«Ничего, — подумала Мири, — Бритта теперь одна из нас. Мы ее служительницы».

Мири вспомнила, как они стали служительницами, и это воспоминание передалось всем девушкам. Они повернулись к Мири, понимая ее и подходя ближе. Они служительницы Бритты. Они должны быть рядом.

Все подошли, кроме Лианы, которая по-прежнему пряталась за диваном. Хотя они все разделили воспоминание, Лиану, должно быть, охватили совсем другие чувства. Она не испытывала привязанности к Бритте, лишь горечь, что не ее избрали принцессой.

«Совсем как Сисела», — подумала Мири.

А бородач продолжал кричать. Мири мысленно передала всем воспоминание о той страшной зимней ночи, когда в академию пришли бандиты. Она стояла тогда у окна, смотрела на далекую деревню и надеялась: семьи поймут, что девушкам грозит опасность, и придут на помощь. Этим воспоминанием она хотела сказать: «Когда случается беда, жители горы Эскель слышат».

А потом она заговорила вслух:

— Мы, жители горы Эскель… — Во рту у нее пересохло, она сглотнула и заговорила снова: — Мы, эскелиты, хотим что-то сказать.

Бородач никак не отреагировал, продолжая твердить свое, поэтому она повторила эти слова гораздо громче. Бородач притих.

— Девушки хотят получить возможность высказаться, перед тем как свершится справедливость. Мы были избраны оракулами для учебы в священной академии. Мы приняли Бритту, не зная, кто она. Мы хотим говорить.

Бородач кивнул, а тот, что стоял рядом, прорычал:

— Выскажись, сестренка.

— Не стреляйте пока. Для начала дайте нам возможность изложить наше дело.

— Расскажи о преступлениях принцессы-самозванки, — предложил бородач. — Мы устроим ей суд здесь и сейчас.

Мири прерывисто вздохнула. Если она произнесет неверные слова, Бритту застрелят. И королевскую семью заодно, и ее саму в придачу. Если она расскажет мятежникам, что Бритта добрая, терпеливая и любящая, будет ли этого достаточно?

Рядом с ней вдруг оказалась королева. Она дотронулась до руки Мири и прошептала:

— Мне кажется, они напуганы. В них полно ненависти, но и страха тоже.

Мири кивнула. Одно из правил риторики гласило: «Говори языком, понятным слушателю». Эти люди были слишком обозлены, чтобы внять мольбам о сострадании, но страх они поймут. Несмотря на всю свою браваду, они наверняка надеялись удрать отсюда целыми и невредимыми. Поэтому она расскажет им одну историю.

— Каждый год, во время нашего весеннего праздника, мы повторяем старую легенду, — начала Мири. — Не так давно на гору Эскель пришли бандиты.

Кэтар улыбнулась, сверкнув ямочками на щеках, что случалось довольно редко. Она продолжила рассказ, как было принято на горе Эскель:

— Они думали, что разграбить нашу маленькую деревушку будет довольно просто. Они думали, что сумеют все украсть, сжечь и скрыться еще до восхода солнца. Но это были невежественные, ничтожные люди. Они не знали секретов горы Эскель.

— Гора чувствует, когда на нее ступает нога чужого, и не станет поддерживать его вес, — сказала Эса.

Она приближалась к середине истории, совсем как два года назад, когда они рассказывали ее бандитам, ворвавшимся в академию. Только на этот раз голос Эсы не дрожал.

— Бандиты подходили все ближе и ближе, гора стонала в ночи, — продолжила Бена своим зычным уверенным голосом. — Она стонала, и эти стоны услышали жители деревни. Поэтому, когда бандиты пришли, их уже ждали с колотушками, стамесками и ломами.

Мири заметила, что Фрид подняла голову, собираясь заговорить, но потом передумала. Учитывая недавнее столкновение ее кулака с лицом мятежника, она поступила разумно, решив помолчать.

Голос Герти был тих, но слова лились, как музыка ее лютни:

— Той ночью каменотесы поднялись как один на защиту деревни — они были выше деревьев, выше гор, а удары наносили молниеносные. Когда первые бандиты пали, остальные бросились наутек. Они бежали, словно зайцы от ястреба.

— Гора Эскель чувствует чужаков, — сказала Мири, завершая историю.

Остальные девушки присоединились к ней и произнесли в унисон:

— Гора Эскель не потерпит их веса.

В комнате нависла тишина. Мятежники смотрели на девушек.

— Мы рассказали эту историю бандитам, напавшим на академию принцесс, — объяснила Мири. — Они испугались, но не настолько, чтобы нас отпустить.

— В конце концов, — продолжила Кэтар, — им пришлось узнать, чего стоит пренебречь людьми, испокон века живущими на древней горе.

Герти пропела строку из песни «Гора Эскель, моя госпожа». У Мири комок подступил к горлу, и на секунду она лишилась речи. За нее сказала Эса:

— Моя мама говорит, что камень живет вечность, а люди — нет, это и делает их бесценными.

«Это правда», — подумала Мири и удивилась, почему до сих пор не натолкнулась на эту мысль ни в одной из книг магистра Филиппа.

К ней вернулся голос, и она продолжила:

— Гора Эскель древнее любого королевства. Этот дворец построен из линдера, вырезанного из склонов нашей горы. Гора Эскель помнит своих людей. И мы, кто на ней родился, заявляем, что Бритта одна из нас.

Последовало молчание. Бородач наклонил голову, словно ожидал услышать совсем другое.

Мири повторила:

— Мы заявляем, что Бритта одна из нас. Она больше не принадлежит ни Лонуэю, ни своему бесчестному отцу. Человек принадлежит тем, кого он любит, и тем, кто отвечает ему любовью. Она принадлежит нам. И она не крала у нас право стать принцессой. — Мири обвела взглядом каждую эскелитку, призывая присоединиться к ее словам, а затем снова повернулась к бородачу с пистолетом. — Мы сами подарили ей это право.

Бритта дрожала мелкой дрожью, сознавая, что к ее голове приставлен пистолет. Но теперь она встретилась взглядом с Мири, и ей удалось благодарно улыбнуться.

Бородач покачал головой. Казалось, он опешил оттого, что Мири с ним не согласилась.

— Смерть принцессе-мошеннице, — произнес он менее уверенно, но с той же злобой.

Он поудобнее перехватил пистолет, слегка нажав пальцем на курок. Мири охватила паника.

— Вы не тронете ее! — прокричала она.

— У меня сын болен, дети голодают, — сказал бородач. — А виновата во всем эта лживая девчонка!

Мири с трудом заговорила, стараясь казаться спокойной:

— Прошу прощения, но вы не можете навредить Бритте. Гора этого не потерпит.

Она и сама не совсем понимала, что имеет в виду, только чувствовала, что это правда.

— Я поступлю так, как мне хочется, — произнес мятежник голосом, не терпящим возражений.

И тут Мири снова пронзило слово «нет».

Она принялась притопывать в такт песне каменотесов, повторяя все время: «Нет, нет». Остальные девушки и Петер подхватили песню, и голоса их слились в сильный хор.

«Нет». Слово прозвучало как удар молотка по камню. И через секунду пол под ногами начал трещать. Те, кто был в комнате, вздрогнули от неожиданности, заохали, только эскелитки продолжили свой разговор с камнем.

«Нет». Мири разговаривала не через камень, а обращалась к самому камню. Она пела, вспоминая высокие вершины, где гуляет ветер, дрожь земли откуда-то из глубины, стук деревянных колотушек и удары по камню каменотесов, покрытых потом. Камень все помнил. И ответил по-своему.

«Нет!» В каменном полу появилась трещина, словно по нему ударили деревянной колотушкой. Комната задрожала.

Бородач крепче сжал пистолет, и Мири поняла, что сейчас он нажмет курок. «Нет» — мысленно крикнула она, и пистолет выстрелил, но пол под ногами бородача так сильно дрогнул, что тот упал в одну сторону, а Бритта в другую, и пуля ударила в стену над ее головой.

«Нет!» Комнату еще раз тряхнуло. Мятежники оглянулись, перехватывая мушкеты, но никто на них не нападал, стрелять было не в кого.

Бритта свернулась калачиком на полу и закрыла лицо руками, превратившись в ворох оборванных грязных кружев. Бородач зашатался, восстанавливая равновесие. Он повернулся к Мири, вытащил из-за пояса второй пистолет и нацелил на девушку.

— Что ты творишь? — взревел он.