Двое в тамбуре замерли, инстинктивно прислушиваясь. Да и весь вокзал затаился, ожидая, что будет дальше.

Потом тишину разорвало в клочья.

Прогрохотал не то 'калаш', не то 'Абакан', кто-то заорал надрывно и матерно. Наперебой залаяли пистолеты, на них свирепо рявкнул обрез. Услышав пальбу, завопили тётки в вагоне - синхронно, на несколько голосов.

Марк выглянул наружу. К вагону брёл один из охранников - точнее, даже не брёл, а нелепо передвигался вприпрыжку, совершал рывок за рывком, подволакивая правую ногу, куда угодила пуля. Лицо его перекосилось от напряжения, он задыхался, но каким-то чудом не падал.

Толик настиг его неторопливым шагом - зашёл чуть сбоку, пнул с размаху по опорной ноге. Раненый потерял равновесие, подломился, словно трухлявый ствол. Неуклюже выставил руку, чтобы опереться на землю; дёрнулся, пытаясь снова подняться, но не сумел.

Толик, усмехнувшись, отошёл на пару шагов и дал короткую очередь, целя в голову. Лицо охранника взорвалось, расплескалось красным. Тело грузно осело в лужу, но убийца снова и снова давил на спуск, вздрагивал похотливо, словно кончал от каждого выстрела.

- С-сука... - Римма, выглянув из-за плеча у Марка, задохнулась от ненависти.

Шагнув на перрон, она потянула из бокового кармана свой полуигрушечный пистолет. Толик не замечал её - всадив в мертвеца все пули из своего оружия, он продолжал терзать спусковой крючок, вымаливая ещё крупицу экстаза, - но сзади уже подходил второй автоматчик.

Марк едва успел втащить Римму обратно в тамбур - снаружи замолотило железным градом, посыпались разбитые стёкла. Визг в электричке усилился - пассажиры плюхались на пол, прятались под сиденьями.

Беглецы помчались вдоль по вагону, но кто-то с перрона заметил их - ещё одно окно разлетелось, брызнуло фонтаном осколков. Сыщик с клиенткой, отпрянув к другому борту, тоже залегли между лавками.

В оконном проёме напротив них нарисовался мужик с обрезом - Римма выстрелила навскидку, пуля чиркнула его по плечу. Враг шустро пригнулся, а Марк, заметив в глазах у спутницы знакомую поволоку, заорал ей:

- Хватит! Патроны береги!

Помогло - она в последний момент опомнилась, не спустила курок повторно. Снаружи Толик гаркнул кому-то:

- Другую дверь перекрой!

Крики в вагоне чуть поутихли, и в паузе между ними послышался характерный щелчок - коротышка, видимо, сменил магазин. Беглецы быстро переглянулись, мотоциклистка зашептала:

- Марк, думай! С одним пистолетиком не продержимся!

- Чего ты от меня ждёшь?

- Самое время для твоих фокусов!

- Какие, блин, фокусы? Я что тебе - Копперфильд?

Рыхлая тётка в серой синтепоновой куртке, лежащая через проход от них, таращилась очумелым взглядом - Римма прикрикнула на неё:

- Мордой в пол, овца!

Из тамбура тем временем донеслось:

- Римуля! Брось ствол и топай сюда! Не трону!

- Сам подойди, если надо!

Сыщик подумал - может, и правда сдаться? Ему ведь сказали, что не убьют, а только отвезут к Кузнецову, чтобы поговорить. Хотя, конечно, разговор разговору рознь. Очень легко представить, к примеру, такой вариант - один собеседник сидит на мягком диване, а другой качается перед ним, подвешенный за ноги...

- Римуля, солнце! Я повторять не буду!

- Дай пять минут на раздумья!

- Даю одну! Потом - пеняй на себя!

Мотоциклистка опять повернулась к Марку:

- Ты придумал, как обмануть 'трещотку'! Я знала, поэтому и рискнула! Давай, соображай дальше! Выбора нет, отец тебя живьём не отпустит, даже и не рассчитывай!

Глаза её горели сумасшедшим огнём, в них читалось единственное желание - выстрелить снова, обменять чью-то жизнь ещё на несколько секунд кайфа. Палец на спуске нервно подрагивал, и Марк понял - да, переговорами тут не пахнет.

- Хорошо, - сказал он, - молчи. Следи за окном.

Выгреб из кармана припасённые семена, торопливо расстегнул куртку, потом рубашку. Одно семя прилепил на солнечное сплетенье, другое - в межключичную впадину. Следующее собрался поместить на живот, но в этот момент опять пробудилось, засаднило клеймо, словно требуя свою долю, и Марк решил подчиниться - положил третий кругляш на ладонь, сжал кулак.

Три семени сразу - такого он ещё никогда не делал. Если не сдохнет, то 'отскок' будет капитальный.

Да, вот именно - если...

Судорога скрутила его, едва не лишив сознания. Свободной рукой он рефлекторно вцепился в лавку и будто со стороны услышал собственный хрип. Свет перед глазами померк, а все ощущения ушли внутрь, проросли вместе с семенами сквозь дно вагона, сквозь шпалы и мокрый гравий.

Он ощутил стальную прохладу рельсов, вонь креозота, железобетонное соседство перрона, но всё это - лишь мимоходом, пока корни вгрызались глубже. Земля распахивалась навстречу, отверзая свой влажный зев и прося раствориться в ней без остатка, но Марк знал, что может сопротивляться, ведь сил у него на этот раз больше, чем во время предыдущих сеансов. И помнил, что нужно поторопиться, потому что невидимый метроном на краешке сознания безжалостно отщёлкивает секунды: тридцать девять, сорок, сорок одна...

Прежде он использовал погружения, чтобы определить, где вырастет очередное дерево с семенами. Пора расширить программу, раз уж в организме сейчас тройная доза токсина.

Пятьдесят три, пятьдесят четыре...

Не разрывая контакт, он снова рванулся вверх, маня за собой ту силу, что затаилась в недрах земли, и она последовала за ним, потянулась удлиняющимся отростком. Лишь непосредственно у поверхности отросток этот на миг замешкался, выискивая зазор в нагромождениях бетона и стали; осталось слегка ему подсказать...

- Минута вышла! - проорал из тамбура Толик.

Дерево пробилось из-под земли, вывинтилось наружу между вагонным бортом и бетонной кромкой перрона - прямо перед окном, где караулил боец с обрезом. Ствол разветвился с хрустом - одна из ветвей, усеянная шипами, вошла человеку в горло, и тот упал, хрипя и заливая кровью асфальт.

Марк, выглянув из укрытия, прокричал:

- Толян! И ты, который во втором тамбуре! Вы это видели сейчас? Могу повторить! Выращу по дереву каждому! Хотите жить - валите отсюда на хрен!

Он еле успел убрать голову - оба автоматчика, не выдержав, открыли огонь. Два грома, словно два пса, сорвавшиеся с цепи, заметались в тесном пространстве. Пули разъярённо били в простенки, впивались в лавки, рикошетили с отвратительным визгом; сыпались стёкла, звенели вопли, а Толик с подручным всё лупили очередями, ничего не соображая в экстазе.

Патроны у них иссякли почти синхронно, и Марк крикнул Римме:

- Давай!

Та вскочила во весь рост, оскалилась как волчица и принялась расстреливать Толика, всаживая пулю за пулей. Коротышка рухнул на лавку, но другой стрелок уже выходил из транса и нашаривал запасной магазин.

Римма снова пригнулась, спряталась, но это была только отсрочка - в её пистолете тоже не осталось патронов. Враг, подойдя, остановился напротив, навёл оружие. Предвкушая новую очередь, он, похоже, совершенно забыл, что дочь хозяина нельзя убивать.

За окнами раздался громкий хлопок. Автоматчик пошатнулся, повернул голову - и следующая пуля опрокинула его на пол. Стук падающего тела показался тихим и мягким по сравнению с недавней пальбой.

Марк хотел выглянуть и узнать, кто подоспел на помощь, но накатила слабость. Сил едва хватило на то, чтобы стряхнуть с себя семена и застегнуть рубашку. Римма, привалившись рядом к стене, тяжело и часто дышала.

Двое ментов приблизились по проходу. Юный Гаглоев был неестественно бледен, зато его револьвер блестел с ковбойским самодовольством. Кондратенко, хмурясь, пожёвывал русый ус.

- Вас же вроде по рации отозвали, - с трудом проговорил Марк.

- Было дело, - пробурчал Кондратенко.

- Чего ж вернулись?

- Да так. Пострелять, развеяться.

Римма хмыкнула, а сыщик полюбопытствовал:

- С нами теперь что будет?

- Хороший вопрос, земляк. Давай-ка на воздух выйдем. И ты, красавица, тоже - только пушечку свою брось, она тебе ни к чему.