- Странноватые у тебя параллели - Алиса и Терминатор.

- Ничего странного, - в её голосе появилась ленца, чуть заметная заторможенность; глаза были всё так же полузакрыты. - Оба фильма, по сути, на одну тему. О том, как мы вглядываемся в будущее, пытаемся там хоть что-нибудь уловить, замираем то в страхе, то в предвкушении. Потому что будущее - и жуткое, и прекрасное одновременно. Это как, знаешь, стереоскоп - две разные картинки сливаются и только после этого оживают...

- Хороший образ, - одобрил он, - но есть одна маленькая загвоздка. Я тоже, когда был молод, сидел и всматривался в будущее. Надеялся, что выйдет, как у Алисы, и боялся, что скатимся к Терминатору. Всё, как ты говоришь. А в результате получил Обнуление. Это и есть твой стереоскоп?

- Ну вот, всё опошлил, - она поморщилась. - Чем ты в тот год, кстати, занимался?

- Дописывал диссертацию на истфаке.

- Смешно. Но у меня смешнее. Я в МГУ училась на первом курсе - журналистка, блин, начинающая, акула пера. А на Новый Год приехала домой сдуру - родители упросили. Прикинь, если б не они, жила бы сейчас в Москве.

- Той Москвы, может, и нет давно.

С минуту они угрюмо молчали, потом Римма спросила тихо:

- А конкретно ту ночь ты помнишь? Ну, когда...

- Помню, - ответил он. - Такое разве забудешь?

***

- Ой, ну наконец-то! Надюша, Марк, мы думали, вы уже не придёте! Пятнадцать минут до Нового Года!

- В натуре, Марчелло, вы чё там, с дороги сбились? Заплутали в торосах?

- Да от Надькиных родичей еле вырвались, потом ещё такси дожидались...

- Дублёнка новая, Надь?

- Да, Ир, как тебе?

- Вау! Ты прям снежная королева!

- Ух, спасибо! Видели, кстати, сколько снега навалило? Как в сказке!

- Не говори! Давайте в комнату, сейчас садимся уже...

Стол, необъятный как палуба авианесущего крейсера, стремительно обрастал тарелками, блюдами и салатницами. Между ним и кухней метались барышни в последнем пароксизме энтузиазма, а парни, потирая ладони, приглядывались к бутылкам. Всего гостей было около дюжины, стоял гомон, да ещё поддакивал телевизор. В углу томилась пленная сосенка, скованная гирляндами.

- Блин, Ельцин сегодня задвинул - это вообще атас! Гундосил, гундосил, а потом вдруг: 'Я ухожу'. Это ж, блин, ё-моё...

- А я пропустил, как назло. То есть по радио-то слышал, но интересно бы на его физиономию глянуть.

- Сейчас стопудово повтор покажут.

- Слушайте, а серьёзно, чего он вдруг? С какого перепуга?

- Да фиг ли. Глаза продрал с бодунища и решил - достало, ну его нафиг...

- Не, пацаны, он хоть и алкаш, но ушёл красиво. Я аж зауважал напоследок.

- Странноватая логика. Если красиво ушёл, то всё остальное, что до этого было, уже, типа, не считается?

- А у тебя какие к нему претензии? Вот у тебя конкретно? Голодаешь? Бомжуешь? Вокруг посмотри! Стол, блин, чуть не ломится, бухла - хоть упейся...

- А что заводы стоят, тебя не смущает? Тот же авиаремонтный хотя бы?

- А чё ты мне про заводы? Ты за себя базарь, не переводи стрелки!

- Мальчики, - сказала Ира, - не ссорьтесь. И телевизор погромче сделайте, сейчас начнётся уже.

Южнокорейское чудо техники с плоским экраном и пугающе огромной диагональю предъявило 'гаранта конституции' зрителям. Тщательно причёсанный, но обрюзгший и постаревший, тот сидел, уставившись в камеру, на фоне ёлки и триколора с гербом. У орла на флаге виднелась лишь одна голова, другую же прикрывала (будто отсекала ножом) портьера - эта деталь почему-то бросилась в глаза Марку.

- Дорогие россияне, - сказал 'гарант', - осталось совсем немного времени до магической даты в нашей истории. Наступает двухтысячный год - новый век, новое тысячелетие...

- Магической? - пробормотали за столом. - Гэндальф наш, ёпрст...

- Между прочим, - тут же встрял кто-то, - двухтысячный год относится ещё к двадцатому веку, а не к двадцать первому. Если в строго математическом смысле...

- Слышь, академик! Люди не математику празднуют, а красивую дату, нули на календаре. Даже 'гарант' вон тебе объясняет - магия...

С экрана тем временем доносилось:

- Посмотрев, с какой надеждой и верой люди проголосовали на выборах в Думу за новое поколение политиков, я понял - главное дело своей жизни я сделал. Россия уже никогда не вернётся в прошлое. Россия теперь всегда будет двигаться только вперёд. И я не должен мешать этому естественному ходу истории...

- Блин, он это серьёзно? Союз уже расчленили, осталось Россию на лоскуты разодрать, на какие-нибудь удельные княжества...

- Заткнись, а? Дай дослушать.

Седовласый человек на фоне искалеченного орла тяжело вздохнул:

- Прощаясь, я хочу сказать каждому из вас - будьте счастливы. Вы заслужили счастья. Вы заслужили счастья и спокойствия. С новым годом, с новым веком, дорогие мои.

- Ой, мальчики, всё уже! Сейчас часы будут бить! Шампанское открывайте!

- Да погоди ты, три минуты осталось. Сейчас ещё новый выступит, который и.о.

Но пробка, оглушительно хлопнув, ударила в потолок, шипучее вино полилось на скатерть и на тарелки, девчонки радостно завизжали, и короткую речь свежеиспечённого президента никто толком не расслышал. А когда, наполнив бокалы, встали и опять обернулись к телеэкрану, уже зазвучал перезвон курантов. Стрелки на циферблате готовы были сойтись, нацелившись остриями в зенит. Камера медленно отъезжала, в кадре появились заснеженные еловые лапы, и гулкие металлические удары отсчитывали последние мгновения тысячелетия.

Одиннадцать... десять... девять...

За окнами бухнуло, расцвёл фейерверк - кто-то не утерпел.

Восемь... семь... шесть... пять...

Свет в квартире мигнул, телекартинка дёрнулась. Все недоуменно переглянулись.

Три... два...

Люстра погасла, гирлянда тоже, изображение на экране схлопнулось в точку. Под дырчатым кожухом телевизора что-то неприятно сверкнуло, запах жжёной пластмассы наполнил комнату. 'Мама!' - вскрикнули в темноте, рядом коротко выругались, а потом откуда-то (казалось - со всех сторон) пришёл отвратительно-тонкой писк, словно среди зимы налетела комариная туча. Люди зажимали уши, но тщетно - писк буквально ощущался всем телом, переходя в нестерпимый подкожный зуд. Кто-то шарахнулся, опрокинулся стул, разбился чей-то фужер.

- Да что ж такое?!

Истошный вопль как будто спугнул невидимых комаров - они заткнулись все разом, и повисла ватная тишина. Надя прижималась к Марку, а он бессмысленно шептал ей: 'Всё, всё'. Темень не была непроглядной - её разбавляли желтоватые блики с улицы.

- Серьёзно, чё за херня?

- 'Проблема две тысячи', по ходу. Компьютеры навернулись...

- Какие, нафиг, компьютеры?

- Автоматика на подстанции или хрен знает, где ещё! Я тебе чё - электрик?

Ирина, сидевшая у двери, выскочила в прихожую, выглянула на лестницу:

- Да, точно! Весь дом без света!

- В электросеть позвонить - пусть чинят.

- Гудка нет, странно...

- Спокуха, с мобилы сейчас попробую.

Все уставились на сотовый телефон с короткой антенной, владелец которого, хмурясь, давил на кнопки. А Марк, чьё место было возле окна, вдруг сообразил, что блики с улицы - это не фейерверки, иначе стоял бы грохот.

Оттянув полупрозрачную занавеску, он с высоты пятнадцати этажей посмотрел наружу.

Ночное небо над горизонтом светилось.

Это напоминало северное сияние, только цвет был тошнотный, охряно-глинистый. Гигантские сполохи, колыхаясь и нервно вздрагивая, бродили вдоль линии, где смыкались земля и небо.

Отсветы падали на заснеженные крыши и улицы, словно подачка городу, обесточенному от центра и до окраин. Мёртво чернели окна, сдохли все фонари, даже фары ни разу не промелькнули. Медноярск испуганно замер и затаился, лишь в частном секторе какой-то кретин, упившийся, видимо, до полной потери соображения, продолжил шмалять из ракетницы.