— Работа Фрид не идет ни в какое сравнение с твоими оплавленными, неровными поделками.

— Все верно, — подхватил другой парень. — Она… она идеальна! — и смутился.

— Спокойнее, болваны, — мило ругнула их Фрид.

Она сняла кожаный фартук и отошла с Мири в сторону, подальше от шума. Мири оглянулась и увидела, что несколько парней из кузницы продолжают глядеть на Фрид.

— Хорошие ребята? — поинтересовалась Мири.

— Лучше не бывает. Двое из них без конца дарят мне цветы. — Фрид рассмеялась, словно хорошей шутке.

— Я только что узнала, что утром в дорогу отправляются торговые повозки, — сказала Мири. — Бена решила вернуться с ними. Мне кажется, ей не по душе, что Лиана собирается замуж, а у нее никто не попросил руки. Передай Бене все письма, пока она не уехала.

За последние месяцы у Мири скопилась целая пачка писем для Марды, но ни одно из них она пока не решалась отправить. Как объяснить сестре все, что произошло? Как обещать ей вернуться в скором времени, когда сама Мири еще ни в чем не уверена?

— Поверить не могу, что прошло целых полгода, — сказала Фрид, вытирая взмокшее лицо серым от частого употребления носовым платком. — Помнишь, как мы в первые дни сидели у себя в комнате и боялись нос на улицу высунуть, чтобы не оказаться под колесами кареты? А по мне, так в столице гораздо спокойнее, чем на горе. Ни тебе волков, ни диких кошек, ни бандитов, и камни на голову не падают — если только ты не наемный убийца.

— Естественно. Асленд чрезвычайно опасное место для наемных убийц. — Мири невольно улыбнулась. — Фрид, ты здесь останешься?

— На ночь? Не глупи. Я, конечно, люблю кузницу, но не настолько, чтобы спать в ней. Я вернусь еще до ужина.

— Нет, я имела в виду осень, когда мы… когда остальные девушки вернутся на гору Эскель. Ты останешься в Асленде?

В первом приглашении речь шла только об одном годе, но Мири знала, что Бритта с радостью позволит подругам остаться на неопределенное время.

Фрид широко раскрыла свои и без того большие глаза:

— С чего бы мне здесь оставаться?

— Ты так радуешься возможности работать в кузнице. С новыми друзьями.

— Конечно. Мне нравятся эти ребята. С ними можно иногда посмеяться. Но Эскель — родной дом.

Мири согласно кивнула.

— Только подумай, если мне удастся открыть кузницу на горе, — продолжала Фрид, — мы сможем изготовлять и чинить свои собственные инструменты!

От этой счастливой мысли она даже приоткрыла рот и, забыв попрощаться, вернулась к наковальне.

Когда Мири снова оказалась в спальне девушек, Эса и Герти собирали письма и подарки для своих семей и настоятельно требовали от Бены передать родственникам любовь, объятия и поцелуи.

— Я возьму ваши письма, — сказала Бена, — но целовать никого не буду. — Она подумала немного. — Сделаю исключение разве что для братьев Фрид. Самых младших. И то если они попросят. Если вы так соскучились по дому, почему просто не поехать со мной?

— Я пока не совсем готова, — призналась Герти, тронув струну лютни.

Эса подбоченилась:

— Вы сознаете, что жителям равнины уже несколько веков известно, как лечить больных? Несколько веков! И вы думаете, я уеду, прежде чем обучусь всему, чему можно? Да у меня только от одной мысли кровь вскипает…

— Ну вот, опять завелась, — прошептала Бена.

— Не без твоей помощи, — в ответ прошептала Герти.

Мири, наверное, в пятый раз за эту неделю уселась писать очередное письмо домой, но никак не могла разобраться в своих мыслях. Она не была готова решать, ехать домой или нет. Предстояло еще найти слова.

Было поздно, когда она вошла во двор Гаса. Петер прислонился к камню, белому, как луна, — это мог быть только линдер, — и читал какой-то листок, хмуря лоб. Мири не хотелось спугнуть морщинку у него меж бровей, ей нравилось смотреть, как он медленно шевелит губами, словно проверяя на слух свои мысли. Поэтому она несколько минут стояла, глядя на него.

Потом Мири опустила ладонь на линдер и вызвала в памяти воспоминание о том, как впервые пришла его повидать. «Я здесь».

Петер поднял глаза. Хотя ей и нравилось любоваться задумчивым выражением его лица, но еще больше понравилось, что глаза его зажглись улыбкой, когда он увидел, кто пришел.

— Привет, — сказал Петер.

— Привет. Как себя чувствуешь?

— Ты об этой старой ране? — Он слегка приподнял рубаху, демонстрируя розовый шрам на животе. — Она придает мне мужественный вид. Мы, воины, называем их мужскими отметинами.

— Так вот зачем ты поймал свинцовую пулю — чтобы выглядеть геройски?

— Ну конечно. Зачем еще мне оказываться на пути мушкета?

Мири надеялась, что она знает зачем, но слова были для нее слишком дороги, чтобы произнести вслух.

— Что ты читал? — спросила она, меняя тему.

— Письмо домой. Я принимался за него десятки раз. Нелегкая это вещь — перечислить в одном письме события за полгода. Трудно решить, о чем написать…

— И о чем умолчать.

— Совершенно верно.

Они уселись на блок линдера и посмотрели на луну. Мири знала из уроков астрономии, что луна представляет собой огромный кусок камня, отражающий солнечный свет. Марда увидит сегодня вечером точно такую луну. Мири знала, что Марда не станет думать о камне и отраженном свете, а вспомнит свою младшую сестренку, которая находится далеко-далеко, но все-таки под той же самой луной.

— Тимон рассказывал, как моряки ведут корабли по звездам, — сказала Мири. — Я рада, что узнала это, хотя предпочла бы не вспоминать о нем каждый раз, когда смотрю на ночное небо.

— Он тебе нравился?

Вопрос ее удивил, но она постаралась ответить честно:

— Были минуты, когда я об этом думала.

Прикосновения Тимона, его поцелуй — все это было очень приятно, а потому она верила, что испытывает к нему настоящее чувство.

— Но если его не было рядом, то я мысленно не разговаривала с ним, как разговариваю с тобой. Несколько недель я не была уверена, каковы мои чувства. Но теперь, когда все стало таким ясным, я сама удивляюсь, что сомневалась.

Петер ничего не сказал. Подумав немного, Мири нашла нужные слова:

— Зато насчет тебя я не сомневаюсь. Но я не знаю, уверен ли ты насчет меня.

Петер наклонил голову набок:

— Конечно уверен.

— Разве? Но… здесь ты так часто от меня отдалялся.

Он схватил тряпку и стал вертеть в руках.

— Я хотел правильно распорядиться своим временем. Ты единственная, кого заботит, стану ли я скульптором, и я не хочу тебя разочаровать.

— Прости, Петер, — сказала она, почувствовав острый укол боли. — Я не хотела взваливать на тебя свои ожидания. Мне известно, как это тяжело, когда другие ждут от тебя многого.

— Я действительно хочу преуспеть в резьбе по камню, Мири, — сказал он. — Ради тебя, но также и ради самого себя. Когда я работаю, то становлюсь самим собой и мне кажется, что я что-то значу. То же самое происходит, когда ты рядом. Но наверное, ты и так это знаешь.

Мири рассмеялась, но не потому, что стало весело, — скорее, сдали нервы.

— Юношам следует больше говорить. Им нужно высказываться, а не строить предположения. И ты, и мой папа, и Стеффан, да и все остальные в один прекрасный день доведете нас, девушек, до безумия!

— Не больше, чем вы нас уже довели, — сказал Петер.

— Что ж, справедливо. — Мири потупилась и провела пальцем по серебристой прожилке линдера. — А знаешь, по возрасту мне пора обручиться.

— Да? — обронил Петер, натирая камень тряпкой.

Она в отчаянии вздохнула:

— Я уже взрослая, а ты так и не попросил меня стать твоей нареченной.

Петер удивленно взглянул на нее:

— Ты хочешь выйти замуж прямо сейчас? В Асленде?

— Нет! Нет, но ты ведь знаешь, что, когда парень и девушка дороги друг другу настолько, что однажды захотят пожениться, они произносят обещания. Потом им приходится ждать по меньшей мере год, чтобы проверить эти обещания и убедиться, что они говорили всерьез, когда их давали. Год — самое меньшее, хотя они могут ждать, сколько захотят. Просто сначала по традиции они дают обещания и… Ты смотришь на меня так, словно я говорю на древнем риламаркском. Ты же сам все это знаешь.