо – «по поводу передачи евреям бывшей республики немцев Поволжья»[1177].

В Политбюро «к ЕАК наиболее благожелательно относились Молотов, Каганович и Ворошилов»[1178]. И «по слухам, некоторые члены Политбюро… склонялись к этой [крымской] идее»[1179]. 15 февраля 1944 за подписью Михоэлса, Фефера и Эпштейна был направлен Сталину меморандум о том. (По версии П. Судоплатова: решение о высылке татар из Крыма, хотя и принятое Сталиным ещё раньше, поступило на исполнение к Берии 14 февраля[1180], так что меморандум пришёлся как раз.)