— Мири! — Сисела поднялась ей навстречу, взяла за руку, поцеловала в щеку.

Клемен сыграл несколько тактов популярной песни, заменив слова ради Мири:

Он бравурно сыграл последние ноты, и слушатели зааплодировали, но не Клемену, а Мири.

— Я прочла «Жалобу горянки», — сказала Сисела, — и я понимаю тебя лучше, чем прежде. Моя чудная, милая девочка, я тебя обожаю и восхищаюсь тобой!

— Не надо, пожалуйста. Я этого не хотела. Я не собиралась предавать свою подругу.

Сисела наклонила голову к плечу:

— Я уважаю твою преданность, Мири, но эта девушка провела жителей горы Эскель, лишив их права посадить на трон одну из них.

— Бритта и Стеффан любят друг друга…

— Все это хорошо для красивой легенды, — прервала ее Сисела. — Но давай рассуждать логически. Как ты думаешь, принесет ли эта свадьба пользу всему Данленду?

Мири не ответила.

— Трудно отыскать в нашем городе хоть одного человека, который поддерживал бы Бритту, — сказала Сисела. — И тем не менее она станет принцессой, хотим мы того или нет.

— И это тоже заставляет людей задуматься, — подхватил Тимон. — Я знаю, она твоя подруга, Мири, и мне действительно жаль, но народ наконец-то обрел голос. Пламя революции распространяется!

Он протянул ей полоску голубой ткани. Мири взяла ее, ничего не понимая, а потом увидела повязки у всех на рукавах.

— Ради вас, наша госпожа революции, — с поклоном произнес Клемен, — столица обрядилась в голубое.

Тимон улыбнулся при виде ее недоумения:

— Ты сама не сознаешь, какой силой обладаешь. В «Жалобе горянки» ты сказала, что гора Эскель окутана голубыми небесами. Твои слова прозвучали эхом по всей столице, и те, кто думает как ты, надели голубые повязки. Цвет грядущих перемен!

Мири рухнула на диван, выпустив из рук голубой лоскуток. В падении он извивался, напомнив Мири живое существо — гусеницу или змею.

— Ты не должен был пользоваться моими словами. — Она сердито посмотрела на Тимона. — Тем более таким образом.

— Я тебя знаю, Мири, — сказал он. — Ты бы ни за что не пожертвовала благом всего народа ради одной-единственной титулованной девушки. Прости, мне очень жаль.

— Я не могу позволить Тимону взять вину на себя. — Сисела опустилась на диван рядом с Мири и обняла ее за плечи. — Это я виновата. Это я подтолкнула его к тому, чтобы напечатать листовку. Ты так легко влилась в нашу группу. С самого начала казалось, что ты сочувствуешь делу.

— Так и есть, — подтвердила Мири, расправляя плечи. — Я действительно полна сочувствия. Так мне кажется. — Она немного сникла. — Но я не знаю, что делать.

Гнев утих, кулаки разжались. Тимон и все остальные выросли в большом городе, они читали книги, вели беседы в салонах, в то время как она ухаживала за козами. Конечно, они больше знали, чем она.

Сисела откинула завиток со лба Мири.

— Бедная моя девочка, ты слишком строга к себе, — сказала она. — Почему ты одна несешь бремя за всех?

Действительно, почему? Ни одна из девушек, приехавших в столицу, не возложила на себя столько обязанностей. Они могли отдыхать, осматривать город, развиваться по своим интересам. Но только Мири должна была «пойти и учиться за всех нас», — как выразилась Бритта. От одной мысли об этом Мири испытывала усталость. Но теперь, когда Сисела положила ее голову себе на плечо, стало легче.

— Я не знаю, что делать, — снова прошептала Мири.

— А тебе и не нужно ничего делать, — ответила Сисела. — Пусть все идет своим чередом. Будь что будет.

— Через три-четыре недели чиновники отправятся на гору Эскель и потребуют подати, — сказала Мири. — У жителей как раз сейчас заканчиваются зимние припасы, и они рассчитывают купить достаточно продуктов на те деньги, что удалось скопить, а кроме того, удобное кресло для бабушки или новое одеяльце для младенца, ложки и кастрюли, ботинки и ведра. Вместо этого они отдадут накопленные монеты королю… вполне вероятно, что лишатся и своих коз. Они будут… разорены… уничтожены… и они наверняка подумают, почему мы… то есть я… ничего не сделала…

Слезы не дали ей договорить. Она потупилась и в тишине почувствовала сочувствие окружавших ее людей. Им, как и ей, довелось испытать зверскую несправедливость королей и господ, иначе они не были бы здесь. Она не могла выдать их королю, как предлагала Кэтар, даже ради спасения горы Эскель. Должен найтись другой способ.

— За несколько недель мир может измениться, Мири, — сказала Сисела. — Я сделаю все, что смогу. Обещаю.

Мири закрыла глаза. Ей очень хотелось в это поверить. Клемен заиграл нежную мелодию, сгладившую все острые углы. В комнате пахло лавандой и восковыми свечами. Музыка и тихие разговоры стали для Мири такими же привычными звуками, как блеяние коз.

Сердце по-прежнему сжималось, но Сисела по-матерински поглаживала ее по голове, успокаивая.

«Ей лучше знать, — сказала себе Мири. — Она мудрая».

Мири крепче зажмурилась.

Зима, тринадцатая неделя

Бритта закончила прическу Мири, приколов на затылке белую оранжерейную розу. Они собирались на свадебный бал, первый из трех церемониальных вечеров в честь бракосочетания Стеффана и Бритты. К этому часу следующего дня молодые уже будут объявлены мужем и женой. В Замке Королевы занятия прервали на неделю, поэтому Мири помогала Бритте освоить бальные танцы, разучивала с ней предстоящие церемонии, а кроме того, веселила подругу во время последних примерок.

Она легко общалась с Бриттой, порой даже забывая, почему у нее все внутренности скручены узлом. Потом все-таки вспоминала: листовка, подати, революция. Сисела верила, что скоро народ поднимется, но Мири вопреки собственным ожиданиям почему-то не радовалась этому. Она решила на время свадьбы ни о чем не думать, а сосредоточиться на Бритте.

— Существует поверье, что незамужние молодые женщины, которые приходят на свадебный бал, обязательно найдут своего будущего мужа среди партнеров по танцам, — сказала Бритта. — Стеффан уверяет, что каждая девушка в городе сейчас ежедневно проверяет почту, не пришло ли приглашение!