— Возможно, есть, — спокойно согласился со мной Максим, но прежде, чем я смогла добавить что-то ещё, также невозмутимо обрубил. — Но у нас нет времени на то, чтобы их искать. Так что…

Это многозначительное «у тебя нет выбора» так и повисло в воздухе. Нет, Макс не высказал это вслух, но я ощущала кожей этот холодок безысходности. Той самой, что ледяными когтями сжала моё сердце, мешая дышать и ясно мыслить. И прежде, чем я осознала, что произошло, я тихо и беззвучно обронила, так и не подняв взгляд:

— Хорошо, я… Я согласна.

То, что было дальше, слилось для меня в одно долгое, яркое пятно событий. Сухая тётка из ЗАГСа, со старомодной, красной папкой. Приятель Потапова — Ильин, выглядевший до неприличия довольным и чуточку злорадным. Умилённо вздыхавший медперсонал и ревнивые взгляды одиноких пациенток. И Макс.

Тот самый Макс, что всегда был уверен в себе, собран и готов к любым неожиданностям. Сейчас, он не сводил с меня беспокойного взгляда и сжимал пальцы так, словно боялся, что я могу ускользнуть. Исчезнуть, растаять, как мираж. И, если быть честной, я очень хотела сбежать, но…

Это ради детей, Войнова. Только ради детей.

— Поставьте подпись здесь и здесь, — деловито ткнула пальцем регистратор, вложив в мою подрагивающую ладонь ручку. И терпеливо дождалась, пока я медленно, осторожно выведу собственную подпись.

После чего захлопнула свою папку, заявив:

— Ну что ж… Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать супругу, Максим Андреевич.

На этой фразе я ощутимо вздрогнула, только сейчас в полной мере осознав, на что подписалась. Сама, добровольно загнала себя в эту ловушку, из которой выбраться живой и невредимой уже не смогу. Не в этот раз. Но…

Дети, Войнова. Это. Ради. Детей. Помни об этом!

Глубоко вздохнув, я повернулась к непривычно молчаливому Максиму. А тот вдруг дёрнул меня на себя, заставив упереться руками в его широкую, твёрдую грудь. И сделал то, что я ожидала от него меньше всего.

Обхватив моё лицо ладонями, он меня поцеловал. Пресекая любой намёк на сопротивление, не задавай лишних вопросов, не спрашивая разрешения. И целовал так, что у меня слабели колени, а сердце давало знатный сбой, выжигая из лёгких последний кислород.

Поцелуй оборвался так же внезапно, как и начался, и пару секунд я открыто хватала воздух ртом, пытаясь справиться с бушующими в груди эмоциями. И…

Не смогла. Размахнувшись, я от души врезала Потапову по лицу и сделала то, что делают порядочные барышни из романов о любви. Банально, некрасиво и глупо потеряла сознание, моментально обмякнув в таких родных и чужих объятиях одновременно.

Ирина

Я медленно, нехотя выплывала из белого марева, до последнего цепляясь за ощущение безграничного спокойствия, окутавшего меня. Как будто всё, что было там, в реальности всего лишь мираж, полустёртое воспоминание и не больше. Но…

— Молодой человек, я настоятельно рекомендую вам выйти из палаты, — усталый голос дежурного врача врезался в уши, вырывая меня из блаженного беспамятства. Разрывая в клочки последнюю надежду на то, что всё это: и Потапов, и свадьба и вообще — всё это, мне приснилось.

— Нет. Я никуда отсюда не уйду, док. И, пожалуйста, давайте не будем спорить? Не хочу устраивать разборки, но если их не избежать…

Уголки губ невольно дрогнули, в намёке на улыбку. Я знала этот безапелляционный тон, эту непрошибаемую уверенность в себе и собственных силах. Когда Потапов чего-то очень хотел, он напоминал собою танк — ноль грации и почтения к чужим эмоциям, чувствам и мечтам. И я искренне считала это очаровательным.

До определённого момента, да. Пока он не проехался вчера по мне, не оставив ни единой целой кости, пусть и в переносном смысле слова.

— Максим Андреевич, я понимаю, что вы беспокоитесь за супругу, но…

— Простите, как ваше имя-отчество? — бесцеремонно перебил врача Потапов и я вздрогнула от того, как близко прозвучал его глубокий, обманчиво мягкий голос.

— Валентин Викторович.

— Так вот, Валентин Викторович, — край кровати прогнулся под немаленьким весом и я сжалась от обжигающего прикосновение чужого тела сквозь тонкую ткань больничного постельного белья. — Боюсь, вы не понимаете. Моей… — тут Макс ощутимо запнулся, но сумел взять себя в руки и продолжил. — У моей жены был очень не простой период. А вам, как врачу, должно быть хорошо известно, что ничто так не ставит на ноги, как забота и внимание близких. Поэтому, будьте так любезны, займитесь уже своими непосредственными обязанностями и оставьте нас одних!

И столько праведного возмущения было в его тираде, столько искреннего беспокойства, что моё глупое, хрупкое сердце предательски дрогнуло, пропустив удар. Чтобы забиться вновь ровно и неторопливо, потому что, чтобы Потапов не сказал бедному доктору, это было не более, чем красивая ложь.

Особенно та часть, где говорилось о близких. Их у меня не осталось уже очень и очень давно.

От этой непрошеной, совершенно несвоевременной мысли предательски защипало в глазах, и я не выдержала, закрыла лицо ладонями, пытаясь взять себя в руки. Или, хотя бы, скрыть чёртовы слёзы от посторонних глаз. Кто бы знал, как я устала быть одной…

Кто бы только знал!

— Ир…

— Всё… Нормально, — хрипло откликнулась я, сглотнув горький ком. застрявший где-то в горле. — Наверное… Тебе совершенно не зачем сидеть тут со мной. Думаю… Думаю, тебя уже потеряли в офисе… Да?

Руки от лица я так и не убрала, по-детски всё ещё надеясь, что так будет легче. Что если делать вид, что нет никаких проблем, что нет рядом этого невыносимого человека, мне станет чуточку легче. Глупо, конечно, но я ничего не могла с этим поделать.

И не хотела, если быть честной. Мне нужно было побыть одной, выстроить заново стену между нами, напомнить себя сто и одну причину, почему нет и забыть. Забыть то всепоглощающее чувство правильности, затопившее меня во время поцелуя. Оно вдребезги разбило всё моё сопротивление, моё нежелание быть рядом с ним и от этого мне становилось страшно.

Страшно вновь наступить на те же самые грабли, зная, как больно собирать потом себя по осколкам.

Повисшее между нами молчание не было напряжённым, нет. Оно отдавало горьким привкусом недопонимания, прошлых обид и скорбью о том, что могло бы быть между нами. И чего так и не случилось. И я почти (почти!) поверила, что сейчас он встанет и просто уйдёт, оставив меня один на один с невесёлыми размышлениями. Но…

Боже, это же Потапов! Он хоть раз сделал так, как хотела я? Хоть раз?!

— Ир, всё будет хорошо, — тихо протянул Максим, перехватив мою руку и осторожно сжав запястье. Вынуждая меня убрать ладони от лица и посмотреть на него. — Я обещаю, я смогу защитить тебя и наших детей. Я…

— Ты, правда, не понимаешь? — устало вздохнув, я откинулась на подушку, уставившись невидящим взглядом в потолок. — Знаешь, в детстве я мечтала, что у меня будет большая семья. Романтичная история любви, взаимопонимание, дети… И свадьба. Какая девочка не мечтает о красивой свадьбе?

— Ир…

— А потом со мной случился ты, Потапов, — я вздохнула, смежив глаза и потерев переносицу. По телу разливалась безграничная усталость, притупившая все чувства, тлевшие где-то в душе. — Человек, которому не нужны лишние привязанности. Человек, который не склонен к романтике и лишним эмоциям. Расставаться с мечтами из детства о большой и светлой любви было больно, да… Но я смогла, Макс. Смогла научиться жить без тебя, одна в большом городе, с двумя детьми и…

— И тут снова я? — спокойно уточнил Потапов, неосознанно переплетая наши пальцы и касаясь губами моей ладони. Вызывая волну мурашек по телу и заставляя сердце предательски ёкнуть. Опять.

— Да нет, — тут я не выдержала и усмехнулась, качнув головой. Старательно делая вид, что это не я наслаждалась нехитрой лаской и не спешила прерывать её. Что это не я впитывала как губка это внезапное проявление нежности с его стороны.