Итак, я рассматривал в лупу гражданку Зорницу Стойнову, сыгравшую некоторым образом немаловажную роль в судьбе Ангела Борисова. До сих пор участие Зорницы в событиях казалось легкой интермедией, придающей трагедии оттенок фарса. Что-то вроде клоунады исполняла до этого момента Зорница – красивая энергичная женщина, командовавшая целой армией кукол. Кукловод, который смотрит на действительность как на кукольный театр, – его можно разукрасить как угодно и заставить кукол исполнять все, что заблагорассудится. Весьма немалое участие приняла она в событиях, перевернувших жизнь нескольких людей. И пока они маются от жалких переживаний, она сидит себе, положив ногу на ногу, попивает кофе из японской чашки и взирает на этот паноптикум, наблюдая конвульсии двух мужчин – Борисова и Патронева и маленькой, ничтожной дочери Борисова, которая извивается, как червяк, под ее леденящим взглядом… Сильный человек может быть одинок. Посещая кукольный дом, я прислушивался, пытаясь уловить хоть какие-то признаки присутствия рядом с Зорницей других людей, но ничего не почуял. Что бы вокруг ни происходило, она жила среди своих кукол, красивая и всегда одинаковая, как эти куклы, – постоянная величина, нечто вроде контрольного метра. Только однажды она взволновалась – когда рассказывала об угрозах Патронева. Выпила даже валерьянки, но мне уже казалось, что и тогда она разыгрывала очередную сцену, чтобы придать представлению нужное звучание и не дать ему отклониться от своего первоначального замысла…

Итак, я дал волю своей подозрительности и теперь был готов взвалить на хрупкие плечи прекрасной мастерицы сувениров всевозможные грехи.

С такими мыслями, достаточно тяжелыми, чтобы заменить чемодан, я трясся в поезде, бежавшем к Ста-ра-3агоре.

У окошка администратора никого не было. Проникавшее сквозь широкие окна солнце полосами прорезало полумрак. Хозяйка гостиничных ключей – полная девушка – сидела за своим столом. Она радостно сообщила мне, что свободных мест нет и не будет. Почему бы, подумалось мне, не приучить этих девушек, чтобы, отказывая, они выражали сожаление, хотя бы лицемерное?..

Я показал ей свое удостоверение, заверив, что меня интересует совсем другое. Она сразу же стала любезной (то-то же, моя милая), однако заявила, что позволит мне просмотреть книгу записей гостиницы и регистрационные карточки только с разрешения директора. А директор явится не раньше чем через час.

– Если вашего начальника через пятнадцать минут не будет на месте, пусть пеняет на себя! – резко сказал я и начал размахивать документами, требовать, доказывать – в основном самому себе, – какая я важная персона.

Я добился одного – девушка испугалась, на что я и рассчитывал, потому что директора гостиницы мне испугать не удалось бы.

Девушка скрылась за перегородкой, и ее телефонный звонок, вероятно, прервал сладкий послеобеденный сон директора. Буквально через пять минут в гостиницу вошел мужчина лет сорока с красным лоснящимся лицом любителя свинины и красного вина. Несмотря на холод на улице, он был в одном пиджаке и рубашке с расстегнутым воротом. По-видимому, руки у него все-таки замерзли, поскольку он держал их в карманах брюк в течение всего короткого и никому не нужного разговора. Он отругал девушку за то, что она не допустила меня к сверхсекретной документации гостиницы.

– Не могу же я всем все показывать, – девушка возражала директору, как дочь любимому отцу. – Нашего я знаю, а этого первый раз вижу.

Взяв стопку карточек, я устроился за перегородкой.

У меня было ощущение, что девушка за моей спиной просто умирает от любопытства.

Без труда я нашел две карточки, заполненные, судя по неровному почерку с сокращениями и многоточиями, одним и тем же человеком. Вероятно, дамский мастер Красен Билялов, как истинный джентльмен, желая оказать Зорнице маленькую любезность, заполнил за нее карточку и даже подписался вместо нее; несмотря на все его старания, было видно, что подписи сделаны одной и той же рукой.

Несколько секунд я сличал карточки – если не вглядываться в написанное, одна была точной копией другой.

Я мысленно представил себе те минуты, когда эти двое приехали в гостиницу. Вечер… Ресторан, дверь в который ведет из вестибюля, уже полон, там в этот час шумно и оживленно. Долгая дорога утомила мастерицу сувениров. Она устроилась в потертом кресле, а он (я не знал, кто он, – ничего, кроме имени и фамилии, мне не было известно) заполняет карточки, спрашивает год ее рождения, адрес в Софии, хотя вряд ли он не знал его… Для меня во всей этой сцене была важна одна-единственная деталь: день и час заполнения карточки.

Я взглянул на число. Дата их прибытия в гостиницу совпадала с памятным днем, когда Ангела нашли на его даче.

А чего я, собственно, ждал? Я бесцельно рассматривал свой календарик. Это было в среду. Ну и что же? Никаких сомнений эти карточки вызвать не могли.

Число, проставленное в нижнем левом углу карточек, категорически подтверждало алиби Зорницы. Моя миссия была выполнена. Странное ощущение общности этих двух людей, которое я только что испытал, попало в капкан моей профессиональной подозрительности. Теперь я мог ее выбросить, словно дохлую мышь, в корзину для мусора, стоявшую у ног щекастой администраторши.

Она просматривала какой-то список и обводила кружочком цифры в начале каждой строки. Я положил перед ней обе карточки. Бросив на них быстрый взгляд, она сказала:

– Я догадалась, кто вас интересует. Я помню этих двоих.

– Это вы дежурили, когда они вселялись? – Да, я.

– Сейчас я попрошу вас сосредоточиться и припомнить все очень точно… Вы должны быть совершенно уверены, о ком именно идет речь.

– А с чего мне быть неуверенной! Я их прекрасно помню – она пригласила меня на конкурс, и я своими глазами видела, как он ее причесывал… И я была очень рада, что они заняли первое место, потому что из всех приехавших на конкурс только они поселялись в мое дежурство. Это были мои гости, все остальные приехали куда раньше. К тому же мы с нашими девушками-администраторшами поставили на разных участников по леву, и я выиграла. Когда она брала у меня ключи, я ей сказала, что ставила на нее, и она подарила мне ручку.