— Откуда? — Амалия, не успевшая узнать о личной жизни Таисьи, растерянно уставилась на него.

— Я их нашёл в твоих вещах!

— У цыган купила.

— Врёшь. Это подарок грузина. Стерва! Сейчас ты и от меня получишь кое-что!

В дверях комнаты показалась заплаканная физиономия пятилетнего мальчугана.

— Папа! Папа!

— Щас выдеру, щенок! — Усач грубо вытолкнул его в комнату. — Не лезь, когда старшие разговаривают.

Он с треском захлопнул дверь и обернулся к Амалии. Из комнаты донёсся детский плач.

Мужчина разорвал бусы и принялся ожесточённо топтать покатившиеся шарики. Губы Амалии раздвинулись в ухмылке, и это не укрылось от ревнивца. Он выругался и наотмашь ударил её по лицу.

Хоть это было и не её лицо, а таисьино, в вампирше взыграла гордость. Как! Этот мужлан осмелился поднять руку на благородную даму, в жилах которой течёт кровь барона фон Берлитца, соратника самого Фридриха Барбароссы? Неслыханная дерзость!

— Не сметь прикасаться ко мне, воровское отродье! — взвизгнула она и топнула ногой. — Твоё место в хлеву!

Усач изумлённо воззрился на неё. Лишь через полминуты он опомнился. Его руки затряслись от гнева.

— В хлеву, значит, моё место, шлюха драная? — проговорил он, снимая с себя ремень.

Амалия стремительно отступила на кухню. Там она достала из кармана платья нож и торопливо выдернула из рукоятки лезвие. При появлении на кухне таисьиного мужа быстро убрала нож обратно в карман.

— Вот тебе, дрянь такая… Вот тебе хлев, вот тебе грузин… — увесистые удары ремнём посыпались на голову и спину вампирши.

Она завизжала, повалилась на пол. Мужчина встал над ней, неистово хлеща ремнём. И тут вампирша ударила его ножом в пах. Ревнивец согнулся пополам, глаза его выпучились. Следующий удар пришёлся в живот.

Он ещё жил, хрипел и корчился, когда Амалия деловито надрезала жилу на его шее и прильнула к ней губами.

Шаркающие шаги в коридоре заставили её оторваться от сладостного занятия и поднять глаза. На кухне появилась бледная как смерть старуха. Увидев труп сына, она застонала, схватилась рукой за дверной косяк и стала опускаться на пол, теряя силы.

Она уже лежала, когда нож вонзился ей в сердце. Покончив со старухой, убийца вернулась к мужчине и продолжила своё упырье дело.

В доме воцарилась тишина, нарушаемая лишь негромким чавканьем да завываниями ветра за тёмным окном.

Насытившись, Амалия оттащила труп усача в чулан. Туда же отнесла тело старухи, к крови которой и не подумала притронуться: зачем ей дряхлая старческая кровь, из которой выдохлась вся её животворная сила?

Она неторопливо умылась. Поискала в шкафу среди таисьиных платьев и выбрала тёмно-синее, с оборками и блёстками, в котором Таисья когда-то ходила в деревенский клуб на девичьи посиделки. Амалия облачилась в него и оглядела себя в зеркале. Недовольно поморщилась. Таисьино тело ей определённо не нравилось. Толстое, неуклюжее, на лице уродливая бородавка… Нет, надолго она в нём не останется. Её ждут тела красавиц, покоряющих мужские сердца с первого взгляда…

Она подошла к окну. В небе опять собирались тучи. Полная луна то скрывалась, то показывалась. Амалия решила, что тучи и полная луна — это знак, который посылают ей высшие силы. Именно в такую ночь она может разыскать в лесу знакомую ведьму…

В памяти Амалии возник поздний вечер из её прошлой человеческой жизни, когда она, молодая графиня Ладзиевская, скакала с егерями по лесу в окрестностях замка, охотясь на оленя. Заливисто ревели рога, лаяли собаки. Сама не заметив как, она потеряла из виду сопровождающих, смолк вдали призывный звук рога и она поняла, что заблудилась в чаще.

Эта бледная карлица с вытянутым лицом, похожим на крысиное, опиравшаяся на клюку, возникла перед ней так внезапно, что перепуганный жеребец с громким ржанием поднялся на дыбы и Амалия едва не вылетела из седла.

Старуха смеялась и вытягивала в направлении Амалии свою ручонку, похожую на лапу.

«Ты ещё не знаешь, что ждёт тебя впереди, — прошамкала она. — А я знаю. И я скажу тебе. Тебя ждёт смерть, скорая смерть, и не найдёт твоя душа успокоения после смерти, потому что на всём твоём роду лежит проклятье!»

«Ты бредишь, старая», — в невыразимом ужасе вскричала Амалия, захлестав коня.

Но жеребец застыл на месте.

«Страшное преступление совершил твой предок, — продолжала ведьма. — Пользуясь своим внешним сходством с бароном фон Берлитцем, твой низкородный пращур злодейски убил его во время Крестового похода и, вернувшись из Палестины, овладел его именем, титулом, землями и замками. Самозванец обагрил руки кровью жены барона — единственного человека, который его не признал. Он отравил его детей и братьев. Он нарушил клятву верности своему господину, данную на Святом Евангелии, и за это он и его потомки осуждены на вечные муки. Никому из них, в том числе тебе, не обрести покоя после смерти…»

«Я не верю ни одному твоему слову, старая, но продолжай, если это поможет мне выбраться из леса!»

«Смерть твоя близка, — пророчествовала ведьма. — Умрёшь ты не сразу, а промучаешься два дня и две ночи. Но и потом душа твоя не покинет земную юдоль. Она останется мучиться и изнывать в тоске возле своих гниющих останков… Слушай, я могу подсказать тебе, как сделать так, чтобы твой неутолённый дух снова облёкся в человеческую плоть!»

Амалия промолчала, но вся задрожала и обратилась в слух.

«На смертном одре возьми обещание с твоего мужа, чтобы раз в году спускался в склеп к твоему гробу и проводил возле него ночь. В одну из таких ночей разразится гроза и ты сможешь околдовать его… Ты предстанешь ему в призрачном виде, как бы живая, и вы соединитесь, и в самый упоительный момент соединения, когда твой муж почувствует любовную страсть, твой дух войдёт в его тело и овладеет им…»

«То, что ты говоришь, — ужасно», — пролепетала графиня.

«Ещё ужасней будет потом. Войдя в человеческое тело, твой дух будет постоянно нуждаться в свежей крови. Вот тогда берегись! Если люди заметят, что ты пьёшь кровь, они тебя убьют и твоя душа снова вернётся склеп, к своим останкам, проводить возле них долгие мучительные годы…»

«О, неужели мне это уготовано после смерти? — в тоске воскликнула молодая графиня. — Неужели душа моя не найдёт успокоения?»

«Родовое проклятие можно снять. Надо только произнести заклинание. Мне оно недоступно, но его знает демон-пророк, адский провидец и великий вещун, который живёт в этом лесу. Приди сюда в человеческой плоти, и я провожу тебя к нему. Но явиться ты должна в полнолуние, во время грозы, ибо только в такие ночи выходит старый Зебуб-Бааль из болота и пророчествует… А разыскать меня нетрудно. Старую Шепочиху здесь любой знает. Увидишь крыску — иди за ней, она приведёт. Услышишь филина — иди на крик и тоже выйдешь к моему жилищу».

«Это страшно, страшно… — стонала Амалия. — Силы небесные, спасите меня…»

«Надежда твоя только на заклинание, больше ничто не спасёт, — убеждённо сказала ведьма. — Как пойдёшь к Зебубу, не забудь взять свежего человечьего мяса. И не какого-нибудь, а только детского. Зебуб-Бааль очень его любит и не общается с человеком, если не получит от него детской свежатины… Мне тоже кое-что от ребёночка принеси, — деловито прибавила старуха. — Печень его принеси, и сердце, и чтоб свежими были, поняла? Я не оказываю услуг даром, запомни это».

Амалия лишилась чувств, а когда пришла в себя, то старухи уже не было, конь под ней тяжко вздрагивал, храпел и нёс её к замку…

Она очнулась от воспоминаний словно от сна и быстро прошла в комнату, неярко освещённую абажуром. На углу дивана сидел вихрастый мальчуган. «Вот ты-то мне и нужен, — подумала Амалия. — Зебуб-Бааль будет доволен твоим нежным мясцом…»

Мальчик испуганно смотрел на мать, на её лицо, какое-то непривычное сегодня, странно-окаменелое, похожее на маску с бегающими в прорезях глаз зрачками.